— Врожденное, — коротко пояснил Север. Соврал, конечно: способность эта была благоприобретенной, как и все остальные его сверхнормальные способности. Однако Север даже не считал свой ответ ложью. Белов попросту не мог объяснить механизм появления у него таких способностей — сам не знал и не понимал. Откуда-то взялись в одночасье, после какого-то сильного стресса… Проще сказать — «врожденные». По крайней мере, люди больше ничего уже не спрашивают на данную тему.
Вот и Корвет протянул:
— Ясно… — словно ему действительно сразу все стало ясно. — А зачем ты явился в ресторан? Да еще с пушкой? — продолжал он допрос.
— Кассу взять хотел! — огрызнулся Север. — Умник правильно сказал: я на мели. Последние деньги отдал, чтобы снять квартиру на три дня для сеструхи, чтобы она хоть выспалась! А сам на дело пошел! А тут вы! Вот и лежу здесь — без денег да еще связанный, как баран! Спасибо, папа Корвет, за щедрость и ласку! Дурак Сатир их надолго запомнит!
— Ладно, Сатир, не визжи, — раздраженно, но и примирительно проронил Корвет. — Если ты и впрямь Сатир, вольный гопстопщик, то возьму я тебя в «семью». Мне такие бойцы сейчас нужны. Но уж не обессудь: придется тебе еще немного полежать связанным, пока я кое-что не уточню.
Корвет взял за плечо Умника.
— Слушай, братан! Хватай Борзого и дуй в вагонный отстойник. Сидите там хоть сутки, но доставьте мне одного какого-нибудь мента из железнодорожного отдела! Они там все родственники, все всё знают о планах Львивченко. Мне нужен «язык», чтобы он и со мной этими планами поделился… Львивченко, считай, объявил нам войну. Надо узнать, почему. Понял? Все, катись!
— Слушаюсь, босс! — чуть ли не козырнул Умник.
— Да, еще… — остановил Корвет готового бежать бойца. — Только не вздумайте приволочь этого придурка Климова! Он Львивченко не родственник, половины информации может попросту не знать. Усек?
— Так точно, шеф!
Север закрыл глаза. Он догадывался: лежать ему связанным, пока мента не доставят и не допросят. Должен же Корвет окончательно разобраться в ситуации… «Посплю пока, пожалуй, — решил Белов. — Хоть отдохну… Слава Богу, Корвет догадался устелить железный пол татами — не холодно…»
Волной нахлынули думы о Миле: «Как там она? Небось беспокоится, места себе не находит… Что с нами будет дальше? Чем окончится мой страшный эксперимент? — Север вдруг почувствовал во всем теле нервную дрожь. — А может, все зря? Может, я только напрасно измучаю нас обоих, — Север ощутил ужас от этой мысли. — Нет, нет! — успокоил он себя. — Ведь уже сколько времени Милка трахается только со мной, и ничего — жива и здорова! Значит, все идет правильно! — тут Север облегченно вздохнул. — Все идет по плану… — думал он, засыпая.
По плану, по плану… Выжить бы вот только…»
Глава 22
Север был прав в свое время, когда утверждал, что Корвет — не просто бывший морской пехотинец и что история его жизни, известная Романову, — скорее всего легенда. Так дело и обстояло.
Данил Карлович Дейнекин, носивший нынче кличку Корвет, родился в семье гастролирующего гипнотизера и фокусницы. С детства Данил мотался с родителями по всей Руси великой, усваивая от папаши и мамаши приемы околпачивания простодушной публики. Мать Данила, несостоявшаяся акробатка- эквилибристка, в нежном возрасте при выполнении трюка жестоко порвавшая связки на ноге и вынужденная спешно сменить специализацию, обучала сына, помимо фокусов, владению собственным телом. А отец учил секретам гипноза. «Люди, — говорил он, — суть быдло, толпа, бараны. Покажи им что- нибудь эффектное, скорчив при этом мистическую рожу, — и они начнут почитать тебя выше Бога. И щедро сыпать денежки в твою, условно выражаясь, шляпу. Еще и благодарить при этом будут за то, что ты соизволил взять».
