с набедренной повязкой перекочевали к заговорщику.
Далее путь некогда правогласного Питхора Иосепта пролег через террасу, крытую малахитовыми плитками с лазуритовыми сфинксами в четырех углах. Стражники впустили его со двора, даже не моргнув. Вот полковник, притворившийся служителем, оказался уже в канцелярском крыле и заторопится вдоль ряда дверей и боковых переходов. Управление закромов, палата начальника закромов, палаты начальника матросов, управление гонцов… В дальнем конце галереи замаячили две фигуры: Птахотеп и Мериамон. Укрыться можно только за статуей Амона, стоящей в нише.
Сандалии шлепают все ближе и ближе, топчут мраморный пол совсем рядом. Мериамон останавливается… и оборачивается спиной к статуе, лицом же к изваянию расположился Птахотеп. Сановники беседуют о мерах по улучшению службы гонцов. И тут две крепкие руки протягиваются к Мериамону, притискивают его к каменному Амону, одна ладонь разжимает челюсть, другая вливает магический сок. Хрип чередуется с бульканьем. Сок проливается в нутро, резво проникает в жилы и достигает сердца. Там из него появляется демон, который набрасывает темное покрывало на Ба и изгоняет Ка туда, откуда оно явилось.
- Кто это? - голос Мериамона походил на скрип двери.
- Земная Тень Амона хочет говорить с тобой, о правогласный Мериамон, - смело представился Питхор Иосепт.
- Что нужно Владыке Небесному от его смиренного создания?
- Соблюдения любезного ему порядка… Служители Амона из Фиванского храма сокрыли от Великого бога свое Сердце, они затевают недоброе, хотят внести в алтарь храма ковчег израильского демона и поклоняться ему…
- Но служители Амона всей своей Ба возжелали уничтожить Ковчег, они сразу решили утопить его на излучине за крокодиловым бродом. Благая Маат свидетельница моим словам.
- А когда? - стала уточнять 'тень'.
- Сегодня после захода, неужто господину моему Амону неведомо это?
- Он испытывает тебя, глупыш.
- Но я всегда был верен…
- Да ну тебя, надоел, - и Питхор Иосепт, надавив на сонную артерию, прервал оправдывания Мериамона и отправил его в глубокий обморок. - Куда теперь бедолагу засунуть-то?
Впрочем, выбирать способ устранения тела пришлось недолго. Поблизости находилась большая фаянсовая ваза из Фаюма, куда и был опущен не слишком крупный Мериамон.
- Два человека, которых я отправил по пути Озириса не слишком далеко, могут вскоре вернуться назад, - обратился Питхор Иосепт к Птахотепу. Поэтому я должен срочно покинуть Обитель Владыки. Хотя, мне тут нравится.
- Я провожу вас кратчайшим безлюдным путем, чтобы вам не надо было следовать через присутственные места, - сказал Птахотеп, заводя Питхора Иосепта в маленькую дверцу, за которой начинался узкий коридор, почти лаз. - Но Ужас живет во мне, с тех пор как мы повстречались с вами там, на Реке. Чего хочет ваш повелитель, могучий демон из страны иври?
- Он хочет, Птахотеп, много страшного и неприятного для нас. Чтобы мы не убивали, не крали, не прелюбодействовали, не лжесвидетельствовали, не желали жены и имущества ближнего своего…
- В убийстве, краже и лжи мало пользы для Большого Дома и для людей высокородных, - согласился столп Большого Дома. - Им и так все принадлежит по велению Семи Хатхор. Поэтому Владыка и правогласные карают за беззакония, в основном, подлый люд, не знающий своего места. Конечно, не всегда еще возмездие настигает виновного. Ведь страна Кеме велика, а у Большого Дома столько других забот - направлять Нил, поднимать утром солнце, сажать его вечером… И, кстати, стоит ли порицать слабого человека за желания, которые внушаются богами?
- Скрижали Ковчега говорят, что за злые поступки и желания кара неотвратима как для высокородных, так и для низкого люда, и кара будет от Бога. Кроме того, там сказано: не имей богов кроме него, не твори кумира и не поклоняйся образу, не прельщайся величием солнца, луны и звезд, не взывай к Богу всуе.
- Какая нелепица! Что-то дикое, - Птахотепа даже передернуло от отвращения. - Несообразное Ка и Ба, противное Истине и Порядку, хранимым Маат.
- Просто Он хочет, чтобы мысли и чувства не вкладывались в наши души высшими сущностями, чтобы сонмы богов утратили власть над частями и членами нашего тела, чтобы мы сами отвечали за свои намерения и дела. Он забирает у божественной Девятки весь мир и отдает его нашему исследованию и нашей работе.
- Но для этого всего человек должен обладать великими силами, даже большими чем у Владыки!
- Мы сотворены по его образу и подобию, и этого достаточно.
ВЗГЛЯД 5, ПРЕРВАННЫЙ
Пока Питхор Иосепт пробирался к Воротам Добродетельного Служения, ему все мнилось, что шагает он слишком поспешно, чем выдает себя, что вот-вот забегают служители и стражники с воплями: 'Святотатец в Доме Владыки'.
Но обошлось, 'святотатец' покинул ворота и заторопился, насколько это было возможно, не переходя на бег, по мощенным мрамором улицам Пер-Рамзеса…
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ЕГИПЕТ. ЛЕТО. КОНЕЦ ИСТОРИИ
1. РАЗВЕДКА ГУЛЯЕТ САМА ПО СЕБЕ
После похода в храм крестоносцев Индиана Джонс лежал пластом в номере убогой искендеронской гостиницы, поднимаясь лишь для того, чтобы укусить лепешку, глотнуть виски или раскурить сигару. Обморочный сон сменялся жутковатыми видениями и наоборот. То тебе картинки из древнеегипетской жизни: парадный выход фараона, кормление мумии, звериноголовые боги и все такое прочее; то кошмары на тему первого крестового похода: скачущая лава арабской конницы, режущий уши визг, оскаленные зубы и сабельный свист. Потом хруст костей и пространство под веками заполняется красноватым сиянием. И снова провал…
Сил не хватало даже на то, чтобы снять шляпу.
Откуда-то в его комнате появлялись бутылки любимого виски 'Джонни Уокер', довольно свежая еда, кто-то платил за его проживание и забирал пустую стеклотару. Это происходило как бы само собой, что вполне устраивало доктора Джонса. Ему не хотелось думать о мелочах. Иногда больному казалось, что кто- то стоит рядом с его койкой и о чем-то настойчиво спрашивает. Но именно в это время Индиана находился в забытьи и слова долетали до него лишь в виде неясного рокота.
Течение его болезни было, конечно, странным, но не более, чем все происшедшее с ним ранее.
Когда череда провалов и кошмаров прекратилась, когда доктор Джонс очухался настолько, что даже решил побриться, то обнаружил у себя в номере…
Клопика! Которого сейчас за незначительный вес можно было прозвать Микробиком. А еще сержанта- гориллу вместе с холмами плеч и невыделяющейся на их фоне головой. Похоже, Чак Питерс был приставлен к мальчику в провожатые.
- Клопик, ты по-прежнему жульничаешь при игре в покер?
Это были первые слова выздоравливающего Индианы, а первый его вопрос звучал так:
- Где мой папа?
- Мистер Джонс в госпитале, где же ему еще быть.
Обезьяночеловек Питерс все-таки умел разговаривать, и голос у него был совсем не грозный бас, а тихий скромный тенорок. Тщательно подумав, сержант добавил:
