пологим шагом нарезов. Потому как патрон, используемый этим оружием, был совершенно оригинальной разработки – его изобретение было, пожалуй, единственным новшеством, привнесенным в этот мир мною лично. Вот некоторые характеристики моего патрона:
калибр – 6,35 мм;
начальная скорость – 840 метров в секунду;
дульная энергия – 2500 джоулей;
поперечная нагрузка – 0,250;
вес пули – 6,7 грамма;
длина гильзы – 45 мм.
Естественно, что порох был бездымным, на основе нитроцеллюлозы. Гильза без выступающей закраины, стальная, покрытая защитным лаком (задел для массового выпуска, когда не напасешься меди и латуни), пуля остроконечная, в стальной рубашке, с кольцевой выемкой, для лучшего крепления в гильзе.
Такой патрон сочетает в себе мощность традиционных «пулеметно-винтовочных» патронов и небольшую отдачу, позволяющую вести эффективный автоматический огонь «с плеча». Еще в XXI веке, при планировании экспедиции в прошлое, я решил не заморачиваться с традиционными патронами калибров 7,62х54 ммR и 7,62х39 мм. Пусть с самого начала у нас будет единый патрон для винтовок, легких пулеметов, карабинов, автоматов. Ведь гораздо удобнее создавать стрелковые комплексы под уже готовый боеприпас.
Из-за применения нового патрона «моя» винтовка имела несколько другие габариты в сравнении с прототипом: общая длина – 873 мм, длина ствола – 500 мм, вес с патронами – 3,22 кг. С таким стволом и боеприпасом винтовка имела убойную дальность стрельбы в два километра, прицельную дальность – полтора, а эффективную – восемьсот метров. На рынок оружие было выставлено как спортивное и для охоты на мелкую дичь, благо тогдашнее законодательство Российской империи позволяло производить и продавать любые виды вооружения, вплоть до пулеметов (которые еще нужно было изобрести) и пушек. Данный сектор стрелкового оружия носил романтическое название «Монте-Кристо», и занимали его в основном всякие мелкашки под патроны кругового воспламенения. Еще на полигонных испытаниях я в шутку назвал свое детище пищалью, однако кличка прицепилась настолько прочно, что винтовка фигурировала под этим названием в рекламных буклетах и каталогах.
Популярность пищали у покупателей взлетела до небес всего через месяц после начала продаж. Винтовку покупали в розницу, покупали оптом, платили авансы за еще не выпущенные партии. Причем дорогие и дешевые модели скупались одинаково тотально. Скупали модели с березовыми и ореховыми ложами, с гравировкой на стволе и без. Скупали в подарочных, обитых сафьяном ящичках из палисандра и просто завернутые в замасленную ветошь. А уж на модели с новинкой – диоптрическими прицелами нашей разработки – просто записывались в очередь на полгода вперед.
Сгоряча я даже хотел выпустить модель с 3-кратным оптическим прицелом, благо мои стекольщики все-таки смогли сварить стекло хорошего качества, достаточно прозрачное и без пузырьков, и неплохо отшлифовать линзы. Но, подумав, от этого опрометчивого шага отказался. С оптикой моя винтовка, хоть и недотягивая до уровня «нормальных» снайперок, все-таки являлась для этого времени безусловным Ьberwaffe[99]. И мне, памятуя о судьбе Джона Кеннеди и в преддверии глобального мирового передела, как-то не хотелось в один прекрасный день появиться в перекрестии прицела. Ведь воспроизвести конструкцию комплекса «оружие-прицел» было несложно, а уж те же англичане легко могли сделать такой комплекс на базе своего «энфильда». В общем, кончилось тем, что сделать винтовку с оптикой мои мастера сделали, но в продажу она не пошла. Пусть останется козырем в рукаве.
Пищаль совершенно не годилась для охоты на любого крупного зверя, но зато идеально подходила для охоты на себе подобных. Больших войн сейчас не было, да и не готовы были государства с ходу перевооружаться на винтовки такого устройства и такого калибра. Однако разного рода авантюристам пищаль явно пришлась по вкусу. До меня неоднократно доносились слухи об успешном ограблении почтового дилижанса на Техасщине или в жаркой Африке. Хорошо еще, что в России народ, в массе своей, был более мирным.
