синтезирующими картины будущего из разрозненных знаний, добытых в головах экспертов, участников рынка, чиновников (если речь о деловой журналистике).
Ориентация на будущее может привести к изменениям в профессиональной специализации. Надо исходить из того, что произошедшее, случившееся в журналистском изложении все менее конкурентно. Приходится отдавать случившееся на съедение вирусному редактору. Поэтому, например, под вопросом профессия репортера.
Если раньше репортер мониторил новостное поле, сидя на лентах и оперативных сводках, чтобы метнуться на выезд, то теперь репортерское дежурство теряет всякий смысл. Собкоры вирусного редактора (люди-блоггеры) все равно обнаружат событие раньше и отпишутся суммарно лучше. Да еще и вирусный редактор отберет и распространит лучшее. Вспомним недавний порноролик на рекламном экране над Москвой. Через час агрегаторы новостей давали полную информацию с картинками, а блоги и форумы содержали огромное число комментариев, наиболее интересные из которых тут же разносились вирусным редактором, который в этот день был похотлив. «Профессиональные» СМИ, даже электронные, сработали на следующий день, сообщив уже известное, пытаясь работать со шлейфом (типа реакции комитета по рекламе). Но шлейф — это всегда второй сорт событийности.
Приходится отдавать случившееся на съедение вирусному редактору. Поэтому, например, под вопросом профессия репортера.
В подобных историях, имеющих яркий событийный характер, репортер оказывается всегда опоздавшим. Поле репортерской профессии сужается. Репортер нужен разве что для целевых выездов, для работы по заданию (потому что вирусный редактор по заданию, ясное дело, никуда не поедет).
События будущего не случаются на выезде, они случаются в специально взведенном сознании. К колумнистам-оракулам присоединятся корреспонденты-футуристы, селькоры-будетляне, публицисты- прогрессоры и темпоральные обозреватели. Вот и наножурналистика. Вероятно, в редакционных планах вообще станет больше будущего. Это можно внедрять даже административными усилиями. Заставляя на летучках всех смотреть в магический шар или еще как.
Чиновники и эксперты обычно неохотно дают прогнозы — они опасаются выступать без подтверждающих санкций. Журналист этих страхов лишен, что и нужно использовать. Для упрочения этого контраста с теми, кто боится говорить о будущем, журналистские утверждения о будущем должны носить безапелляционный характер. «Может, так, а может, этак» — стиль чиновников. «Если так, то будет этак» — стиль экспертов. Все это рыхло. Журналист, собрав необходимые сведения, должен утверждать: «Будет так!». Будущее должно быть ярко выражено даже на стилистическом уровне.
Ведь публика всегда хочет определенности по поводу будущего, особенно в быстро меняющемся мире, особенно в кризис. Переработка вариантов неопределенности в определенность может стать дополнительной или даже ключевой потребительской стоимостью редакционного продукта. Это и есть новая навигация[41].
ГЛАВА 3
Природа профессии
Это единственное, что есть у журналистики против вирусного редактора блогосферы
Первым это обнаружил Маклюэн[42]: мультимедиа смешали публику и автора. Станок Гуттенберга разделил человечество на авторов и публику, а мультимедиа, наоборот, слепили обратно. Причем Маклюэн еще не знал интернета, но уже обнаружил.
Сегодняшнее обсуждение кризиса журналистики обычно сводится к дебатам по поводу технологических платформ или потребительских и бизнес-моделей. Это правильные и нужные дискуссии, но они ухватывают, на мой взгляд, лишь некоторые материальные следствия более глубинных причин. Грубо говоря, ищут там, где светло и привычно, а не там, где лежит.
В основе же кризиса журналистики, если признать наличие такового, лежит глобальный культурный кризис авторства.
Новые технологии моментального и массового производства и распространения информации сделали авторство доступным. Теперь за алтарь можно заходить всем прихожанам. И делать там все, что заблагорассудится. Естественно, жрецы остаются не у дел, грустят и негодуют. Наиболее прогрессивные ищут способы перенести храм в интернет, стремятся освятить на былой манер новую платформу. Но куда там, в интернете — вообще проходной двор авторства.
Для того чтобы понять, сохранится ли журналистика
и, если да, то какой она будет, нужно понять, сохранится ли старое доброе персональное авторство в человеческом обиходе и каким оно будет. Тогда можно будет перестраивать и журналистское авторство. И уже потом вести речь о платформах и бизнес-моделях.
Тест Тьюринга[43] позволяет отличить человека от машины. В моем вольном изложении тест выглядит так. Испытатель усаживается в чат с неизвестными собеседниками, среди которых высокоразумный робот. И если в ходе свободной беседы испытатель не сможет различить, кто из неведомых собеседников человек, а кто робот, то, значит, робот уже достиг высот человечьего рассудка. Все, приехали.
Пока что все самые продвинутые компьютеры проваливали этот экзамен. И будут проваливать еще лет пятьдесят. Человек легко разоблачает робота, болтая с ним в чате. Насторожившись при малейших подозрениях, добивает буквально двумя-тремя вопросами.
Никакого другого исчерпывающего критерия, который позволял бы отличить компьютерный интеллект от человеческого, пока не придумано. Тьюринг не стал ломать голову над описанием полного набора критериев человечности искусственного интеллекта, а просто ввел самого человека в систему проверки.
Тем самым Тьюринг остановился на очевидном предположении, что если (пока еще) искусственный интеллект недостаточен по отношению к человеческому, то человек имеет в своем разуме некоторую критическую добавку по отношению к искусственному интеллекту. Тьюринг не стал, как все другие исследователи, заморачиваться над природой этой добавки. Она есть и она работает, убедительно отличая человека от машины. Вот и славно.
Эта добавка — то, что отличает текст журналиста от текста блогосферы. Понятно, что такое тест Тьюринга, остается понять, что такое «текст Тьюринга».
Пора ловить меня на передергиваниях: на место искусственного интеллекта я почему-то подсунул блогосферу. А мне пора отбиваться.
В одной из публикаций на «Слоне» («Интернет как вирусный редактор») я описал феномен вирусного редактора. Это распределенное существо, похожее на нейронную сеть, каждая ячейка которой (блоггер) осуществляет микроредактуру в процессе вирусного распространения информации.
Вирусный редактор — существо без воли. Оно не персонально. Но благодаря внутреннему распределенному подключению сотен или тысяч человеков-нейронов превозмогает те недостатки, которые есть у современных образцов искусственного интеллекта. Все потому, что вирусному редактору удалось интегрировать живого человека в свой нечеловеческий интеллект… Кстати, между прочим — это ведь чудовищный скачок в попытках создания искусственного интеллекта. В компьютерных технологиях синтез человеческого разума с машиной (копирование личности) произойдет нескоро, и когда произойдет, человечество закончится, образуется сверхличность… но сейчас не об этом.
