l:href='#n_85'>[85] и Герц[86]. Именно что молодые – Александру было всего двадцать шесть, а Генриху – двадцать восемь лет. Но работали ребята вполне успешно, отлично дополняя друг друга. Сработались будущие знаменитости настолько, что все научные диспуты вели на жуткой тарабарской смеси русского и немецкого, понятной только им двоим. Поэтому надежда, что первый действующий радиоаппарат появится достаточно скоро, была небезосновательной! Естественно, что я не позволю Герцу умереть в возрасте 36 лет!
Но мало иметь творчески мыслящих, грамотных инженеров – нужны квалифицированные рабочие руки, станки, точная измерительная аппаратура и инструменты. А вот с этим в России была самая большая напряженка. Отечественных станков не было вообще. И такая ситуация в реальности сохранится вплоть до Первой мировой! Имеющийся на Канавинском заводе станочный парк годился только на металлолом. Обновление парка шло за счет закупки станков в САСШ – тогдашнем лидере машиностроительной индустрии. На все эти токарно-револьверные, токарно-лобовые, токарно-карусельные, радиально- сверлильные, горизонтально-расточные, продольно-строгальные, карусельно-фрезерные, кругло- шлифовальные, зубофрезерные и прочее, прочее, прочее мною была потрачена просто астрономическая сумма. Если бы перед началом модернизации я не создал избыток свободного капитала – то разорился бы в кратчайшие сроки. Сейчас проектированием «на фирме» занимался Семен Степанович Степанов. Высококлассный инженер-самоучка, в реальности создавший (пятью годами позже) нормально функционирующий комбайн из токарного, фрезерного и сверлильного станков. Однако в настоящий момент до собственного производства станков было еще далеко – два-три года. Да и то – на первое время покроем только собственные нужды, для продажи наши станочки дороговато выходят – мы планировали сразу оснащать станки электроприводом.
А квалифицированные рабочие? Да нужного мне количества токарей, фрезеровщиков, просто литейщиков – физически не существовало в природе! Персонал приходилось обучать на месте, без отрыва от работы. Сколько косоруких увальней мне пришлось выгнать к чертовой матери, прежде чем цеха перестали гнать 60–70 процентов брака! Зато оставшиеся постепенно становились мастерами своего дела, переставшими вздрагивать при словах «допуск в одну сотую». Дальнейшую потребность в персонале я планировал покрывать за счет выпускников созданной при заводе школы – нечто вроде ФЗУ. На занятия в этом профессионально-техническом училище ходили не только подростки 14–15 лет, но и ребятишки в возрасте. И довольно часто я видел на вечерних уроках здоровенных деревенских парней, только-только «от сохи», которые с напряженным вниманием слушали учителя и старательно выводили в тетрадках закорючки. Кстати, одним из учителей при училище работал Константин Эдуардович Циолковский, выписанный мной из своего Мухосранска[87]. В текущем, 1886 году ему исполнилось всего 29 лет, и никакой научной школы он пока не создал. Но уже успел написать несколько интересных статей, одна из которых – объемистое сочинение «Теория и опыт аэростата, имеющего в горизонтальном направлении удлиненную форму». Гоняя с ним по вечерам чаи в нашем «научном клубе», я горячо обсуждал ТТХ его оригинальной конструкции дирижабля с тонкой металлической оболочкой.
«Научным клубом», с легкой руки Попова, стали называть заводской «кафетерий», где по вечерам собирались все инженерно-технические работники моего завода. Здесь пили кофе, чай, пиво, а иногда и кое-что покрепче. Обсуждали разные технические новинки, спорили до хрипоты, иной раз и ругались. Этот «научный клуб» стал центром кристаллизации интеллектуальной мощи моего завода. Здесь можно было в неформальной обстановке довести до людей любые новые идеи и научные направления, которые в другом месте были бы встречены в штыки, а здесь, после пары кружек пива – отлично ложились на неокрепшие умы моих сотрудников. Здесь же три раза в неделю для инженеров лично мною проводились лекции с целью «повышения квалификации». Именно на этих лекциях я ввел в обиход изометрические чертежи-эпюры, которые на тот период времени считались секретным ноу-хау французов. Именно здесь я вбивал в головы инженеров, что ускоренное развитие техники не может совершаться без широкого использования результатов научных исследований. И каждое новое научное открытие просто обязано становиться основой для очередного изобретения!
