— Карлюза, друг мой, если бы ты знал, как теперь красиво в Малых Пегасиках!
— Пора плодоношенья и любви?
— Ты правильно заметил, тебе бы стихи писать.
— Я творю.
— Записывай. Потом прославишься, издашь отдельной книжкой.
— Имею такие намерения.
— Вот вообрази, брат Карлюза: река течет синяя-синяя, на солнце блестит. Песочек серебристый. Холмы в виноградниках. Когда-то там паслись пегасы, а теперь кобылы крылатые какие-то, ну да мне и они нравятся. Все равно поэтично. Заброшенный храм, площадь с фонтанами, вся в цветниках. Магазинчики, башенки, гроты, дома. Все такое яркое, славное, родное. Старинные лабиринты, опять же. Эх, кажется, я по дому немного соскучился.
— Понимаю, — сказал троглодит. — Прельстивая долинка. Любивмый крошка мамулек…
— Ну, мамулек примерно вот такой крошка. — Такангор встал в полный рост и отмерил ладони на полторы выше кончика своих рогов.
— Какой грандиозный мам!
— А долинка, да. Долинка, как ты сказал? Прельстивая.
Прибыв в Булли-Толли и занявшись накопившимися делами, маркиз Гизонга внезапно поймал себя на том, что тоскует. Это было тем более странно, что угроза народного восстания миновала, а щедрый герцог да Кассар преподнес кузену-королю немало золота для решения неотложных финансовых проблем. Казначей работал не разгибая спины две недели подряд и имел полное право сказать, что в государстве дела обстоят так хорошо, как не обстояли в последние десять или пятнадцать лет. Потом он отсыпался несколько дней, но снилось ему тоже непонятное, как если бы он потерял что-то важное и не мог вспомнить, что именно.
Он не решался признаться в этом никому, но внезапно выяснилось, что тоскует и главный бурмасингер Фафут, и даже граф да Унара — человек по определению неподвластный чувствам.
Король тоже ходил как в воду опущенный, и даже нечаянный выигрыш в последней Кровавой паялпе совершенно не развеял его грусть. Скандал, учиненный королевой, был оставлен без внимания. А неделю тому королевский лекарь Сапулса явился к графу с ужасной новостью: его величество с полудня и до самого ужина занимался государственными делами, читал бумаги и прошения, вздыхал и закатывал глаза к потолку.
Чем и как лечить короля, Сапулса не знал и требовал созвать консилиум лучших медиков и чародеев Тиронги.
Да Унара утешил несчастного, сказав, что это нечто в атмосфере и непременно пройдет.
— В атаку, что ли, хочется, ваша светлость? — рассуждал бурмасингер. — Дома так нудно. Жена грызет, теща. Сестрица истерику закатила — казалось бы, живи и радуйся, все в порядке. А мне вот неймется. Как не хватает чего.
— Не съездить ли к нашим кассарийским соседям? — спросил маркиз. — Как у них? Сообщений не было?
— Никак нет, — вздохнул Фафут. — Хотя Иоффа обещал писать. Да и генералу рецепты прислать грозились. Никак у них что случилось?
В этот момент по залам пронесся радостный крик его величества Юлейна:
— Граф! Граф! Я получил письмо от кузена Зелга. Он просит нашей помощи.
Граф да Унара с изумлением воззрился на короля. Чего-чего, а крика помощи от Зелга он не ожидал услышать. Тревога его не обуяла по единственной причине — слишком довольным было лицо монарха, а значит, неприятности кассарииского некроманта оказались несерьезными.
— Вообразите, его замучили просители. А у него еще очень много дел вне Кассарии. Он спрашивает, не хотели бы вы, граф, разумеется, вместе с генералом да Галармоном, маркизом и бурмасингером Фафутом погостить у него хотя бы пару недель, пока он будет в отъезде. Я полагаю, это чудесная идея. Вы ведь знаете, как разбираться с просителями. И я бы к вам приезжал отдохнуть на денек-другой.
