тобой? А сейчас ты коришь себя за то, что отдался на волю желаний, послушал свое сердце и… ну ты понял что еще. Расслабься! Хотя… кому я это говорю?»
Этот нудный внутренний диалог, больше похожий на бессмысленное барахтанье тонущего, продлился до самого утра – и вот уже пора вставать, чтобы идти в школу, а голоса в голове все не умолкали.
Визг будильника вырвал Алана из дремы, спасая от розг собственного разума.
Первое, о чем подумал Алан, открыв глаза, была та пушинка-посланница, «пообещавшая» доставить его просьбу Богу.
«Интересно, она добралась до Него?» – вполне серьезно задумался он, но затем усмехнулся собственным мыслям, коря за присущую детям наивность.
На улице огромными хлопьями валил снег. Встав с кровати, и мельком глянув в окно, сердце мальчика екнуло на доли секунд. Показалось, будто опять миллионы «пушинок-желаний» устилают землю. Но слепящая белизна принадлежала именно снегу – это можно было сразу понять по той тяжести, с какой он шлепался вниз, ведомый силой притяжения.
«Ну, что ж, пусть это будет хорошей приметой!»
Застелив кровать, прикрыв одеялом следы ночи на простыне, Алан пошел умыться, сменил нижнее белье, затем отправился на кухню.
– Доброе утро, – поздоровался он с матерью, на что она лишь бросила не него обиженный взгляд, да еще сильнее поджала губы.
Так же молча она положили в тарелку поесть.
– Мам… – позвал он. Ему не хотелось расставаться с ней так, и Алан даже готов был извиниться, хотя и не чувствовал за собой вину. Он всего-то сказал, что в действительности думал. Но мать, положив перед ним тарелку и хлеб, вышла из кухни. Сбежала.
После съеденного подчистую завтрака (ведь неизвестно когда в следующий раз придется поесть), Алан направился обратно в комнату. В школьный портфель он положил все, что на его взгляд стоило брать с собой: свидетельство об окончании начальной школы, паспорт и свидетельство о рождении (в столе был отведен ящик, где хранились все важные документы семьи), рисунки и чистые листы, ножик для заточки и карандаши разной твердости, еще кое-какие вещи – ничего лишнего, только самое необходимое.
На рисунке проводника Алан написал послание матери. Не хотел, чтобы она волновалась. Пусть знает, что с ним все в порядке. Куда он и с кем, конечно же, писать не стал. Занеся руку для подписи, Алан на секунду замешкался. Его почему-то до судороги в мышцах потянуло оставить свои инициалы, но сделав над собой усилие, он все же написал фамилию с закорючкой на конце – привычную подпись, которую мать сможет легко узнать. Перед тем, как положить рисунок с запиской в верхний ящик стола, Алану захотелось дописать маме благодарность за любовь и заботу, и объяснить ей, извинившись, надеясь, что поймет – о том, что если не уедет сейчас, то останется здесь навсегда, догнивать несчастным человеком с печатью неудачника на лбу.
Прикрывая за собой дверь, он окинул родную комнату взглядом, стараясь запечатлеть в памяти каждую вещь, заполняющую ее небольшое пространство – этот стол и стул, паркетный пол, серые обои, ковер и шкаф… Все цвета, запахи и звуки, что столько лет жили здесь вместе с ним. А теперь он уходит, оставляя их доживать в одиночестве. Закрыв дверь, Алан сжег за собой последний мост.На улице было невероятно красиво. Снег принес с собой запах зимы и договорился с безжалостными ветрами взять небольшой таймаут, чтобы каждый мог насладиться мягкостью кристалликов льда, неуклюже сыплющихся с неба.
Алан обошел дом позади, подальше от главной дороги и школы, откуда бы наверняка кто-нибудь из детей заметили его, бредущего в сторону «Красного Замка». А ему сейчас меньше всего хотелось, когда обнаружится его исчезновение, чтобы у кого-нибудь из обитателей санатория возникли лишние хлопоты, и не дай Боже проблемы.
Добравшись со стороны холма до конца деревни, он внимательно огляделся – свидетелей его побега вроде как быть не должно, и можно спокойно идти. Природа словно решила помочь Алану, прикрыв его тыл непроницаемым столбом снегопада.
Чем дальше Алан отдалялся от дома деда Азамата, тем сильнее его сердце сжимали тиски страха… Но откуда этот страх? Ему казалось решение принято и никаких «но» быть просто не может. Когда он добрался до поворота между деревней и санаторием, Алан остановился перевести дух – все же бессонная ночь заявляла о себе. Хотя, наверняка, его больше вымотали противоречия, до сих пор борющиеся внутри…
«Ну конечно! Вот почему так тяжело идти! Вот почему сердце болит и хочется кричать… Ведь выбор так еще и не сделан…» Он посмотрел в сторону, где испокон веков стоит родная деревня. Сейчас из-за снегопада проступали лишь трудно различимые очертания домиков. Деревня позади, и вроде как вернуться нельзя… Остались лишь следы на тонком покрове первого снега, но и они исчезнут за считанные мгновения. Не станет их, обратный путь будет отрезан навсегда.
