с Бегином, и по моей инициативе. С тех пор я больше не бывал в Доме Жаботинского, хотя до этого я себя чувствовал там как у себя. Я считал с не принятой в Израиле наивностью, что не полагается, смешивать политические взгляды, предпочтения и связи с работой в государственном учреждении, тем более в разведывательном сообществе. Позже выяснилось, что тем же вечером, сразу после встречи, Иегуда Авнер позвонил Нехемии Леванону и передал ему нашу беседу с Бегином во всех подробностях. В «Нативе» началась паника: «агент» Бегина и тот еще тип, Яша Казаков, приходит работать в организацию!
Нехемия Леванон пригласил меня на беседу. Он принял меня хорошо. И до этой встречи у нас были нормальные личные отношения. Он сказал, что получил указание от Менахема Бегина и что очень рад, что я вхожу в организацию. Он спросил, какой род деятельности меня интересует и есть ли что-то, что я не согласен выполнять. Я сказал ему: «У меня есть три условия. Первое: я не хочу работать на Западе или с Западом. Я не люблю работать с евреями Запада, о которых у меня не очень лестное мнение. Кроме того, я не знаком с Западом, и это не привлекает меня и не интересует. Второе условие: я хочу работать как можно ближе к евреям Советского Союза, которых я хорошо знаю, и меня действительно интересует происходящее с ними. Третье условие – я не буду работать с Цви Нецером». Именно Цви Нецер в свое время дал указание сообщить еврейским организациям США о том, что я советский шпион. Нехемия Леванон не удивился моим словам о Цви Нецере, но я заметил, что мой отказ работать на Западе был для него неожиданностью. Подводя итог нашей встречи, он сказал: «Я понимаю твое отношение к Цви. Я с тобой свяжусь. Пока что начни проходить проверку на допуск».
Проверка занимала около полугода. Я помню слова одного из сотрудников Службы безопасности, проводивших проверку: «Запасись терпением. Мы расспрашиваем тебя и задаем много сложных вопросов. Однако не исключено, что впоследствии мы будем работать вместе, так что относись к этому соответственно, постарайся нас понять». Так и произошло. Впоследствии мы хорошо сотрудничали и не раз помогали друг другу. Я часто пользовался их помощью, многому научился у этих людей, с некоторыми сохранил дружбу до сих пор. В дальнейшем некоторые из них работали под моим началом в «Нативе», приходя к нам на службу на тот или иной срок.
Леванон пригласил меня на следующую встречу и сообщил, что меня предполагают послать в Вену, потому что не хватает информации о том, что происходит в Советском Союзе. Была необходима информация от тех людей, которые, выезжая из СССР и приезжая в Вену, ехали не в Израиль, а в другие страны. Тех, кто приезжает в Израиль, можно опросить в стране и получить реальную информацию и о положении евреев, и о Советском Союзе вообще. Однако все больше выезжающих ехали в другие страны, и поэтому пропадала ценная для нас информация, нехватку которой я должен был восполнить. Я ответил, что это дело мне по душе и попросил гарантии, что через год если я останусь в должности, то стану штатным сотрудником «Натива», а не только временным работником, «посланником». Я уже был знаком с политическими трюками израильской бюрократии и понимал: если не настоять на этом условии, то, учитывая, что меня приняли под политическим давлением, через секунду после смены власти меня могут поблагодарить и вышвырнуть. До моего прихода «Натив» был вотчиной Объединенной рабочей партии, где предпочитали выходцев из умеренно левого сионистского движения «Гордония». Мое появление стало настоящим землетрясением для «Натива» и положило начало процессу деполитизации службы. С другой стороны, это стало первым шагом введения в службу бывших активистов борьбы за выезд из СССР.
При подготовке к работе мне предоставили доступ к материалам, и я прочитал множество отчетов, оценок и заключений. Некоторые особенности прочитанного привлекли мое внимание. Отчеты, как по форме, так и по содержанию, были выполнены непрофессионально, особенно по сравнению с тем, чего я ожидал и чему меня учили в армии. Отчеты и донесения выглядели как сумбурные литературные сочинения. Отсутствовали стройная, логическая структура, единый профессиональный формат, выводы и заключения. Время от времени мне попадались профессиональные документы, но они либо были составлены сотрудниками Службы безопасности, либо были копиями документов Службы безопасности или других служб. Наконец пришел допуск. Я определил день отъезда на 1 мая. Конечно же, не обошлось без замечания: «Именно 1 мая ты хочешь начать работать?»
22
1 мая 1978 года мы с женой и с сыном прилетели в Вену. По договоренности между «Нативом» и МИДом мне выдали служебный паспорт, и, как оказалось, это было не самым разумным решением. Как-то раз сотрудник одной из авиакомпаний, взглянув на мой паспорт, бросил с улыбкой: «Шпионы ездят со служебными паспортами». Впрочем, мне было все равно. К тому же этот «недочет» вскоре исправили.
