прослушивания, оценки его и его поведения и прочее. Я сказал, что речь идет только о материалах следствия, которое вел КГБ, переданных в суд. Щаранский с его помощниками просматривал каждую папку, отмечая те документы, копии которых он хотел получить. В нашем распоряжении было всего несколько часов. Предварительно я просматривал списки документов в папках, а потом передавал их Натану. Список документов одного из чемоданов очень заинтересовал меня, но я ничего не сказал никому из наших спутников. В подходящий момент я добавил в список документы из папок этого чемодана и передал его генералу КГБ, который отвечал за всю эту операцию. Он взглянул на список, и я увидел, как он побледнел. Взволнованный, он спросил меня, как к нам попал список этих документов. Я сказал, что чемодан с этими документами был среди всех остальных. Взглянув на меня, он промолвил, что это ошибка и что нам вообще нельзя было знать о существовании этих документов. И дрожащим, взволнованным голосом он попросил меня отдать ему также копию с того списка документов, которую я дал ему. Я улыбнулся и отдал ему копию. При этом добавил, что когда я увидел в списке, о каких документах идет речь, то у меня промелькнула мысль, что фээсбэшники совсем свихнулись, если дают такие документы. Я успокоил его, сказав, что никому не расскажу об этом. Ему сразу стало легче, и холодный пот выступил у него на лице, вероятно, от одной мысли, что бы произошло с ним, если бы начальство узнало, как он опростоволосился. Вскоре все закончилось, и ФСБ были переданы полные списки документов, копии которых Щаранский просил получить.
Конечно, Натан Щаранский, я и все мы были довольно взволнованы, проходя по коридорам и подземным переходам старого здания КГБ, известного своей жуткой историей. Посетили и сфотографировались в кабинете председателя КГБ. Офицеры ФСБ предложили мне сесть и сфотографироваться в кресле председателя КГБ Юрия Андропова. Я отказался, сказав, что, на мой взгляд, в этом будет проявление неуважения и дурного вкуса.
Завершение этой «операции» тоже было довольно забавным. Выяснилось, что в ФСБ не было фотокопировальной машины для копирования такого количества документов. Я раздобыл деньги, вне государственного бюджета «Натива», и дал указание купить копировальную машину и необходимое количество бумаги и материалов. Это был мой второй подарок ФСБ после наручников похитителей самолета на Кавказе. Мы решили не прикреплять табличку с надписью, что это подарок ФСБ от «Натива». Через некоторое время мы получили от ФСБ все заказанные копии и передали их Щаранскому. Я уверен, что поскольку материал был получен государством Израиль и оплачен государством Израиль, то, после копирования всех полученных документов, в один из дней весь материал будет передан в один из соответствующих государственных архивов. Я никогда не проверял, сделано ли это, надеюсь, что да.
51
После убийства Ицхака Рабина все круто изменилось. По моему впечатлению, Шимон Перес большую часть времени, будучи министром иностранных дел в правительстве Рабина, пребывал в унылом настроении. Я помню, как во время одного из его визитов в центральноазиатскую страну, в которую я сопровождал его, как-то утром, выйдя из здания в гостевой резиденции, я столкнулся с Пересом лицом к лицу. Он вышел на утреннюю прогулку и предложил мне прогуляться с ним. Мы прогуливались вместе, и Перес задумчиво молчал. И вдруг он промолвил: «А что мне осталось в жизни? Ездить по таким странам третьего мира и рассказывать им всякие истории». Он произнес это тихо, с горечью, болью и немного с обидой. Я попытался его успокоить, говоря, что не все потеряно и что его положение совсем не такое, но внутри, с самим собой, я был согласен с ним. Он, вероятно, уже почти смирился с тем, что Ицхак Рабин глава правительства и управляет страной. Вероятно, он уже потерял надежду когда-либо стать главой правительства, и, хотя это было далеко от его желания, он продолжал быть министром иностранных дел в правительстве Ицхака Рабина. Не только самим фактом убийства Рабина он был потрясен впоследствии, но и тем, что в результате этого убийства стал премьер- министром.
