сути, ни тем более по реакции на публикации. А реакцией канцелярии Переса было, что нет никакого ответа. Перес не поддержал подчиненную ему организацию и ее работников. И это неожиданно и неприятно поразило. Даже Служба безопасности после двух грандиозных провалов, истории с автобусом 300-й линии и убийства Рабина, получила поддержку от главы правительства. Тогда главы правительств заявили, что они поддерживают организацию как таковую и ее работников и будут способствовать исправлению ошибок и неполадок, если они будут доказаны. Ни «Натив» как организация, ни работники «Натива» не удостоились подобного. Глава правительства просто не поддержал ни прямо, ни косвенно, и единственное, что он предпринял, – это решение о создании еще одной комиссии, которая проверит, что происходит в «Нативе» после того, когда будет закончен окончательный отчет Государственного контролера. Это же был «Натив» Ицхака Рабина, а не его.
Шимону Пересу было трудно смириться с рекомендациями Ицхака Хофи. Не с их сутью, а с тем, что они были приняты вопреки его желанию, а согласно и в соответствии с пониманием Ицхака Рабина. Ему было трудно смириться с тем, что я поддержал рекомендацию подчинить «Натив» главе правительства Ицхаку Рабину, а не Шимону Пересу. Отношение к исполняемым обязанностям в зависимости от того, как они влияют на его престиж, было, как видно, постоянным наваждением Шимона Переса. Когда он выполнял обязанности министра иностранных дел, в своих глазах он был наилучшим министром иностранных дел, и все важные дела должны были подчиняться ему, а когда он был на посту премьер- министра, то, совершенно ясно, все это должно было быть в подчинении премьер-министра. Так бывало всегда, когда Шимон Перес занимал любой министерский пост. Так будет и во время его каденции в качестве президента Израиля, когда он попытается превратить этот пост в самый важный в Израиле. Личная слава – наиболее сильная идефикс Шимона Переса. Все, кто был близок когда-то к Шимону Пересу, знакомы с его фразой перед полетом: «На эти места возле меня, пожалуйста, не садитесь. Это для журналистов». И он весь полет беседует с журналистами, зарабатывает их доверие и приближает их к себе в хорошем смысле этого слова. На большинство журналистов это действует, и они возвращают ему долг положительными статьями. Погоня Переса за славой, почти превратившаяся в патологию, уже давно перешла все границы приличия.
Единственное, чем мы могли пользоваться в ответ на отчет Государственного контролера, – это нашей правотой. И работники «Натива» проделали отличную работу. В подготовленном нами ответе мы опровергли фактами и документами почти все предъявленные нам претензии. Я предполагал, что на совместном заседании парламентских Комиссий по иностранным делам и обороне и Государственного контроля будет серьезное обсуждение отчета. И снова ошибся. Происшедшее не было даже анекдотом. Большинство членов комиссий вообще не присутствовали. Не было ни одного депутата, который бы присутствовал на всех обсуждениях, кроме председателя Комиссии Государственного контроля. Это демонстрировало не только степень серьезности отношения депутатов к своим парламентским обязанностям, но и общее отношение политической элиты Израиля к проблемам, которыми занимался «Натив». Уровень обсуждений был абсолютно непрофессиональным и граничил с безответственностью. Я не представлял, что такое может быть, и не встречался раньше с такой степенью поверхностности и несерьезности, которую продемонстрировали выступавшие депутаты Кнессета, члены комиссии. Одним из самых убогих было выступление генерального директора Министерства иностранных дел и его помощников. Генеральный директор зачитал заранее подготовленный текст с перечнем случаев, когда деятельность «Натива» повредила работе министерства. Я хочу упомянуть только два из приведенных им примеров.
В одном случае речь шла о работнике «Натива», который напрямую обратился к иностранным миссиям, аккредитованным в одном из государств бывшего СССР. Согласно генеральному директору, тем самым он нарушил инструкции и нанес ущерб отношениям между посольством Израиля в том государстве и иностранными представительствами. Генеральный директор не пояснил, о чем, собственно, шла речь. Я ему ответил по памяти. Потому что отлично знал все, что происходило на местах. Каждый случай претензий к нам МИДа Израиля я лично проверял до малейших деталей. В действительности же директор Израильского культурного центра в той стране разослал всем – властям и общественным организациям, а также иностранным представительствам приглашения на организованный в Центре вечер памяти в годовщину убийства премьер-министра Израиля Ицхака Рабина. Стоит напомнить, что Израильские культурные центры являются частью посольств Израиля. Посол Израиля в этой стране, который и обратился с жалобой, был заранее предупрежден об этом вечере. Почему же чиновники МИДа Израиля усмотрели нанесение вреда престижу Израиля и его международным связям в приглашении почтить память убитого премьер-министра Израиля?
