выдержать. Я не могла смириться с мыслью, что он знает, что я не люблю его. Не могла вынести того, чтобы услышать, как он произносит это вслух, и все же, часть меня хотела, чтобы кто-то это сказал, если это будет значить, что он вернется в Вегас и в моей жизни окажется на одну персону меньше, о которой нужно заботиться. Я устала, и это не касалось полицейской работы, а того, что никто не может встречаться с таким количеством народа. Ты можешь с ними трахаться, но не можешь с ними заводить отношений. Возможно, я была готова выбросить Синрика из своей постели и жизни не из-за него самого, а потому что должна найти способ сократить количество людей в моей жизни, а учитывая то, насколько юным он был, казалось разумно, что исключен будет он. Состояла ли моя проблема с Синриком не в нем лично, а в том, что у меня было слишком много любовников? Я коллекционировала их, как сумасшедшая старушка — кошек, вот только я могла позволить себе кормить их и заботиться о них всех. У меня просто истощились эмоциональные ресурсы или я так убеждала себя.
Была ли я на самом деле готова расстаться с одним, чтобы просто легче встречаться с оставшимися? Следуя этому раскладу, пришлось бы поступить дерьмово. Черт, не хорошо называть мужчин, которых я любила и с которыми спала, «оставшиеся». Если я собираюсь порвать с Синриком, а Натаниэль рискует потерять еще одного брата, мне необходима причина получше, чем эмоциональное истощение, не правда ли?
Я протянула руку, коснулась его волос, и убрала их назад от его лица. Его волосы были такими мягкими, мягче, чем у Натаниэля, и почти такими же густыми. Я хотела сказать: дело не в тебе, а во мне, но это прозвучало бы как чертово клише. Может, потому, что в этом заезженном выражении содержится намного больше правды, чем хочется верить людям. Ты можешь быть прекрасным человеком, замечательным любовником, самым лучшим другом — но это так не работает. Твою мать, что б меня…
Он прижал мою руку своей, удерживая ее у своего лица. Закрыв глаза, он уткнулся лицом в мою ладонь, потираясь щекой, помечая меня своим запахом, как делают все кошки. Была ли я его? Был ли он моим? «Черт, да откуда мне знать». Как я могла не знать по прошествии более года? Как я могла не знать ответа на это? «Блядь, что же это со мной? Что, черт возьми, было неправильно… со мной? С… ним и со мной, с нами? Нет, со мной. Со мной. Да что со мной не так?»
Другая его рука обвилась вокруг моей талии, крепко притянув меня к себе. Это был жест обладания, обозначающий завоеванную территорию для потенциальных соперников. Это мое, а не ваше; мое и точка, вот эта рука вокруг меня, втягивающая меня в его жизнь. Но мне это таким не казалось.
Я уставилась на него, изучая его лицо и пытаясь найти в нем то, что поможет мне понять, что, черт возьми, я все-таки чувствую.
Он притянул меня еще ближе к себе, и я опустила руки на его талию, не для того, чтобы обнять его, а чтобы сохранить ту последнюю крупицу дистанции между нашими телами. Я знала, что находилось под шелковыми спортивными шортами. Знала, что он может предложить, и мне известна была моя реакция на прижимание к нему даже через одежду. Это была не просто любовь, заставляющая так меня реагировать на мужчин в моей жизни, и так или иначе, если я реагировала на Синрика подобным образом, то это что-то да значило. Я не была уверена, что хочу этого, что бы это ни значило.
Он попытался притянуть меня ближе, но я напрягла руки и осталась на расстоянии. Он не возобновил попыток. Он просто отпустил меня и отступил на шаг назад, так что мы больше не соприкасались.
Я потянулась к нему, но глянув на его лицо, опустила руки. В его глазах был не гнев, а разочарование, боль. Я не хотела это видеть. От этого вида в моей груди все сжалось, а в горле образовался ком, который, казалось, мне ни за что не проглотить, словно я задыхалась от чего-то более твердого, чем слова.