Несколько оружейных заводов (в том числе и нагло обворованные братья Маузеры) пытались скопировать отдельные узлы пищали, но мои представители четко отслеживали такие поползновения и жестко пресекали их исками в суд. Денег на патенты я не пожалел – взял на самые мелкие детали, подробно описав каждую. Поэтому все судебные процессы были безоговорочно выиграны. Конкуренты попали на солидные штрафы, а фирмочка братьев Наганов[100] так даже и разорилась!
Поняв, что таким путем меня не обскакать, оружейники наперебой стали обращаться с предложениями о продаже лицензии на производство. Но я был неумолим – кукиш был показан всем без исключения.
Я, конечно, понимал, что, выпуская магазинную многозарядную винтовку в середине 1886 года, сильно рискую. Вокруг ведь отнюдь не дураки сидят. И те же англичане, поняв устройство, могут копировать в случае нужды мое изобретение десятками тысяч. Но, кроме собственно механизма, они не смогут скопировать технологии. Без спектроскопа никогда не смогут определить состав идущей на стволы стали. А уж об освоении производства патронов конкуренты могут даже не мечтать! Поточную линию я выстраивал сам, не доверяя даже главному инженеру завода Даймлеру. Он хоть и неплохой человек, но все ж таки немец!
Вполне закономерен вопрос, почему я не дождался момента, когда капитан Мосин закончит свою винтовку. Дело в том, что винтовка системы Мосина, воспетая советской пропагандой как великолепное оружие, была хоть и не самым плохим, но совсем не идеальным образцом. Безусловно, на тот исторический период «мосинка» отвечала выставленным к ней требованиям – она была проста, дешева в изготовлении и обслуживании, доступна даже малообученным солдатам, в целом прочна и надежна, имела хорошие для своего времени баллистические качества. С другой стороны, сами по себе требования в значительной мере основывались на уже устаревших представлениях о тактике и роли стрелкового оружия. К примеру, тогда практиковалась залповая стрельба на расстояние в 2 (два!) километра! На таком расстоянии даже в двухэтажный дом попасть сложно, что уж говорить о маневрирующем человеке? Мало того – стараниями многих отечественных «гениев» тактики был вытащен на свет божий слоган Суворова (Александра, а не Виктора!): «Пуля – дура, штык – молодец!» В силу этих, а также еще ряда причин винтовка системы Мосина имела ряд значительных недостатков. Устаревшей конструкции штык, постоянно носимый примкнутым, утяжелял оружие в целом, к тому же снижая маневренность и без того длинной винтовки. Горизонтальная рукоятка затвора, менее удобная при переноске оружия и перезаряжании, чем загнутая книзу, и расположенная слишком далеко впереди от шейки приклада (что замедляло перезаряжание и способствовало сбиванию прицела при стрельбе). Кроме того, горизонтальная рукоятка по необходимости имела небольшую длину, а это требовало значительных усилий для извлечения застрявших в патроннике гильз (дело нередкое в условиях окопной жизни). Предохранитель требовал для своего включения и выключения отнятия винтовки от плеча. Тогда как на иностранных образцах, «маузере», «ли-энфильде», «спрингфильде М1903», он мог управляться большим пальцем правой руки, без изменения хвата и положения оружия. В общем и целом винтовка Мосина представляла собой довольно типичный образец русской и позднее советской оружейной идеи, когда удобство в обращении с оружием и эргономика приносились в жертву надежности, простоте в производстве и освоении, а также дешевизне. Посему слава русского оружия, добытая в двух мировых войнах и зачастую приписываемая самой винтовке Мосина, все- таки в большей степени принадлежит не оружию, а людям, невзирая на все недостатки оружия умевшим использовать его достоинства, воевавшим и победившим врага, зачастую имевшего лучшее с технической точки зрения оружие[101].
После триумфального появления революционной, в техническом плане, винтовки я скорректировал программу разработки новых вооружений с учетом новых реалий. Поскольку в борьбе с моими адвокатами небольшая семейная мастерская «Fabrique d’armes Emile et Leon Nagant» [102] разорилась, оставшиеся не у дел братья Эмиль и Леон получили предложение поработать на своего обидчика. С предлагаемыми суммами оплаты их труда я, как обычно, не стеснялся – деньги бельгийцам были предложены немаленькие, превышающие самые крупные доходы от их собственного