В деятельности Шимона Переса в качестве премьер-министра, всплыли на поверхность менее положительные его качества. Он был слабым премьер-министром. И вдруг на него, потерявшего веру в свои силы, свалился пост, к которому он стремился всю жизнь. Вероятно, ему было очень трудно смириться с тем, что он должен доказывать себя в кресле Ицхака Рабина. Он все время подозревал, что на него смотрят как на занявшего пост главы правительства по воле случая, и ему было очень важно, чтобы его ценили и признавали, что он по праву достоин этого поста. Под влиянием внутренних чувств и создавшегося положения в его Рабочей партии он находился в состоянии постоянного напряжения. А внутренняя напряженность не лучший советник. Из-за внутренней напряженности и давления обстоятельств Перес принял несколько ошибочных решений, и в первую очередь о непроведении досрочных выборов. Он опасался, что в этих выборах, сразу после убийства Рабина, если он победит, то это будет выглядеть как победа благодаря образу Рабина, а для Шимона Переса было важно стать премьером благодаря самому себе. Он был уверен, что стоит ему занять пост главы правительства, то все сразу же убедятся, что он является самым лучшим премьер-министром. Самомнение Шимона Переса всегда намного превышало его таланты и способности. В некоторых областях он, действительно, обладал хорошими способностями. Но, в общем, его способности были ниже, чем он приписывал себе, и намного ниже, чем другие приписывали ему. Молва не смогла его правильно оценить. В представлении о нем существует довольно много преувеличений, как в положительную, так и в отрицательную сторону, и представление о нем, как правило, было ошибочным. Но все-таки выборы были назначены на полгода раньше срока и произошли в конце мая 1996 года, и Шимон Перес проиграл эти выборы. Я-то вообще не совсем уверен, что и Ицхак Рабин выиграл бы эти выборы, если бы не был убит. Отрицательная динамика в отношении к Рабину в обществе с каждым месяцем все крепла и крепла, и ореол правительства Рабина меркнул с каждым месяцем. Население начало искать альтернативу, и ею становился в его глазах Беньямин Нетаньяху. Перес не принял во внимание эту все возрастающую тенденцию, считая, что он с ней легко справится, ведь он же Шимон Перес. И это привело его к поражению на выборах. Как всегда, по своей привычке он искал оправдания и виноватых. Постоянные поиски оправданий – это одна из отрицательных черт характера Шимона Переса. Он постоянно ищет виноватых в своих неудачах, а он сам ни за что не ответственен и никогда не виноват. Это то, что мешает ему правильно оценить свои неудачи, глубоко и правильно понять причины неудач, ошибок, чтобы не повторять их. Короткий период правления Переса, после убийства Рабина и до его поражения на выборах, и для «Натива» был довольно неудачным. Для нас, разбалованных полной поддержкой Рабина нашей работы, именно деятельность Переса, несмотря на его положительное отношение к выезду евреев из СССР в Израиль и борьбу за выезд, и значение, которое он придавал ей, его деятельность в качестве главы правительства оказалась неудовлетворительной.
Все же в процессе работы с Шимоном Пересом как с главой правительства у нас довольно быстро установились нормальные рабочие отношения. Ему не надо было объяснять всю важность и значение выезда евреев из бывшего СССР в Израиль. Но не было в этих отношениях ни той четкости, ни той остроты, ни того внимания, ни того понимания разнообразных проблем, ни надежности, уверенности и откровенности, как с Ицхаком Рабином.
52
В 1991 году Давид Бартов рассказал мне, что Государственный контролер просил провести проверку в «Нативе», но Давид договорился отложить проверку на более поздний срок. После того как я встал во главе организации, ко мне обратились из канцелярии Государственного контролера с просьбой провести проверку. Я порекомендовал провести проверку после завершения работы комиссии генерала И. Хофи и в соответствии с решениями, которые примет глава правительства о структуре и работе организации, и мое предложение было принято.
После принятия И. Рабином решений по поводу «Натива» и незадолго до начала проверки, которая должна была относиться к 1993–1994 годам, я обратил его внимание на неупорядоченность некоторых формальных определений в отношении «Натива», причем это длилось в течение многих лет. Его ответ был краток: «Ты занимайся своей профессиональной работой. Бюрократические формальности оставь мне». Как всегда, я полагался на него. Я не предполагал, что, когда придется заниматься этими проблемами, его уже не будет в живых. Проверку от Государственного контролера проводил подполковник запаса военной разведки Израиля, который в течение 18 месяцев находился в организации. Во время своей военной службы он не занимался проблемами, связанными с СССР, а только Ближневосточным регионом. Что интересно, за 18 месяцев пребывания в «Нативе» он ни разу не обратился ко мне, ни разу не беседовал со мной, руководителем организации, не задал ни одного вопроса. Единственное – время от времени просил предоставить ему тот или иной документ. И это все. В конце концов, в декабре 1995 года, мы получили предварительный отчет Государственного контролера для того, чтобы высказать наше отношение к написанному. Я не собираюсь подробно разбираться в этом отчете. Но, поскольку отчет серьезно повлиял на дальнейшее развитие событий, я упомяну только некоторые основные детали.
Читая отчет, я был поражен таким количеством ошибок, неточностей и просто непонимания. Мы в «Нативе» думали, что люди