Когда мальчишке исполнилось восемь лет, родители перестали гастролировать. Семья осела в Москве, купив себе шикарную кооперативную квартиру. Пробить прописку позволили связи отца. Данил наконец пошел в школу — до этого он практически не имел возможности учиться из-за кочевого образа жизни артистов.
Постоянные занятия на турнике, накачивание мускулов под внимательным руководством матери — все это сделало Данила мальчиком с неординарными физическими данными. Не был он обижен ни ростом, ни силушкой. Среди сверстников Данил всегда пользовался репутацией завзятого драчуна, жадины и вообще мрачного типа. Его сторонились и боялись задевать: он был жесток. Если Данил бил кого-то, то бил осатанело, доводя до больницы. А бить он умел — научил папаша, опытный любитель-единоборщик, не без оснований считавший, что в дальних странствиях знание приемов самообороны необходимо.
Учился Данил плохо: не способности подводили, а гонор. С подачи отца презиравший всех на свете, мнивший себя самым умным, Данил стремился доказать свое превосходство над учителями, нередко оскорбляя их. Оканчивалось это, естественно, двойками.
Став подростком, приятелей среди ровесников Дейнекин так и не приобрел: его откровенное стремление быть лидером любой компании в сочетании с жадностью и сложным характером отталкивали от него одноклассников. Зато Данил сумел стать своим среди взрослой дворовой шпаны. Высокий, не по годам сильный, он кулаками и бесстрашием завоевал чуть снисходительное уважение новых друзей. А через пару лет сделался настоящим атаманом группы самого злобного хулиганья своего микрорайона. Кодла Дейнекина промышляла мелким разбоем — обирала старших школьников, почти исключительно мальчиков. И это сходило шайке с рук — обобранные стыдились и боялись жаловаться.
Сверстники теперь просто шарахались от Данила. А его постигло несчастье: он впервые влюбился. Новенькая девочка, появившаяся в классе Дейнекина за полгода до выпускных экзаменов, ранила черное сердце Данила. Он попытался ухаживать, но избранница не испытывала к нему ничего, кроме ужаса и отвращения. Ухаживания она принимала — из страха, однако параллельно встречалась с другим парнем.
Узнал об этом Данил сразу после окончания школы. Сказавшись больной, девочка не пришла на выпускной вечер. А сама отправилась веселиться в свою прежнюю школу, расположенную в ближнем Подмосковье. Там учился и ее кавалер.
Он сам вызвался проводить ее утром до дома. Она отказывалась, отговаривала его, но парень был настойчив, и девчонка махнула рукой, решив: Дейнекин давно напился пьяным и дрыхнет дома или у какой- нибудь взрослой шлюхи — таких «подруг» Данил имел несметное количество.
Однако девчонка ошиблась. Дейнекин, названивавший ей всю ночь и не получавший ответа на звонки — родители девушки отключили телефон, — поджидал свою возлюбленную возле ее подъезда. Увидев, что она возвращается не одна, Данил пришел в ярость. Сам факт, что ему — ЕМУ! — предпочли кого-то, довел Дейнекина до белого каления. Он набросился на парочку с кулаками и страшно измордовал обоих. Хотел девчонку еще изнасиловать — для науки, да передумал: тогда Данил был еще не чужд некоторого юношеского романтизма. Последний и уберег несчастную от тяжелейшей психической травмы, не избавив, впрочем, от многочисленных физических.
…Спасло Данила только то обстоятельство, что его отец за последние годы стал весьма модным «экстрасенсом-целителем». Высшие круги московской творческой интеллигенции, всегда отличавшейся крайней экзальтированностью и легковерностью, почитали Карла Дейнекина чуть ли не Богом. Однако Карлу пришлось пустить в ход все свои связи, все влияние и обаяние, а также потратить кучу денег на взятки, чтобы отмазать сына от суда. Естественно, ни о каком престижном институте, куда предки собирались засунуть Данила, речь уже идти не могла. Пришлось Дейнекину-младшему собираться в армию — благо возраст позволял. И это был еще наилучший исход, ибо только при условии скорейшего призыва Данила милиция соглашалась закрыть возбужденное против него уголовное дело.
Как известно, служить Дейнекин попал в морскую пехоту. А вот там ему повезло: командир учебки, в которой оказался Данил, жутко увлекался парапсихологией и об отце своего нового подчиненного слышал