— Я не ревнивый, — начал он, — но после всего, что я слышал и чувствовал, чем ты занималась с Микой и Натаниэлем, а мне даже не позволила обнять тебя… — Он покачал головой, делая отстраняющий жест руками. Синрик повернулся и подошел к раздвижным стеклянным дверям, отходя от меня как можно дальше, не покидая комнату.
Я не знала, что делать. Если бы Натаниэль не принял его, как брата, если бы Жан-Клод так не гордился его достижениями, если бы он не пытался так чертовски усложнить все, о чем его просили, если бы… как бы я себя чувствовала, никогда больше снова не увидев Синрика здесь, на этой кухне? Что если я никогда больше не увижу его в игре света и тени? Он был прекрасен, купаясь в свету, который придавал его волосам длиною до плеч насыщенные оттенки синего и черного, словно кто-то окрасил его в цвет темной океанской воды, но… но, я могла жить без него. Я скучала бы по нему, но не стала бы ломать голову, помогая ему выбирать колледжи и трахать его. Слишком сильно ощущался конфликт интересов. Могли бы вы кого-то растить, целовать его и отправлять каждый день в школу, затем спать с ним, и оставаться в порядке? Не думаю.
Я решила попробовать быть честной. Не уверена, что это ослабило бы ком в груди и горле, но это все, что я могла. Я подошла ближе, но не настолько, чтобы прикоснуться к нему.
— Мне жаль.
Он сказал, не глядя на меня:
— Чего?
— Того, что меня не хватает на всех.
Он повернулся и нахмурился, взглянув на меня:
— И что это значит?
Я открыла рот и закрыла. У меня не хватало слов, чтобы выразить это.
— Видишь, Анита, это — не настоящая причина Ты опять ищешь оправдание для своего «нет».
Я покачала головой:
— Это не так, черт возьми.
Он повернулся, скрестив руки на голой груди.
— Тогда поясни. — Он бросил слова, как перчатку. Теперь была моя очередь поднять ее и принять вызов, или жалко и трусливо оставить лежать ее там.
— Я не знаю, как провожать тебя в школу, обнимая на прощанье, ходить на родительские собрания, встречаться с учителями, и в то же время — заниматься с тобой сексом. Это ощущается так неправильно, словно я делаю что-то не правильное. Никто больше в моей постели не заставляет меня чувствовать, что я делаю что-то безнравственное.
Хмурый взгляд сменился озадаченным, и затем — полуулыбкой.
— Ты серьезно, что ли?
— Совершенно, — ответила я.
— Мне на самом деле лишь на год меньше, чем было Натаниэлю и Джейсону, когда ты их встретила.
— Но я же не спала с ними, когда им было по девятнадцать, и кроме того, тогда я была на три года младше.
— Я всего на пять лет младше Натаниэля, — сказал он.
У меня нестерпимо чесались руки заткнуть пальцами уши, напевая при этом «ля-ля-ля-ля-ля». Я и правда не думала о нем в таком свете.
Он резко и коротко хохотнул.
— Ты не подсчитывала, да?
Мне стало неуютно, но я старалась не ежиться.
— Я действительно не думала о том, что вы так близки по возрасту.
— И было все путем, потому что ты не слишком-то и задумывалась на эту тему?
Я просто не знала, что на это ответить, поэтому так ему и сказала:
— Не знаю.
— Ты старше Натаниэля на сколько — семь лет, правильно?
Я кивнула и пожала плечами. Я боролась с тем, чтобы не отвести в сторону взгляд, потому что, честно говоря, с одной стороны меня это тоже беспокоило.
— Тебя действительно так беспокоит эта разница в возрасте, даже эти семь лет?
Я кивнула:
— Да, так и есть, и я заботилась о нем, защищала его. Думаю, это был бы конфликт интересов, пытаться научить его самостоятельности и при этом спать с ним.
— Он был комнатной зверушкой, когда вы встретились, и не просто покорной, а такой, которая
