Тудора, которых насчитывалось свыше тридцати тысяч, – утешил расстроенного легата нотарий Первика.
– Но они вряд ли сумеют взять Картахену, – поморщился Викентий.
– Не берусь судить, падре, – вздохнул Первика. – Знаю только, что Лиссабон они взяли за один день, а готский стан разгромили в одну ночь.
– Ты уже виделся с Майорином?
– Дукс Ратмир считает, что именно ты, падре, должен представить меня ему, как очевидца страшных событий.
– И что ты скажешь императору?
– Скажу, что страхи по поводу пиратов, напавших на Галисию, сильно преувеличены. Варенги и франки помогли свевам рекса Миодрага разгромить готов Тудора, но на Картахену они не пойдут.
– Ну что ж, светлейший Первика, я представлю тебя божественному Майорину, думаю, императору полезно будет узнать правду из первых рук.
Падре Викентия погубило сладострастие. Грех вполне простительный в людях молодых и полных нерастраченных сил. Даже строгая матерь церковь, в лице иерархов, снисходительно порой смотрела на проступки своих служителей, вызванные зовом бунтующей плоти. И пока смазливый монашек Викентий путался с городскими потаскухами, это никого особенно не волновало. К сожалению, судьба столкнула Викентия с падре Себастианом в одном из отдаленных монастырей. Среди братии ходили упорные слухи, что Себастиан провинился перед сильными мира сего, чуть ли не перед самой императрицей Галлой Плацидией. Викентий, отправленный в глухую обитель заботливым епископом Львом замаливать грехи юности, близко сошелся с благочестивым падре. От него он и узнал о ведьме Пульхерии и о демонах, которых эта мерзкая колдунья насылала на христиан. Викентий, со свойственным всем юношам пылом, поклялся падре Себастиану, что выведет колдунью на чистую воду, и тот благословил его на подвиг во славу Христа. Увы, Викентий не рассчитал своих сил. Его в который уже раз подвела слабость к женскому полу. Пульхерия без труда завладела не только телом молодого священника, но и его душой. Викентий пал так низко, что открывал ей тайны исповеди, хотя отлично знал, что матрона беззастенчиво использует сведения, полученные от него, в своих далеко не безвредных целях. Увы, даже смерть Пульхерии от рук наемных убийц не принесла падре облегчения. Письма, которые он писал этой женщине, попали в руки демона, коим благочестивые христиане справедливо считали ее сына, дукса Ратмира. С тех самых пор падре потерял покой. Многие служители церкви считали его еретиком и не единожды говорили епископу Льву о связях близкого к нему человека с самыми отъявленными язычниками. Многие называли Викентия сыном монсеньора Льва, но это было неправдой. Викентий доводился Льву всего лишь племянником. К тому же незаконнорожденным. И дабы прикрыть грех сестры, благородный Лев не стал пресекать слухи, бросающую тень на его безупречную репутацию. Увы, в последнее время здоровье римского епископа оставляло желать много лучшего, и перед Викентием во весь рост встала почти неразрешимая задача – найти могущественного покровителя раньше, чем многочисленные враги успеют лишить его сана, а значит, и средств к существованию. Таким покровителем мог бы стать Майорин, но зять божественного Авита не спешил выказывать Викентию своего расположения. И тому были веские причины. Майорин заподозрил падре Викентия в подлоге, и к этому, надо признать, у него были серьезные основания. Кто подменил письмо Майорина к тестю, так и осталось загадкой для умного падре. Возможно, это сделал сенатор Скрибоний, возможно – сам Орест. Но, так или иначе, божественный Майорин остался в дураках. И будучи человеком самолюбивым, он не стал выводить расторопного комита агентов на чистую воду, а отложил сведение счетов с ним до лучших времен. А то, что эти времена наступят после победы над вандалами, не сомневался ни сам Майорин, ни падре Викентий. К участи Ореста и Скрибония легат был абсолютно равнодушен. А вот собственная судьба не могла его не волновать. Викентий жаждал сохранить и жизнь, и положение в церковной иерархии и ради этого готов был на многое, если не на все.
Проводив нотария Первику, Викентий впал в глубокую задумчивость, из которой его вывел преданный Феон. Этого пронырливого молодца легат выудил с римского дна и ни разу не пожалел о затраченных усилиях и деньгах. Феону можно было поручить все, от кражи до убийства, но, к счастью, в подобных его услугах Викентий пока не нуждался.
– Она пришла? – спросил падре.
– Да, монсеньор, – склонился в поклоне проныра.
Если судить только по внешнему виду, то мир еще не видел человека более благочестивого, чем Феон. Внешность, конечно, бывает обманчивой, но не до такой же степени! А этот буквально сочился честностью и добросердечием.
– Зови, – небрежно бросил Викентий.