К счастью, я помнил аксиому, до которой здесь еще не додумались, – залог успеха – в специализации процессов и разделении труда. Как говаривал незабвенный Ильич: «Для того чтобы повысилась производительность человеческого труда, направленного, например, на изготовление какой-нибудь частички всего продукта, необходимо, чтобы производство этой частички специализировалось, стало особым производством, имеющим дело с массовым продуктом и потому допускающим применение машин»[88].
На очереди было создание поточных и конвейерных линий – Генри Форд будет отдыхать! В общем-то, уже сейчас часть производства, стараниями Даймлера (с моей подсказки), переводилась на конвейер. В частности, «на широкий поток» было поставлено производство столь необходимых в России, на данный исторический период, стальных рельсов. Рельсы на моем заводе выходили самыми дешевыми по стране. И, с учетом нарастающего объема производства, я надеялся на скорую монополизацию этой отрасли. Что неминуемо приведет в дальнейшем к разорению конкурентов и скупке, с последующей модернизацией, их заводов. Свободные денежки на это у меня уже были припасены…
Но, к моему глубочайшему сожалению, похвастаться такими же достижениями в других областях я не мог. И дело тут было вовсе не в технологиях, а скорее в экономике. Большинство товаров, которые мой завод мог выпускать массово, просто не востребованы в современной России.
И эта невостребованность – вовсе не частное явление. Вся более-менее современная российская промышленность страшно угнетена, вследствие отсутствия нормального рынка сбыта своих товаров. По этой причине практически повсеместно начались сокращения производств. Пока еще малозаметные.
И виной всему – чрезвычайно низкая покупательная способность населения. У народа элементарно нет денег на все современные технические навороты. А еще в дело вмешивается деструктивная психология масс. Вот сделали инженеры на моем заводе новую конную сеялку, которой не будет аналогов еще лет пять-семь. И что? Думаете, крестьяне бросились покупать такое полезное приспособление? Не тут-то было! Крестьянство в России – самая консервативная часть общества. А инициатива отдельных светлых голов мощно гасится общинной системой. До предложений Столыпина – как до Луны пешком, вот и вся надежда, что «милый друг» Николаша, взойдя на престол, озаботится реформой в сельском хозяйстве в первую очередь! А пока цех, вполне могущий выдавать 300–400 сеялок в месяц, делает 50–70, которые раскупаются немецкими колонистами с юга…
А имеющий свободный капиталец потребитель, вследствие существования односторонне направленного для защиты промышленности протекционизма, предпочитает отечественным товарам заграничные. До внедрения в жизнь лозунга «Поддержи отечественного производителя!» оставалось почти 150 лет, и некому здесь и сейчас начать пропаганду российских товаров. Которые, при сходном качестве, были все-таки несколько дороже в цене. Но и в таких условиях некоторые особо одаренные предприниматели еще и умудрялись накручивать по 100–200 процентов на себестоимость товаров!
Так, к примеру, немецкие заводчики из Силезии предлагают кровельное железо по цене 2 рубля 55 копеек за пуд, а российские заводы ставят цену 2 рубля 60 копеек за пуд. При этом таможенный сбор для немцев – 97 копеек. В первый момент мне хотелось воскликнуть: ну, увеличь ты для немцев таможенную пошлину, поддержи земляков! Но потом я узнал себестоимость «родного» железа – 1 рубль 50 копеек. Да у этих горе-торгашей железо быстрее сгниет на складах, чем они его продадут! Пришлось мне устроить в этой товарной группе тотальный демпинг. За счет введения в производство новых марок стали и использования вместо паровых молотов прокатных станов я добился снижения стоимости кровельного железа до 1 рубля 15 копеек за пуд. И рынок кровельных материалов упал к моим ногам! Только за счет этих продаж удалось отбить кучу денег, вложенных в станочный парк и конструкторские бюро.
Как на меня после этого ополчились «земляки»! Дошло до прямых наездов – то в одном, то в другом общественном месте на меня пытались бросаться с кулаками полупьяные бородатые купчики. Впрочем, такие нападения всегда оканчивались одинаково – Ерема от души давал по чавке этим мужичкам. Всегда хватало одного удара. А мне так и вообще не приходилось рук марать.
В сфере мелких скобяных товаров нашему заводу вообще не было равных – ни по цене, ни по качеству, ни по предлагаемому ассортименту. Гвозди, болты, винты, шурупы, гайки – мы продавали эти изделия уже не сотнями, а тысячами тонн! В срочном порядке пришлось вводить стандартизацию – теперь гвозди шли 24 типоразмеров, а для винтовых изделий взяли метрическую систему. Огромным спросом пользовались лезвия
