просторной комнаты. В левой стене находилась еще одна дверь, из которой доносилось какое-то шуршание или скорее возня, и приглушенная еле уловимая мелодия… Музыка? Здесь?!
Чтобы не выдать своего присутствия, я выключи фонарь. Стоя в темноте, мог наблюдать, как из проема освещая пол и часть противоположной стены пробивается свет. Мерцание оттенков красного, пляска теней – вот все что мне было доступно, но и этого хватило, чтобы понять – за стеной жгли костер.
Еще осторожнее чем прежде, я стал подбираться к новому открытию… Но не стерпев напряжения, вынырнул из-за угла – всего несколько шагов и я стою в освещенной костром комнате.
– Здравствуй, воин! Долго же ты добирался. Я уж думал, что и вовсе сВ самом центре небольшой комнатушки горел костер. Мерцающего света вполне хватало, чтобы разглядеть все до мельчайших подробностей. В отличие от остального здания бетонный пол был свободен от хлама и мусора. Однако идеально чистым его тоже не назовешь. В полуметре от костра в полу зияла дыра, способная вместить голову взрослого мужчины. Судя по угольно-черному следу в нее сбрасывали остатки огненной феерии – сгоревшие деревяхи, пепел и сажу. Дым от огня уходил в еще одну выдолбленную в потолке дыру.
В одной из стен находилось замурованное красным кирпичом окно. Помимо бывшего окна и проема, в котором стоял я, ничего напоминающее выход не было.
Прямо через костер напротив, на толстом матрасе прислонившись спиной к стене сидел старик. В руке он держал длинный прут с обгорелым кончиком, которым периодически тревожил огонь, ворочая горящие палки. На меня он ни разу не взглянул, полностью увлеченный делами костра.
Музыка доносилась из динамиков компактного, точной копией моего проигрывателя – маленький стерео бумбокс, формой напоминающий батарейку. То, что мы со стариком оказались владельцами одинаковой вещи меня почему-то немного успокоило.
Из-за приглушенного звучания нельзя точно сказать, что слушал старик – долетающие до меня звуки иногда походили на фортепьянные переливы, иногда на гитарные переборы, и даже на хор детских голосов.
Я так и остался стоять в дверном проеме, дожидаясь хоть какого-то руководства от хозяина комнаты. Как себя в данной ситуации вести и что вообще делать, не имел ни малейшего представления. Поэтому не больно уж и торопился хоть что-нибудь предпринимать – мне требовался таймаут, чтобы привыкнуть к присутствию в моей жизни еще одного живого человека; чтобы справиться с бурлящими внутри переживаниями и страхом. Поэтому я просто ждал…
– У тебя есть на что опустить свой зад? – так и не отрываясь от занятия, обратился ко мне старик. – А то пол бетонный. Еще отморозишь себе что-нибудь нужное.
Я послушно скинул с плеч рюкзак, снял куртку и собрался было усесться где и стоял, но старик велел «приземлиться» рядом с ним. Так я и сделал, оставив между нами преградой проигрыватель, послушно разбавляющий хруст горящего дерева неясной мелодией. Странно, но от того, что сел вплотную к колонкам звук не стал вразумительнее ни на йоту.
Старик ковырялся палкой в костре, а я молчал, размышляя «этих ли перемен и изменений ждал?».
– Мне есть что тебе рассказать, – вдруг заговорил старик. – Так что спрашивай… Или ты хочешь чтобы я за тебя все сам сделал?
– Я… я не знаю… – мой голос был не привычен и чужд. – Я так
И действительно, на каждый произнесенный звук я нещадно тратил остатки сил. Безумная слабость непосильной ношей навалилась на меня. Казалось еще чуть-чуть, и мой позвоночник не выдержав надломится отчаянием, что издевалось надо мной в золотом лабиринте. Одно только воспоминание о поле вызывало тошноту.
– Долго, говоришь, ждал ответов? – переспросил старик. – А как долго?
– Не… не знаю, – пожал я плечами. – Долго и все. Просто… чем дольше поезд нес меня куда-то, чем больше мест я видел, тем странности и поражаемые ими вопросы становились все явнее и сложнее.
– Долго и все… – опять повторил за мной старец, а затем, после коротких раздумий приказал, – Расскажи-ка мне о себе.
Я послушно приступил к пересказу своей небольшой и в принципе ограниченной жизни проводника: о непонятном составе едущем без тягача; о появляющихся и исчезающих вещах; о местах, в которых останавливался; о неудачных попытках побега; о буднях, окруженной сплошными непонятностями, недоразумениями и загадками; о бессмысленном выполнении своего никому ненужного долга…
Как ни странно, но рассказ получился внушительным. Хотя казалось бы, сколько той жизни – раз, два и обчелся! Пока я привыкал разговаривать с другим человеком, старик внимательно слушал даже не шелохнувшись. Хотя меня интересовала реакция старика на мой рассказ, но я так и не посмел взглянуть в его сторону. Даже сам не знаю чего боялся.
