Чем замечателен Нижний зимой? О, об этом Иван Михайлович Рукавишников мог бы рассказать многое. Тут вам и белый до рези в глазах снежок, приятственно похрустывающий под ногами, тут и солнышко, чьи лучи так и отплясывают на чистеньких резных домах. Попадаются, конечно, каменные, и в преизрядном количестве – не в Сибири, поди, живем, но они именно что не портят пейзаж. На все это накладывается традиционная (или нетрадиционная, для Руси-то) трезвость Нижнего Новгорода. После одного примечательного события, имевшего место в 1378 году от Рождества Христова на реке Пьяна, южные новгородцы пьют на порядок меньше своих северных тезок. И на порядок меньше всех остальных русских вообще. А Волга, а санки, а новомодные голландские коньки…
Вот только ни о чем подобном Иван Михайлович рассказывать не собирался. Все это для одаренных поэтов да писателей. Между прочим, надо бы парочку припрячь описывать красоты. И им сытней, и нам, очень может статься, пригодится в ближайшем будущем. Рукавишников-старший, будучи генералом банковских транзакций и гением крупнооптовых негоций самым разным товаром, высоко ценил свое умение и понимал, как трудно новичку и сущему неумехе пытаться тягаться с ним, бравым. Не одного такого скушали, да будет известно, и дай бог не одного еще скушаем. Надо думать, и в поэтическом мире так же – начнешь сдуру природные красоты посконным языком описывать, так засмеют в два счета и мигом пояснят, где этакому описателю место.
Да и некогда, признаться, красотами заниматься. Вон он, малоприметный домик, искомая и вожделенная цель. Все гости – или, точнее, хозяева – уже собрались, пора бы и навестить их. Борис Митрофанов – местный, Николай Еремеев – москвич, как один – купцы первой гильдии. Фигуры крайне серьезные: считай, миллионов с полсотни на обоих приходится. Торговля лесом, хлебом и прочими дарами земли, которые вкушают русские люди, стройматериалами – от досок до гранитных плит. Местный вдобавок имеет нешуточный речной флот. А москвич – один из крупнейших виноторговцев… или, точнее, водкоторговцев. А учитывая, какую дрянь, пусть и дешевую, наливают в его кабаках (ах да, простите, с 1885 года у нас никаких кабаков и нет вовсе – есть трактиры, читайте, господа хорошие, Питейный устав…), очень может статься, и сивухоторговец.
Фелейзен Константин Константинович – скромнейший дядюшка, всего-то и навсего член Попечительского совета Санкт-Петербургского коммерческого училища, 10 лет как бельгийский консул. Русская душа широка, Бельгию она на карте без колоний и вовсе не разглядит. А о том, что сей дядюшка заодно трудится на одну контору со скромным и непритязательным названием Bank of France, знает не так уж и много русских душ.
Плюс Митенька Рюмин, облеченный доверием представитель сразу нескольких торговцев разной железной снастью, от рыболовных крючков до обуховской брони к броненосцам. Он, стервец, загадочно намекает, что есть на самом деле приставочка «Бестужев» у его фамилии, но уж нам-то известно – Митенька доподлинный и потомственный Шниперсон. Из тех выкрестов, которых в процессе крещения хорошо бы опустить в воду с головой да и подержать там минуток десять для надежности. Заметим, к слову, что среди выкрестов не так уж и много мерзавцев, но если уж попадаются, то как раз такие вот Рюмины. И ведь дела ведет через место, из коего ноги растут, до чего дошло, с пуда кровельного железа хочет больше рубля барыша, у немцев покупать – и то дешевле! Ан ведь держат, доверием облекают.
Что свело вместе столь разных людей? О, далеко не только то, что все они – довольно-таки дешевые мерзавцы. У каждого из них, видите ли, вырос зуб на господина Рукавишникова. Справедливости ради – не на него, Ивана Михайловича, а на младшенького, Александра, но с момента примирения это, в общем-то, несущественные детали. Строго говоря, Рюмин вот-вот перестанет представлять хоть кого-либо. На рынке его нанимателей братец Сашенька теперь столь же серьезен, сколь броненосец «Петр Великий» в сравнении с крейсерами легкими (кажется, по науке их полагается называть бронепалубными). А коли все будет идти как идет – так будут против него сущими канонерками. Жмись себе около берегов, пейзажи изучай, а в море-окиян не лезь.
