прощаясь, сказал:
— Жду вашу статью.
Тему для статьи подсказал случайно услышанный разговор:
— В Голдобине вон мужики запасной хлебный магазин открыли, — вели беседу двое мстерян.
— Да к чему нам хлеб-то иметь запасной? — возражал богатый крестьянин-хлеботорговец. — Ведь и без него можно обойтись, лучше составить хлебный запасной капитал. На деньги все, коли надо, достать можно.
— Не скажи, — возражал ему небогатый крестьянин, — у тебя пазуха толста, а как нашему брату понадобится хлебца-то купить да придем к тебе попросить, при крайности без денег, в кредит или под заклад, так ты нас и вздерёшь. А коли дашь без денег-то, уж, верно, в куле огреешь лишних рубля два. Да и хлеб-от отпустишь — хоть молотком разбивай. А когда будет хлебец в магазине, тогда дело-то поскладнее будет нашему брату, да и вы не так величаться-то будете.
Хлеб во Мстёру привозили издавна по воде из низовых губерний. Мстеряне побогаче торопились оптом скупить его, а потом перепродавали в разновеску бедным крестьянам с наценкой или давали в кредит и под залог.
Бедняк не смотрел, какой хлеб, не обвешивает ли его торговец, он радехонек был уже тому, что по милости торговца-богача, не имея денег, тащит домой куль муки.
Повелось даже так, что богатый торговец закупал хлеб двух сортов, соответственно и платя, как за два сорта. Потом же он хлеб второго сорта сбывал весной бедняку-крестьянину по цене первого.
То, о чем переговаривались крестьяне, Голышев и сам давно обдумывал вместе с отцом-старшиной. Тут Иван Александрович и решил написать в газету о хлебных магазинах, вопрос этот волновал многих, и не только во Мстёре.
Он так и сделал. Начал заметку с диалога мужиков. Потом рассудил, что бедному крестьянину хлебный магазин необходим. В нем он может взять весною муку по цене 6 рублей 50 копеек, и это уже дешевле, чем у перекупщиков, а вернет долг в сентябре, когда хлеб стоит уже только четыре рубля. Такова была его стоимость в зависимости от сезона. И будет, рассуждал Голышев, и крестьянам хорошо, так как не надо в трудное время идти кланяться богачу и брать у него плохую муку, и у магазина из процентов за пользование хлебом будет расти капитал, а значит, и запас муки.
В девятом номере за 1862 год, 12 мая, первая заметка Ивана Александровича Голышева «Нужно ли иметь хлеб в запасных магазинах там, где нет хлебопашества» была опубликована во «Владимирских губернских ведомостях».
Магазин с запасным хлебом вскоре и был открыт во Мстёре старшиной Александром Кузьмичом Голышевым. Раскольники-хлеботорговцы затаили на Голышевых еще одну тяжкую обиду, ибо хлебный магазин лишал их солидных барышей и заставлял искать новый источник доходов.
Первая удача в качестве корреспондента придала перу Ивана Голышева уверенность, и он тут же сел писать в газету о своей, открытой уже, школе. Тихонра-вов охотно опубликовал и эту статью, через два номера после первой.
«В слободе Мстёре Вязниковского уезда, — говорилось в статье без подписи, — 22 апреля произошло торжественное открытие библиотеки для чтения и воскресной школы рисования…»
Иван Александрович пожертвовал школе 100 оригиналов и все принадлежности к рисованию, 20 учебников, «назидательных и исторических», и 20 экземпляров прописей по чистописанию, а в библиотеку — журналы и до 50 своих книг.
Школа разместилась в ранее пустовавших комнатах Правления, и к открытию ее в классы записалось уже 28 человек.
Даже прослезился Иван Александрович, когда мальчики Мстёры и окрестных деревень после торжественных речей на открытии школы уселись перед ним и смотрели на него вопрошающе. Мгновенно вспомнился его первый день в Строгановской школе, когда он, такой же вот несмышленыш, начал учиться рисовать под руководством профессоров Строгановки.