Перед выездом меня попросили сменить мою фамилию на ивритскую, объяснив, что по возвращении в Израиль я смогу выбрать, оставить ли ее или вернуться к своей. Я выбрал фамилию Кедми. Я не учел, что одно из значений слова «кедем» – это «восток» и что фамилия означает «восточный». Я просто хотел сохранить первую букву своей изначальной фамилии. Кроме того, мне хотелось, чтобы мое новое имя отражало мой характер. Когда я пошел в армию, то решил для себя, что я всегда должен быть в первой линии атаки, потому что хочу видеть перед собой не спины наших солдат и офицеров, а лица и глаза врага. Так была выбрана фамилия Кедми, и мы все вскоре привыкли к ней. Вернувшись в Израиль, я решил ничего не менять. Фамилия Казаков не мешала мне. У меня не было никаких претензий к своей фамилии и достаточно причин гордиться ею, но, на мой взгляд, она стала чересчур известна в Израиле. В лицо меня знали далеко не все, а вот фамилия была у многих на слуху. Мне немножко мешала такая излишняя популярность. Взяв фамилию Кедми, я обнаружил, что никто на нее не реагирует, особенно в Израиле. Я мог жить как обычный гражданин, и это было очень удобно. Таким образом, 1 мая 1978 года в моей биографии закончился период Яши Казакова и начался период Якова Кедми. Разумеется, как продолжение Яши Казакова.
Моей задачей, в соответствии с полученными указаниями, было сбор информации от выезжающих из Советского Союза и не едущих в Израиль. Это была попытка «Натива» расширить и углубить знания о происходящем в Советском Союзе вообще и среди евреев в частности, чтобы лучше понять их положение, стремления и пожелания, а также причины увеличения количества предпочитающих Израилю другие страны. Еврейская эмиграция из СССР по израильским визам, но не в Израиль началась в 1971 году. Один из еврейских филантропов из США обратился в «Натив» и сообщил, что его дальние родственники собираются выехать из Советского Союза. Как и все репатрианты, эта семья должна была приехать в Вену и оттуда в Израиль. Однако филантроп попросил об услуге: направить его родственников сразу в США, чтобы им не пришлось проехать через Израиль.
В то время в Вене работали две еврейские организации из Америки – «Джойнт» и ХИАС. «Джойнт» – это благотворительная организация, которая помогала нуждающимся евреям, особенно в Восточной Европе с начала XX века. ХИАС был основан примерно тогда же, его задачей была помощь евреям в эмиграции и абсорбции в США. Отделения «Джойнта» и ХИАСа в Вене остались еще со времени конца Второй мировой войны. В последний раз эти организации были задействованы во время советского вторжения в Чехословакию и при эмиграции евреев из Польши, после того как польский лидер Гомулка обвинил евреев в поддержке Израиля и сионизме. Выезд евреев Польши в Израиль проходил через Вену. В Вену также прибывали евреи из Польши и Чехословакии, предпочитавшие эмигрировать в США или в страны Западной Европы. ХИАС, «Джойнт» и их представительства в Вене оказывали им поддержку в процессе эмиграции. После того как выезд евреев из Польши и Чехословакии прекратился, было решено закрыть оставшиеся без работы представительства этих организаций в Вене.
За две недели до их закрытия «Натив» обратился к представителям Еврейского Агентства в Вене, выполняя просьбу филантропа, и те направили его родственников в ХИАС и «Джойнт». Прибытие этой семьи из СССР в отделения этих американских еврейских организаций привело к отсрочке окончательного закрытия представительств в надежде, что, может быть, к ним обратятся другие семьи евреев, выезжающих из Советского Союза в Израиль. И в самом деле, вскоре после того как первую семью отправили в США, еще одна, которая слышала об этом случае, заявила о желании эмигрировать в США, а не в Израиль. Не особенно задумываясь над результатами, и эта семья была незамедлительно переведена в ХИАС и «Джойнт», чтобы те помогли им в эмиграции в США. То, что произошло дальше, уже история. Все больше и больше людей, узнавая о том, что существует и другая возможность, кроме Израиля, прибыв в Вену, изъявляли желание эмигрировать в США. Со временем появились семьи, просившие выехать в Австралию и Канаду. Австрийцы в изумлении наблюдали за этим процессом: люди приезжали в Вену на основании транзитной визы на пути в Израиль, и изменение маршрута транзита нарушало условия выдачи австрийской визы. Однако австрийцы, с их обостренной чувствительностью к еврейским вопросам после Второй мировой войны, не хотели, совершенно справедливо с их стороны, вмешиваться в проблемы между евреями и Израилем. В «Нативе» господствовало мнение, что беспокоиться не о чем и можно позволить евреям ехать туда, куда они хотят. Не было сделано никакого анализа причин и последствий этого явления, ни возможного влияния его на выезд евреев из СССР