– …и думал, что преодолев поле встречу что-то или кого-то, для кого был построен этот полустанок. Правда все оказалось не так просто, как предполагал в начале пути – бредя́ сквозь это чертово поле, я тысячу раз успел дойти до отчаяния. Думал, что уже никогда не выберусь из…
– Поле Отчаянья, – перебил меня старик.
– Что?! – опешил я.
– Поле Отчаянья – так это поле зовется.
– Почему? – удивился я.
– А ты как думаешь? Ведь только что сам говорил, – в голосе старика явно слышалось раздражение. – Не знаю для чего оно нужно
Я таращился на угасающее пламя, дающее все меньше и меньше света.
– Оно не выпустит никого, пока не доведет до отчаянья – в этом его суть.
– Но для чего?
– А ч-черт его знает! – старик развел руками. – Может оно так проверят?
– Проверяет? – пуще прежнего удивился я. – На что?!
– На что… для чего… зачем… – передразнил меня старик. – Может хватит глупить? Начинай думать своей головой! Мозги тебе на что?!
И в самом деле, я даже не старался разбираться просто желая получать готовые ответы.
– Проверка, – решил предположить. – Смогу ли я испытывать отчаянье. Проверка на выдержку и силу…
– А точнее на слабость, – поправил он. – Только
– Но поче… – начал было я, но сам прервал очередной
Старик удовлетворенно кивнул, и уже продолжил сам:
– Сильным, напористым, никто не нужен кроме их силы, и постоянного подтверждения в ней. Они прут и прут вперед, не страшась преодолевать препятствия, не зная, что победа часто сокрыта в поражении. Вот такие «победители» не позволяющие себе отчаиваться и разгребают колосья до бесконечности… или пока не научатся признавать проигрыш, выбирать другой путь.
Единственное, что мне оставалось делать, это поспевать за ходом мыслей старца.
– Ты никогда не замечал, что победа приходит исключительно за чередой неудач, а истинный успех вслед отчаянью. Не способный отчаиваться человек не может увидеть и выход в пути.
– Сдаться, чтобы победить, – повторил я сам для себя. – И сколько людей пробралось сквозь это поле?
– Двое. Ты второй.
– А первый кто?
– Я, – грустно ответил старик, подтвердив слова тяжким вздохом.
– Что это за место? – спросил я оглядываясь вокруг, словно наделся увидеть ответ в бетонных стенах.
Старик лишь хмыкнул, мол «Ишь ты, шустрик нашелся!». И только тогда я решил посмотреть на моего первого собеседника.
Голова старика вместо мягкой подушки опиралась на бетонную стену. Все его высохшее, без эмоций окаменелое лицо было изрезано шрамами глубоких морщин, а сквозь закрытые веки просачивалась усталость.
Вдруг его короткая белая борода расползлась, освобождая место для экономной улыбки.
– «Что это за место?» – повторил он за мной. – Ты задал очень важный вопрос. Ничего не зная об окружающем тебя мире, все силы ты бросаешь на поиски ответов…
Немного подумав, я кивнул, но сомневаюсь, что он увидел мой жест.
– Справедлив ли окружающий мир? Подчиняется ли простым, понятным и привычным для тебя физическим законам? Насколько он опасен и как его можно изменить? Все эти вопросы роятся в твоей голове с тех самых пор, как ты оказался в своем вагоне – это так?
– Да, – согласился я без промедления. – Сколько себя помню, все пытался разгадать и предугадать, что меня может ждать.
– Ну и дурак! – выругался старик.
– Почему же?! – хотел обидеться я, но передумал решив, что сейчас есть вещи и поважнее.
– А потому! Если бы ты следил не за этим дурацким миром, а за собой, то уже бы давно ушел далеко вперед. А так только сейчас оказался здесь.
– По-вашему я мог попасть сюда раньше?! – беспочвенные обвинения с интонацией всезнайки хорошенько вывели меня из себя.
Старик поднял руку и пальцами потер сомкнутые веки, затем ладонью провел по лицу. Этот жест мог означать лишь одно – усталость… безмерную, непосильную для человека ношу.
– Не злись, – сказал он мягко. – Когда-то я был очень требовательным к себе, а значит многого требовал от других. Теперь-то и требовать смысла нет, но привычка осталась и не хочет уходить. Так что прости и не злись. Ты ведь пришел искать ответы, так?
– Да.
– Вот и хорошо. Я многое могу рассказать, что несомненно тебе поможет и станет отправной точкой для дальнейшего пути.
– Да я и так черт