Конечно, Феон вообразил, что эта юная особа понадобилась легату для плотских утех. Но в данном случае он ошибался и очень крупно. От таких женщин, как Веселина, Викентий предпочел бы держаться как можно дальше. Вот уж действительно достойная дочь своей матери- ведьмы. Знать бы еще, кто из многочисленных любовников матроны поспособствовал ее появлению на свет. Себя легат исключил из этого ряда, поскольку познакомился с Пульхерией через год после рождения ее дочери.
– Дукс Ратмир очень надеется на твою расторопность, падре Викентий, – спокойно произнесла Веселина, присаживаясь на стул, радушно предложенный ей легатом. Если бы Викентий не знал совершенно точно, что эта молодая женщина чудовищно богата, он, конечно, предложил бы ей более чистую одежду из своего гардероба. Но Веселина носила свой затрапезный наряд вовсе не из беспросветной нужды, а исключительно для того, чтобы не привлекать к себе повышенного внимания.
– Зачем он прислал ко мне этого чудака-нотария? – нахмурился легат.
– Рассказ Первики должен успокоить Майорина. Пусть римские легионы останутся в своих лагерях.
– Значит, нападение на Картахену отменяется?
– Нет, падре Викентий, – покачала головой Веселина. – Нападение состоится в день смерти божественного Майорина.
– Вот как? – вскинул брови легат. – И когда это случится?
– Через два дня, – спокойно отозвалась Веселина.
– Но ведь Майорин здоров?
– Он заболеет сегодня, – твердо произнесла юная ведьма. – Сразу же после того, как вы с Первикой посетите его.
– А что, у нотария дурной глаз?
– Нотарий тут ни при чем, – покачала головой Веселина. – Это тебе, Викентий, предстоит привести в исполнение приговор, вынесенный русами Кия.
Легата передернуло от отвращения, он едва не выругался сквозь плотно стиснутые зубы, но сумел сдержать порыв, идущий от самого сердца:
– А если я откажусь?
– Твои письма к матроне Пульхерии будут переданы в надлежащие руки.
Викентию не следовало задавать вопрос, ответ на который был очевиден. Чтобы скрыть грехи прошлые, ему предстояло совершить еще один, самый страшный. Конечно, божественный Майорин не был агнцем и заслуживал кару за свои преступления. Вот только кто и по какому праву вынес ему приговор?! О русах Кия Викентий знал только понаслышке. Возможно, все разговоры о них являлись выдумкой ловких людишек. Но, так или иначе, божьей волей или волей ада, Викентию предстояло стать палачом. Или ничтожеством, если он откажется выполнить свою роль в этой жуткой языческой мистерии. Никто не знает наперед своей судьбы. Но если Викентий дрогнет сейчас сердцем, то будущего у него уже не будет. Ни великого, ни ужасного. В лучшем случае его ждет прозябание, в худшем – смерть.
– Возьми это, – протянула Веселина собеседнику небольшой серебряный флакончик. – Одной капли будет достаточно, чтобы человек, полный сил, ушел туда, где его уже заждались.
Викентий взял в руки чужую смерть, не дрогнув ликом. Ни страха, ни раскаяния он не чувствовал. Он остался невозмутимым даже тогда, когда опрокинул содержимое миниатюрного сосуда в чужой кубок. Майорин держал сейчас этот кубок в руках, но пить почему-то не торопился. Он с таким вниманием и терпением выслушивал рассказ словоохотливого Первики, словно именно от этого зависела его жизнь.
– Что ты думаешь по этому поводу, Викентий?
– Дукс Ратмир воспользовался ситуацией, чтобы поправить свои финансовые дела, – равнодушно пожал плечами легат. – Лиссабон – богатый город, а готы Тудора слишком расслабились после победы, которую ты им великодушно подарил, божественный Майорин.
– Значит, на Картахену они не пойдут?
– Это было бы безумием, – покачал головой Викентий. – Твое здоровье, божественный Майорин.
Легат осушил кубок до дна, дабы своим небрежением не оскорбить достоинство императора. Его примеру последовал нотарий Первика. А потом и Майорин поднес кубок к тонким губам. Пил он медленно, смакуя прекрасное испанское вино, но как ни вглядывался Викентий в его лицо, он так и не обнаружил на нем печати смерти.
– Я оставлю в Картахене надежный гарнизон, – сказал император, отставляя в сторону кубок. – Через два дня мы отплываем, и да поможет нам Бог возродить славу Великого Рима.
Викентий промаялся целую ночь, а заснул только под утро. К сожалению, сон его продлился недолго. Верный Феон разбудил легата раньше, чем ленивое зимнее солнце осветило крыши домов. Викентий открыл глаза и с удивлением уставился на перекошенное лицо комита Модеста, одного из самых близких к императору людей.
– Божественному Майорину стало плохо этой ночью, падре Викентий. Он требует священника.
– А почему не лекаря? – удивился легат, с трудом отрывая голову от подушки.
– Лекарь уже был, – раздраженно выкрикнул Модест. – Тебе следует поторопиться, Викентий.
Увы, легат не застал императора в живых. Божественный Майорин скончался в страшных муках еще до появления священника,
