скамью. Как только я перестала за него хвататься, он изменил угол проникновения и начал искать основательный, быстрый, глубокий ритм. Я наблюдала за тем, как его тело трудится над моим — лишь бедра и его длинный, твердый член касались меня. Технически, эта позиция была миссионерской, но ты и близко не добьешься такого в стандартной позе.
Его длинная челка начала раскачиваться, открывая взгляду участок зарубцевавшейся ткани в месте, где должен быть глаз. Только когда он был сверху, и только под таким углом я могла видеть его лицо целиком. Я ценила моменты, когда могла видеть его всего. Я наблюдала за его сосредоточенным выражением лица, за отдаленным, обращенным в себя взглядом, что было его версией до последнего продлить потрясающие, проделываемые со мной его телом вещи.
Он взглянул на меня, видя меня насквозь. С жесткой улыбкой на лице, и хриплым от напряжения голосом он произнес:
— Ты все еще себя контролируешь. Значит, хреново стараюсь.
Не знаю, что бы я на это ответила, но просто не успела, потому что он ускорился, задвигавшись быстрее, жестче, но скамейка была чересчур узкой, слишком твердой и производила слишком много шума. Он стал раскачиваться, задавая темп бедрами, доказывая, что мог бы станцевать со мной даже в таком положении — лежащей на спине. Этот оргазм был мягче того, который бы я получила, вколачивайся он в меня полностью. Этот оргазм нарастал, как клиторальный, поэтому я могла ощутить его приближение.
В моем голосе угадывалось напряжение от положения на скамейке, руки были напряжены, пока он танцевал внутрь и наружу, но, все же мне удалось пропыхтеть:
— Уже близко.
— Хорошо, — отозвался он, но его глаза были закрыты, он не смотрел на меня. Его лицо приобрело то глубокое, погруженное в себя выражение, закрытые глаза означали борьбу со своим телом, схватку за то, чтобы сохранить восхитительный, раскачивающийся, танцующий ритм, при этом удерживая нас на скамейке, пока я не кончу под ним, борьбу за то, чтобы не остановиться и не потерять концентрацию, не сейчас, когда он проделал такую работу, подводя нас к моменту «Х».
Оргазм застал меня в промежутке между толчками, и я закричала, извиваясь под ним. Мои руки вцепились в скамью, борясь с остальным телом, потому что хотели отметить его тело узорами моего удовольствия.
— Боже, Боже! — рычал его голос надо мной.
Он еще раз так сильно и жестко толкнулся, снова вырывая из меня крик, и я не могла понять, был ли это новый оргазм или просто остаточное послевкусие предыдущего.
Он зарычал. Его лицо приобрело дикое выражение, глаза стали львино-оранжевыми, человечность ускользала, когда он вздрагивал надо мной с рыком. Последняя пробежавшая по его телу от плеч до бедер дрожь заставила меня снова вскрикнуть, так как, вздрагивая, он по-прежнему толкался глубоко внутри меня.
Он почти рухнул сверху, так сильно опустив голову, что его челка потиралась о мое лицо. Я чувствовала бешеное биение пульсирующей жилки на его шее, грохотание его сердца. Он произнес полушепотом-полурыком:
— Ты не покормилась.
Он прав, я не покормила
— Черт, как хорошо.
Он снова засмеялся, все еще находясь внутри, такой невыносимо твердый, и я снова начала выгибаться и издавать негромкие звуки, смеясь вместе с ним. Мы оба извивались посмеиваясь, пытаясь не шлепнуться с этой чертовой скамейки, и мне все еще надо было покормиться.
Наконец, он поднял меня на руки, так что я оказалась перед ним, обвив его талию онемевшими ногами. Он все еще находился внутри меня, потихоньку уже становясь мягче, а когда поднял меня на руки, совсем выскользнул, и мы просто обнимались, приблизив друг к другу лица, с застывшими на лбу бисеринками пота.
Голос был хриплым, а глаз — оранжевого львиного цвета:
— Как же мне нравится, когда тебе так хорошо, что ты забываешь про
Я улыбнулась ему, провела руками по плечам и сцепила их на его затылке.
— Ты был великолепен.
Он ухмыльнулся, сверкнув зубами — скорее кошачий оскал, чем улыбка.
— Ни с кем лучше бы не получилось.
— Почему? Из-за конкуренции с другими мужчинами? — спросила я.
— Просто потому, что никогда не был с кем-то, кто наслаждался бы сексом так же, как ты. Я должен соответствовать.
Я обхватила его руками, по-прежнему обвивая его талию ногами. Его руки поддерживали меня под задницу, но с абсолютной легкостью. Даже с учетом струящегося по его телу пота и пока еще не полностью восстановившегося дыхания, он совершенно не напрягался, держа меня на весу. Его силы хватило бы точно так же удерживать небольшую машину, но все же я была впечатлена.
— Ты и соответствуешь, — сказала я.
Он снова ухмыльнулся:
— Тебе все еще нужно кормиться.
— Год сказал, что отправит на замену тебе Итана или Домино, хочешь, чтобы они пришли?
Он покачал головой:
— Нет.
Мои глаза расширились:
— Ты уже готов повторить?
— Я лев, Анита. Дай мне минуту и… вуа-ля!
Я чуть нахмурилась:
— Не слишком ли рановато для тебя?
— Обычно уже выстраивается очередь, поэтому мне приходится отступать в сторону, чаще всего для Натаниэля.
Я улыбнулась:
— Он не против делиться.
— Ему нравится наблюдать, — сказал Никки. Затем встал, со мной, все еще обнимающей его.
Я удивленно взглянула на него, обвив его руками и ногами.
— Теперь ты меня впечатлил. Не уверена, что еще способна стоять.
— В твоей постели я не самый огромный, не самый гибкий, не кончающий бесконечное число раз подряд, без многовекового опыта за плечами, и не уверен, что обладатель выдающейся выносливости. Натаниэль и Жан-Клод производят в этом просто пугающее впечатление. — Перекинув одну ногу через скамейку, он направился в сторону душа.
— Но я силен и умею сражаться, а также почти от чего угодно практически моментально восстанавливаюсь физически. Дай мне еще пару минут, и я это докажу.
Он легко и плавно нес меня, будто я ничего не весила. Я была сильна для своих габаритов, черт даже очень, но никогда не смогу отплатить ему той же монетой. Я никогда не стану реально большим, физически сильным человеком, но в этот момент я просто позволила себе насладиться тем, что у меня есть тот, кто заботливо несет меня в душ. Зачем париться по поводу того, что мне никогда не дано его вот так пронести?