Граф усмехнулся. «Чудеса, — думал он, — быть призванным в родовой почти что замок собственным кузеном, который об этом родстве знать не знает. Говорят, что Тотис любит пошутить, только не любит, когда смеются».
— Ну что, граф? Как вы считаете, это правильная идея?
— Как будет угодно вашему величеству. К тому же это самое меньшее, что я ему должен в качестве контрибуции за эту дурацкую войну и в благодарность за его рыцарское поведение.
— Пожалуй, это единственное, что мы умеем хорошо, — сказал маркиз, сияя, как только что отчеканенная монетка, и сам еще не понимая, что его так обрадовало. — Было бы непозволительной дерзостью и неблагодарностью отказать вашему ближайшему родственнику в столь невинной просьбе. Я только соберу вещи и готов выезжать.
— А у меня вещи на службе, — пробурчал Фафут. — Я дома третий день не ночую.
— Нужно поощрить трудолюбие нашего главного бурмасингера, — сказал маркиз.
— Непременно, — отозвался граф. — Я тоже готов. Что мне нужно? Корзиночка с куркамисами в мармеладе, пара свежих перчаток и парфюм.
— Я так и знал, что вы согласны, — заявил счастливый король. — Сейчас же отправлю ему гонца с сообщением, что мы едем. Вызывайте Галармона, да по тревоге! Он не простит промедления. Кукамуна, душечка! Кукамуна! Иди попрощайся со мной, мой зайчик! Важные дела отзывают меня из столицы!
Только что прошел теплый летний ливень, и на отмытом ясном небе снова сияло солнце.
Радуга, полноцветная и яркая, перекинулась мостиком через сверкающую реку, над полем, усыпанным васильками.
На террасе накрыли богатый стол, украшением которого было знаменитое мугагское, шесть фирменных блюд из немерид и мороженое «Князь Пюклер» по рецепту Ангуса да Галармона.
Зелг с тоской подумал, что этого великолепия ему в ближайшее время не видеть, — что грустно.
Затем он бросил тоскливый взгляд в сторону замковых ворот, которые осаждали толпы неугомонных граждан Тиронги и соседних королевств и княжеств, которые считали естественным переложить свои проблемы на плечи кассарийского некроманта, и подумал, что этого кошмара ему в ближайшее время тоже не видеть. Что есть великолепно.
За столом уже рассаживались его сподвижники и гости.
Кехертусу заботливые слуги приготовили отдельное возвышение, которое тот уже успел выстлать мягчайшей паутиной. Вопреки опасениям, он оказался некровожадным и радостно согласился на полный тазик свежего мяса.
Такангор внимательно изучал содержимое супницы. Грифон просил слуг повязать ему вышитую салфетку. Дотт, как всегда, охмурял какую-то бледную барышню с традиционным букетом и кинжалом в груди. Думгар дирижировал слугами и вполуха слушал Карлюзу, который пытался на пальцах объяснить, как кратчайшим путем пробраться до нижних подземелий Сэнгерая, минуя княжество воинственных и недружелюбных троллей. Бургежа брал интервью у Кехертуса и время от времени таскал с блюда крохкие ароматные пряники на один кус. Вампир развлекал публику, жонглируя ложкой и вилкой. Юлейн, Галармон, да Унара и маркиз Гизонга вели неспешную беседу о высоком с мумией Узандафа Ламальвы да Кассара.
Гописса выталкивал гневного кентавра из харчевни «На посошок».
Хор пучеглазых бестий атаковал троих нахалов, пытавшихся просочиться в замок через водосток.
Короче, свет и сладость были разлиты по всей Кассарии.
Только на душе у молодого герцога было неспокойно. Вот уже несколько недель он пытался определить причины этой тревоги, но осенило его только теперь, когда он любовался необыкновенной радугой.
Он понял, что более всего на свете хочет взойти на Тудасюдамный мостик и чтобы рядом с ним шла голубоглазая барышня со смешными конопушками. И чтобы ее маленькая ручка доверчиво лежала в ее ладони. И плевать, что всем да Кассарам суждено видеть Тудасюдамный мостик всего раз в жизни и никогда на него не подниматься.