Схожие мотивы у Бореньки и Коленьки. Мало того, что их, как слепых щеночков, вышвыривают из торговли всем, из чего на Руси Великой строят жилища, – торговые агенты Рукавишникова уже и в крестьянской среде плотно окопались. Отчего, во-первых, изрядно снижаются доходы от сугубо пищевых негоций – уж больно хорошие цены ломит Сашенька, а во-вторых, как ни странно, и от питейных заведений. Крестьяне, твари этакие, все чаще водой да квасом обходятся, последнюю рубашку снимают, но копят на косы и плуги господина Рукавишникова. Да и на сеялки его проклятые спрос растет. Хорошо еще, что в пароходства, ирод, не лезет да в питейную торговлю. Скоро только и останется водку продавать да ее же, родимую, и кушать. Ну а милейший бельгийский консул попросту кредитовал эту их затею с тем, чтобы вышибить «Стальград» с рынков. И дал несколько толковых советов – взятки чиновникам, срывавшим Рукавишникову-младшему выгодные подряды, и отчаянный демпинг Бориса начались с предложений Константина нашего Константиновича.
А вот каковы мотивы у почтеннейшего господина Джона Юза[122], скажите на милость? Это ведь своего рода легенда – этакий братец Сашенька, только уж куда постарше, уважаемей и весомей. Основатель и бессменный председатель Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производства (не будем упоминать князя Кочубея, право, он там щеки надувает и головой кивает, как китайский болванчик). И не просто основатель – он там чуть ли не каждый цех своими руками рисовал и строил, все местные инженеры его за отца родного считают. Нет, понятно, рельсы у братца получаются на загляденье, дешевле и надежней, чем у господина Юза, но чтобы в таком дерьме из-за этого искупаться…
– Шеф, мы готовы. – Это новомодное «шеф», с легкой руки братца, поминалось все чаще и чаще. И совершенно некогда Демьяна осаживать – больно уж он вместе с другими двумя казачками нужен. После подготовки в службе охраны «Стальграда» все трое стоили десятка охранников вышеперечисленных персон. А десятка не было – было четверо, все при оружии, все мужики сторожкие и битые, но именно что мужики. А казачки в иные годы и на Кавказе службу несли, и у ветеранов Крымской школу проходили. Так что…
Сам Рукавишников-старший в драку не полез. Хотя и мог бы – вот он, карманный «кольт» «новая линия». Супротив «Кистеня», конечно, пистолетик мусорный, зато и полегче, и в кармане проще носить. Но четко по жизни Иван Михайлович усвоил: что умеешь делать – делай, а ежли чего не знаешь – так и не лезь поперек батьки. Для Демьяна, Харитона и Яшки этот бой и не двадцатый даже, а он, банкир и торговец, даже и в детстве кулаками почти не махал.
И хорошо, что не полез, только его там и не хватало. Еще своих перестрелял бы, а так… Белые накидки и повадки пластунов вывели работников «Стальграда» нос к носу с охранниками. Трое амбалов как стояли, так и сели, а там и легли, несмотря на кулаки пудовые и головушки бедовые. А то ж – испытайте-ка при случае на своей бестолковке удары умелыми кулаками в хитрых рукавичках со свинцовыми вкладками. А вот четвертый пальбу открыл – и не из чего-нибудь, а как раз из «Кистеня». Харитона и Яшку снесло ажно на пару саженей – «Кистенем-то» в упор, понимать надо. Один, как уже после выяснилось, пулю в плечо получил, другой – в массивный крест на груди, спас Господь. А там и Демьян, накрепко усвоивший приказ обходиться без душегубства, добрался до этого Вильгельма, мать его, Тилля и сильно его обидел.
– Ништо, шеф, ништо, – прорвался казачий говор у разгоряченного боем казака. Две пули его каким-то образом обошли. – Усе готово.
Надо было все бросить, приглядеть за Харитоном и Яковом – да вот нельзя, никак нельзя. Впрочем, Яков держится за плечо, отнюдь не за голову или пузо… а Харитон дышит, конечно, отрывисто, но опять же на тот свет не просится. И еще от повозки бегут кучер и лекарь.
– Ладно, Демьян, пошли.
А вот дверка в избушке совсем хлипкая. Не нашей мануфактуры качества. Сени ни Рукавишников, ни Демьян словно бы и не заметили, разве что последний с глухим хеканьем врезал по зубам не вовремя подвернувшемуся служке. А вот и они, шестеро гостей на тайной вечере.
В чем, собственно, дело? А собственно, дело в последнем госте. Флаг, представитель достославного сообщества «варшавских воров», в миру – вполне благопристойный подданный Российской империи. А в действительности – человек, способный, скажем так, благополучно разрешать иные затруднительные ситуации методами, сурово осужденными законами и уложениями всех приличных государств. В основном за ним кражи, шантаж, подлоги, компрометация. Сущий Робин из Локсли, одна беда – достоверно известно, что