«Или же… еще можно остановиться, и прочь от сказки, обратно в обыденность? Поверив Алине оставить все как есть. Убедить себя, что мечты о чем-то большем – лишь несбыточные мечты… чужие… ненужные. Что единственная радость и смысл жизни – быть лучшим отцом и мужем, на протяжении всей жизни доказывая всем окружающим, и еще больше себе самому, постоянно демонстрируя собственную силу, собственное счастье…»
«СЛАБАК-АК-АК!!! – откуда-то раздался дикий, оглушительный крик, эхом разнося среди гор его клеймо.
– Просто послышалось… – убеждал он себя трясущимся голосом. Сильно зажмурив, а затем открыв глаза, Алан двинулся дальше, шаг за шагом все ближе и ближе приближаясь к новой жизни.
Когда сквозь снег проступила тень высокого забора, у Алана вновь возникло желание остановиться или даже кинуться обратно. Но на этот раз он справился с собой быстрее, даже не сбавив шаг.
Дальше были ворота… Охранник кивнул, как своему. Алан в ответ приветливо улыбнулся. Странное дело, лишь стоило ему зайти на мощеную плиткой территорию санатория, как тревога, державшая тело в напряжении отступила, и вместо нее внутри появилось равнодушное смирение, будто здесь и сейчас он уже ничего сам не решает, а лишь выполняет чьи-то указания. Уж лучше пускай так, чем то, что было…
Возле самого крыльца стояло пара больших черных джипов и три микроавтобуса. Внутри них, за тонированными до непроглядности окнами, не было видно никаких признаков жизни.
«Наверное сегодня уезжает не только Мари», – подумал он, но взойдя на несколько ступеней крыльца «Красного Замка» резко остановился. До него вдруг дошло, что одна из этих машин и увезет его отсюда…
Алан обернулся и посмотрел на черные «танки», как впервые. Сколько раз он с тоской в глазах наблюдал за этими победоносно шествующими мимо деревни толстяками? Они ему всегда казались огромными загадочными кораблями, недостижимой мечтой, отголоском чужой сытости и счастья. А вот сейчас он смотрит на них, покинутых псов, послушно ожидающих своих хозяев, и (о, чудо!), может представить себя внутри машин, уносящих его с собой в Большой Город.
Дежуривший в холле за стойкой администратор спросил Алана, куда его следует провести, на что он назвал мисс Мари Уилсон. Администратор набрал на телефоне нужный номер, о чем-то справился, ему тоже что-то ответили. Он коротко кивнул и положил трубку.
– Вас сейчас проведут, – вежливо сказал мужчина. – Но Мисс Уилсон нет в номере, она просила подождать ее там.
– Спасибо, – поблагодарил Алан служащего.
Через минуту появился незнакомый коридорный и попросил следовать за ним. И опять начались бесчисленные блуждания по лабиринтам «Красного Замка». Как ни старался Алан, но никак не мог уловить хоть сколько-нибудь знакомую обстановку. Все выглядело так, словно он здесь был впервые.
Коридорная беготня заняла как всегда кучу времени… Кстати о времени! Алан приподнял рукав – часы все так же незаметными когтями охватывали запястье. Число на квадратном вырезе календаря было почти 31-е, сверху выглядывала лишь маленькая часть единицы – нового месяца. Маленькая стрелка застряла посреди 12-ти и единицы, а большая застряла между шестеркой и семеркой. Минутную стрелку еле заметно сотрясали судороги, словно она не могла решиться куда нужно идти – вперед или назад. «Прямо как я сейчас»– мелькнула у Алана мысль.
Подойдя к нужной двери, коридорный открыл ее, пояснив, что госпожа Уилсон просила впустить гостя внутрь. Выполнив свою миссию, коридорный испарился, а Алан зашел в знакомый номер.
Ах, эти запахи – ароматы богатства и свободы. Комната, какие бывают только в кино, великодушно позволяла побыть хозяином, и Алан с удовольствием принял это приглашение.
Разувшись и сняв куртку, он сразу же прошел в спальню Мари, забрался на огромную кровать, улегся на подушку… Запах ее кожи, тепло тела, чарующий голос и улыбка полная любви – все это окружило его дурманящим наркотиком, жаждой, желанием принадлежать ей, сопровождать каждый ее вздох возгласами восхищения и искреннего счастья…
– Что бы она там не говорила… я не завишу… я люблю…
Лишь стоило закрыть глаза, как в темноте представала ее белая кожа, усыпанная вьющейся рыжей копной спадающей с головы на гладкое тело… Возбуждение переполнило его. Казалось, всего шага не хватает до сумасшествия… Так хочется сойти с ума от страсти, от любви к ней…– Надо же, еще и заснуть успел, – разбудил Алана смех Мари. – Ишь, ты, шустрик…
– Привет, – садясь на кровати и потирая сонные глаза, улыбнулся он.
– Привет, – ответила девушка тем же. Мари была одета в темное бордовое пальто, вязанные перчатки и шапку темно-синего цвета. Джинсы спрятаны в красные сапожки под колено. – Я рада, что ты все таки здесь, – а затем будто вспомнив зачем пришла, махнула
