В другом случае Ключко выразил недовольство командиру ковпаковцев в связи с «переманиванием» партизан:
«Вторично ставлю Вас в известность о том, что отдельные командиры вверенной Вам дивизии ведут незаконную вербовку людей из моей бригады, т. е. берут отдельных “обиженных” партизан моей бригады под свое покровительство. Я считаю это явление крайне недопустимым в наших условиях… 25.04.44 г. партизаны моей бригады Мураденко Василий Иванович и Осохин Николай Павлович, чувствуя за собой старые грехи, дезертировали с оружием, которое приобретено кровью честных партизан, в Вашу дивизию… 03.05.44 г. партизан моей бригады Поляков Андрей Дмитрович, находясь под следствием, также дезертировал в Вашу дивизию с оружием… Прошу и требую возвращения дезертиров в мою бригаду… Я надеюсь, тов. подполковник, что это ненормативное явление Вы ликвидируете без вмешательства Белорусского штаба партизанского движения»[1323].
С партизанами Минской области ковпаковцы также не достигли взаимопонимания. Штаб соединения в мае 1944 г. получил сведения о том, что под видом партизан 1-й Украинской дивизии партизаны 12-й кавалерийской бригады им. Сталина грабили местных жителей. Не мудрствуя лукаво, ковпаковцы захватили нескольких своих коллег в заложники. Комбригу сталинцев, Герою Советского Союза Владимиру Тихомирову Вершигора послал требование вернуть награбленное, угрожая в противном случае расстрелять пленных партизан[1324].
После всех этих приключений представители украинских партизан в сообщениях своему руководству обвинили белорусских коллег в излишне брутальном обращении с мирным населением и в безделье. В частности, находившийся при штабе ковпаковцев корреспондент Леонид Коробов в письме Хрущеву заявил, что белорусские партизаны, перебегавшие в дивизию Вершигоры, с одной стороны, устав охранять жен командиров и политруков, хотели активно бороться с врагом, с другой — спасались от произвола собственного руководства. Журналист оставил весьма нелестный отзыв о командире Пинского партизанского соединения, будущем Герое Советского Союза Василии Корже:
«Партизаны рейдирующих групп называют его помещиком. При встрече с командирами полков 1-й Украинской партизанской дивизии он говорил так: “Вы травите мои посевы, вы находитесь на моей земле, я вам не дам своего аэродрома”. Это трусливый человек, поэтому он отказался от наступательных действий и ушел в болота»[1325].
Впрочем, пассивность некоторых украинских партизан и их тяга к заболоченной местности также служила причиной натянутости отношений с руководством.
7.2. Конфликты между командованием отрядов и УШПД
В практически любой организации, особенно построенной по принципу учреждения, а не корпорации, наличествуют трения между «высшими и низшими»: непосредственные интересы и желания рядовых сотрудников далеко не всегда совпадают с приказами и установками начальства. С другой стороны, руководство не всегда оправдывает чаяния подчиненных, в ряде случаев ожидающих от начальства поощрений, а также помощи — хотя бы советом. Подобные конфликты были характерны и для украинских партизанских структур.
Наибольшее количество подобных склок приходится на 19431944 гг. В 1941–1942 гг. контроль НКВД УССР и — во второй половине 1942 г. новосозданного УШПД — над партизанами был довольно слабым, что объяснялось плохой связью с отрядами, отсутствием как таковой отлаженной системы руководства партизанами, общей ситуацией на фронтах. К началу 1943 г. УШПД в целом выработал систему взаимодействия как с отрядами, так и с другими советскими структурами, занимавшимися организацией и обеспечением зафрон-товой борьбы. Кроме того, основные украинские соединения и отряды получили радиостанции, а стратегическая инициатива перешла от Вермахта к Красной армии. В этой ситуации стандартными стали конфликты между командирами партизанских отрядов и руководящим Центром — УШПД.
Отчасти большое количество ссор было вызвано чертами характера самого Тимофея Строкача. В отношениях с подчиненными он был довольно-таки мягким, и его стиль руководства не типичен для советского государственного аппарата сталинской эпохи вообще, и тем более для НКВД, службе в котором начальник УШПД отдал многие годы. Иными словами, Строкач позволял партизанам конфликтовать с ним и другими работниками штаба, сам того не желая, попустительствовал своеволию партизанских вожаков. Эта черта характера Строкача проявились и после войны, когда он занимал должность министра внутренних дел УССР. Критиковавшие его сотрудники ЦК отмечали «запущенность работы с кадрами» со стороны бывшего начальника украинских партизан:
«В результате плохой постановки партийно-политической и воспитательной работы отмечены многочисленные факты грубого нарушения советской законности, пьянства и бытового разложения [среди личного состава МВД УССР]… (…) В ряде случаев тов. Строкач принимает либеральные решения в отношении лиц из руководящего состава, которые допускают злоупотребления по службе…»[1326]
Спокойно Строкач относился к критике в его адрес со стороны партизан.
В начале 1943 г. Ковпак, узнав из газет о награждении орденами и медалями ряда партизанских командиров и сотрудников УШПД, обиделся на Строкача и послал ему раздосадованное сообщение: «Неужели роль Сыромолотного ниже роли Логвина, Усачева, Мартынова и некоторых работников Вашего аппарата? Почему не реализовано мое представление на Руднева?»[1327] Сыромолотного действительно нельзя было причислить к выдающимся организаторам партизанской борьбы. А Руднева своевременно не наградили из-за того, что он одно время до войны находился под следствием по подозрению во вреди-тельстве[1328].
А и еще чаще, как водится, Строкача поносили за глаза.
Замечания были очень резкие. Например, сын комиссара Сумского соединения — Радий Руднев в письме матери выразил недоумение ее оценкой: «Меня очень удивило, что Строкач — ты говоришь — добрый, он мне даже снился в виде Люцифера, Астарота и прочих дьяволов. Сколько на его бедную голову пришлось ругани…»[1329] Это письмо дошло до Тимофея Строкача — копия документа хранится в соответствующем фонде. Не каждый руководитель мог бы работать с подчиненными после получения подобных сведений.
Однако любому терпению приходит конец. В начале 1943 г. Тимофей Строкач и Никита Хрущев получили от осведомителей УШПД — радистов, засланных в Сумское соединение, — ряд компрометирующих материалов на С. Ковпака, а также подобную информацию по другим каналам. Принято было решение вызвать Ковпака в Москву и там то ли призвать к дисциплине, то ли вообще снять с занимаемой должности. Вызов произвели под предлогом обсуждения с С. Ковпаком ситуации на оккупированной территории и оперативных планов на весну-лето 1943 г. В конце марта начальник УШПД запросил своего агента о том, как встречен в соединении вызов С. Ковпака и представителя ЦК КП(б)У в его отряде И. Сыромолотного в Москву[1330]. Командование соединения отнеслось к инициативе Центра настороженно, не захотел расставаться со своим командиром и комиссар Семен Руднев, совместно с С. Ковпаком написав в УШПД: «Вылет Ковпака считаем нецелесообразным. О состоянии тыла может доложить один Сыромолотный»[1331].
В результате Сидор Ковпак остался на своей должности, пережив один из наиболее ярких эпизодов противостояния командования соединения с руководящей инстанцией. А противоборство это было едва ли