Двадцатичетырехлетний учитель рисования Иван Голышев очень хотел походить на тех своих учителей.
Занятия шли с одиннадцати до четырех часов дня, в зависимости от погоды, в ненастье они продолжались дольше, чтобы при хорошей погоде дети могли употребить остальное время для гулянья. И, наверное, не было в России еще такой демократической школы, которая бы в своих занятиях пристраивалась даже к погоде и помнила, что детям еще и погулять надо.
Иван Александрович разрешал ученикам, как это делалось в Строгановской школе, брать оригиналы домой, чтобы и на неделе, в свободное время, порисовать.
То, что дети добровольно и охотно посещали школу, было для их учителя большой радостью. «Призвание это, — писал он, — благодаря провидению, оправдывает мои труды, которые я исполняю с живейшим участием».
Около трехсот человек записалось в голышевскую библиотеку. Православные крестьяне приняли школу и библиотеку «с истинным радушием», а раскольники говорили: «Да к чему нам это ученье, мы и без того жили, да и деньги нажили».
А так как православные были в основном — бедняки, то и получилось, что материально поддержать новую школу было некому. Только князь Владимир Петрович Мещерский, чиновник особых поручений при министре внутренних дел, бывавший во Мстёре, прислал несколько религиозных и исторических книг да велел раздать детям полсотни экземпляров евангелий «на русском наречии», что и было исполнено торжественно, с богослужением и водоосвящением, окроплением святой водой книг, с назидательными речами.
Посещение школы было абсолютно вольным. По воскресеньям торгующие родители нередко увозили детей с собой, привлекали их при отпуске икон офеням, и все-таки в классах постоянно находилось от пятнадцати до тридцати учеников.
В их распоряжении были иностранные гравюры на стали, оригиналы духовного содержания, способствующие правильной иконописи, краски, кисти, бумага, карандаши, перья.
Одно огорчало Ивана Александровича, что иногда, в его отъезды, школу приходилось закрывать, ибо так и не нашлось у него помощника хотя бы на эти дни.
Даже мастера-иконники стали отдавать в школу своих сыновей. Однако ни один из них не захотел помочь Голышеву в обучении ребятишек.
«Конечно, я могу действовать один, — писал Иван Александрович в газете, — без участия других лиц в образовании детей, по мере моих сил, — но еще было бы лучше, когда занимались два или три лица: выдавать бума-гу> карандаши, краски и проч., преподавать и в это же время принимать, записывать и выдавать книги и журналы — все это одному не так-то удобоисполнимо».
Но земляки не вняли его призывам.
Через газету он излагает свой общий взгляд на образование крестьян. Убеждает, что воскресные школы надо открывать и тогда, когда крестьяне этого не хотят: «…Может быть, сначала они и не очень удачно будут оправдывать открытие школ, но впоследствии… сами же крестьяне оценят благодеятельное направление их… и, вероятнее всего, у них явится желание посвятить праздник на это доброе дело…»
На своем опыте он уже знал, что не везде найдутся учредители и преподаватели-добровольцы для таких школ, и предлагает: «…при содействии местного начальства избираются же лица во всякого рода общественные должности, — так же собственное их образование есть польза общества, поэтому следовало бы вменить в обязанность старшинам убеждать крестьян избирать лицо, долженствующее заниматься личным участием в преподавании образования в воскресной школе, нет сомнения, что из тысяч душ найдется хотя один грамотный, если не в полном смысле слова, то, по крайней мере, он будет способствовать к развитию первых правил грамотности… конечно, еще бы лучше, если бы приняло этот труд на себя местное духовенство».
Вначале школа, несмотря на недовольство раскольников, процветала. Число учеников в ней возросло де шестидесяти пяти. Занимались в ней уже не только мстёрские ребятишки и молодые люди, а и крестьяне из окрестных деревень и даже из соседних уездов.
Частенько вместе с детьми в классы являлись и родители, посмотреть, чем тут занимаются, да и самим подучиться. Немало было и просто любопытствующих, проезжающих по тракту чиновников и
