— Мужайтесь, друг Лучиани! Вместе с испытанием Господь посылает нам и силы, чтобы вынести его!
К взволнованному дону Альбино подошел Феличи и протянул конверт:
— Сообщение для вновь избранного Папы, — пояснил он.
Альбино Лучиани потрясло, что сказано это было человеком, всегда голосовавшим за Сири.
Записка состояла из слов Via Crucis — Крестный Путь, символическое напоминание о Страстях Христовых. Всеобщее волнение возрастало. При виде величественных фресок Микеланджело прелаты осознали: они участвуют в действе, которому суждено войти в историю церкви, а значит, стать частью Всемирной истории.
Свершилось! На участников конклава снизошел Дух Святой, воплотившись в одного из них. По крайней мере, такого мнения придерживалось большинство кардиналов.
Исполнилась воля Господа.
В результате выиграл Лучиани, набравший девяносто девять голосов. За кардинала Сири проголосовало одиннадцать, а за Лоршайдера — один человек (Лучиани всегда голосовал именно за него).
Предопределенное сбылось. Кардиналы разразились неистовыми аплодисментами: чтобы выбрать из ста одиннадцати кандидатов, не потребовалось и дня. Удачный итог объяснялся не иначе как божественным вмешательством.
Всё завершилось в шесть пятнадцать вечера, незадолго до ужина.
Распахнулись двери Сикстинском капеллы, вошел кардинал Жан-Мари Вийо, следом — церемониймейстеры. При прежнем папе кардинал был государственным секретарем Ватикана, хранившим ключи от собора Святого Петра до самого завершения конклава. Следуя многовековой традиции, прелаты направились к сидящему Альбино Лучиани:
— Принимаете ли вы свое назначение в качестве верховного понтифика? — спросил французский кардинал.
Прелаты неотрывно смотрели на невысокого старца. Казалось, лица нарисованных Микеланджело персонажей посуровели, лишились прежней радости. Только серьезное, можно даже сказать, тягостное, гнетущее выражение. Кардиналы Рибейро и Виллебранд долго смотрели на венецианского священнослужителя. Вийо повторил вопрос, обращаясь к дону Альбино.
— Да простит вас Господь за все, что вы совершили надо мной, — ответил Лучиани после долгого молчания. — Я принимаю назначение.
События развивались в соответствии с устоявшимся за века протоколом. Серьезный, величественный ритуал, изнурительный в своей пунктуальности.
— Какое имя желаете себе избрать?
Поморгав, Лучиани после секундной заминки произнес имя, под которым решил войти в историю:
— Иоанн Павел I.
В Ватикане считается, что, избирая себе новое имя, понтифик тем самым указывает религиозное и политическое направление будущего правления. Знатоки заметили, насколько необычно началось папство Альбино Лучиани — вероятно, и сам понтифик окажется непохожим на прочих. «Теперь всё пойдет иначе», — говорили люди. Многих экспертов обрадовало непринужденное поведение понтифика: его правление началось с нововведения. Почти за две тысячи лет истории ни один другой папа не пользовался составным именем. Только Лучиани осмелился нарушить традицию, воздавая дань памяти человеку, который возвел его в сан епископа, и другому, рукоположившему его в кардинальский сан.
— Примите мои поздравления, святой отец, — произнес кардинал Кароль Войтыла.
В Сикстинской капелле воцарилась невообразимая суматоха. Несмотря на тщательные приготовления последних дней, всегда возникают какие-нибудь неучтенные мелочи, незамеченный промах или нежданный визит. Распределив обязанности, кардиналы сновали из стороны в сторону с воодушевлением, свойственным всякому, осознающему собственную причастность к историческим событиям.
Лучиани проводили в часовню — закончить предписанные ритуалы и, по обычаю, помолиться. Другие прелаты жгли бюллетени для голосования и добавляли в огонь вещества, придававшие дыму, фумате, белый цвет. Но тысячи верующих, собравшихся на площади, заметили, как в белоснежных кольцах вьются почерневшие клубы — должно быть, из-за скопившейся в дымоходе сажи. Может быть, нового папу так и не избрали?..
Братья Гаммарелли, придворные ватиканские портные, поссорились, подбирая подходящую случаю сутану. В известнейшем ателье Рима вот уже несколько десятилетий подбирали для каждого конклава по три одеяния: малое, среднее и большое. Но на этот раз приготовили и четвертый размер — самый крупный. В Риме поговаривали, что могут избрать монсеньора весьма плотного телосложения. Конечно же, тот, кого выберут, окажется довольно широк в плечах, хотя имя его ни разу не упоминалось экспертами ни по телевидению, ни на радио. После множества подгонок платья, после того, как будущим папой называли Альбино Лучиани, тотчас же пророча успех другому кандидату, портные наконец-то оказались довольны подобранной мантией, уверенные в собственном выборе. Наконец появился и сам Лучиани, облаченный в белое, — знак того, что отныне он для всех католиков Святой Отец.
Кардинал Суэнес подошел к Лучиани и поздравил нового папу:
— Благодарю вас, Святой Отец, за согласие.
Лучиани улыбнулся:
— Наверное, лучше все-таки было отказаться. Отчего же он так и не поступил? Неужели забыл о собственных намерениях, а может быть, ему не хватало силы духа, чтобы осуществить желаемое? Помешали скорость, с которой развивались события, неукротимость всеобщей воли, собственная скромность и застенчивость, а также глубокая внутренняя убежденность в том, что он способен вынести предстоящее ему тяжкое испытание. Иначе непременно бы отказался.
Кардиналы принялись читать Те Deum.
Собравшиеся на площади верующие стали расходиться. Кардиналам так и не удалось прийти к согласию — иными словами, Дух Святой на них так и не снизошел, а значит, нового Папы еще нет. Клубы фуматы черные — решение конклава еще не принято.
Репортеры ватиканского радио утверждали, что дым шел то черным, то белым… хотя в их голосах слышалось сомнение.
Командующий Швейцарской гвардией, обязанный присягать на верность новому понтифику от имени всех своих бойцов, даже не успел подготовить почетный караул, чтобы сопровождать папу по галереям на балкон, выходящий на площадь Святого Петра.
В ателье переругивались братья Гаммарелли, обвиняя друг друга в непредусмотрительности, из-за которой не удалось подобрать подходящий наряд.
В самый разгар суматохи распахнулась громадная дверь базилики собора Святого Петра, и всеобщий гомон перекрыл голос кардинала Феличи:
—
Верующие, успевшие было направиться по домам и гостиницам, поспешно вернулись на площадь, где воцарилась полная тишина.
—
Секретарь дона Лучиани, Диего Лоренци, работавший с ним все последние годы, сопровождал будущего папу в Рим из самой Венеции, и сейчас вместе с тысячами верующих дожидался на площади Святого Петра, когда огласят результаты выборов. Он видел, что дым, исходивший из трубы с шести двадцати пяти вечера, не был ни черным, не белым. Пепельный оттенок сохранялся около часа, так что никто не мог сказать, действительно ли грязноватые клубы были той самой долгожданной белой фуматой.
Рядом дожидалась решения конклава семейная пара с двумя дочерьми; родители спорили о цвете дыма нал крышей, так и не развеявшего их сомнений. Младшая девочка, зачарованная властью царившего над площадью благолепия, спросила священника, не он ли будет служить мессу в громадном соборе перед ними?