Второй случай был достаточно серьезным. Посланник «Натива» дал пощечину местной работнице посольства. Посланник «Натива» был тихим и дисциплинированным работником. Он работал в аналитическом отделе Службы безопасности Израиля и на несколько лет перешел в «Натив», а впоследствии вернулся и продолжал работать в Службе безопасности. Он действительно дал пощечину местной работнице. Эта работница была на «особом положении» у посла Израиля. Она сопровождала посла на все приемы и дипломатические встречи и переговоры, организованные местными властями. Я уже упоминал, что этот посол предпочел пригласить ее на процедуру вручения верительных грамот, а не дипломата из посольства Израиля, представителя «Натива». Эта работница в споре с работником «Натива» сказала ему: «Ты грязная, жидовская морда!» Парень, о котором идет речь, был уроженцем Израиля, из семьи, чудом уцелевшей от зверств нацистов. Я лично расследовал этот случай, и он получил строгий выговор с предупреждением. Я требовал от него, независимо от обстоятельств, не терять контроля над собой. Он попросил извинений. Ну а эта местная работница? Была ли она уволена? Нет, конечно. Она продолжала работать, пока покровительствующий ей посол Израиля не вернулся на родину, и только тогда была уволена.
Все другие претензии генерального директора МИДа к «Нативу» были в том же духе. И в то время, и после у меня были хорошие отношения с ним. Он просто положился на материал, который подготовили ему чиновники МИДа. Качество материалов МИДа, относящихся к «Нативу», никогда не отличалось высоким уровнем.
Не менее убогим было выступление заместительницы директора Моссада. Она пришла на обсуждение абсолютно неподготовленной, не зная элементарные факты взаимоотношений между «Нативом» и Моссадом. Почти на каждый вопрос и на мои контраргументы и приводимые мной факты она отвечала «я не знаю», «я этого не знала», «я с этим материалом не знакома». Мне просто было стыдно, что так представляют в парламентской комиссии такую серьезную и уважаемую организацию.
Ами Аялон, бывший тогда директором Службы безопасности, сказал: «Определите эту организацию, как вы считаете необходимым, а мы будем действовать в отношениях с ней согласно этому определению». В закрытом заседании, о засекреченной части отчета, работники Службы безопасности просили меня отказаться от обсуждения одной темы. Нашим ответом мы опровергали одну из главных претензий Службы к нам, доказывая, что нарушение правил и инструкций были со стороны работников Службы безопасности, а не работников «Натива». Поскольку речь шла о совершенно секретной и довольно чувствительной теме, из-за опасения утечки информации я снял вопрос и наши возражения с обсуждения.
В сущности, не было никакого серьезного обсуждения, ни отчета Государственного контролера, ни нашего ответа на отчет. Никто даже не пытался вникнуть в суть этих документов. Уже на первом заседании председатель Комиссии Кнессета по Государственному контролю, прерывая обсуждение, каждые пять минут спрашивал меня, какие выводы я собираюсь сделать из отчета Государственного контролера. Я резко прервал его и сказал ему довольно грубо: «Вы сначала выслушайте до конца, постарайтесь понять, а потом задавайте вопросы. Нечего спрашивать, не имея понятия, о чем вы спрашиваете». Сразу же после первого заседания он громогласно заявил средствам информации, а так ли уж нужна деятельность «Натива». Было совершенно ясно, что единственное, что интересует его, – это чтобы его имя попало на первые страницы газет и заработать на этом личный политический капитал. Когда его слова были опубликованы, его друзья, как по партии, так и вне ее, наехали на него и объяснили, что он лезет в дела, в которых ничего не понимает, и что для него же лучше, если он не хочет, чтобы его слова ему же навредили, оставить эту тему в покое. На следующих обсуждениях отчета он сидел и молчал. Когда через некоторое время мы случайно встретились в Кнессете, он сказал мне: «Не обижайся на меня. Ты же знаешь, что наша цель – это привлечь к себе внимание. И поэтому я и говорил то, что говорил». Я успокоил его, сказав, что я не обижаюсь на него, потому что я уже познакомился с сутью поведения политиков.
Глава правительства произнес дежурные фразы, которые обычно говорит в таких случаях каждый глава правительства: «Мы проверим… мы подготовим… мы сделаем выводы… и тому подобное». Но и он, так же как и остальные, совершенно не вник ни в содержание отчета, ни в обвинения, выдвинутые в отчете, ни наши возражения и опровержения. Я обратил внимание на одну фразу премьер- министра: «Нет спора, что, возможно, Яша и его люди могут предоставить отличный материал о бывшем
