Хорунжий пошевелил ногой, убедившись, что она цела. Пулемет застрочил, а в это время плютоновый Максымяк заряжал орудие. Они дали для верности еще два выстрела из пушки. Почувствовав запах гари, хорунжий испугался.
— Юзек убит! — крикнул Максымяк. Нагнувшись за снарядом, он увидел дыру в лобовой броне, вырванный люк водителя, распластавшегося в луже крови механика и прыгающие по его одежде огоньки пламени.
Оба выскочили из танка, упали на песок. За броней послышались стоны, и это заставило заряжающего забыть о страхе. Он просунул голову в окутанное дымом отверстие люка.
— Стась! — позвал он.
— Глаза, мои глаза! — раздалось в ответ.
Янек отодвинул в сторону поврежденный ручной пулемет и подтянул худощавого капрала к десантному люку. Обжигая себе руки, он стал выбрасывать горящую паклю. «Не подожгли, танк целый», — мелькнуло у него в голове. Он торопливо гасил огонь на теле механика, на его голове.
— Глаза… — шептал Жешутек.
— Все в порядке, это только кровь, — успокаивал его Михал, накладывая повязку на рассеченную бровь и на рану на правой щеке. — Видишь?… Ползи к лесу, там санитары…
— Холера! — выругался Максымяк, доставая из-за пазухи еще теплый осколок.
— Тебя что, ранило?
— Нет, — пробормотал он. — Комбинезон пробило. И синяк здоровенный, как яйцо.
— Надо бы вытащить это разбитое корыто. Мы еще повоюем на нем, — предложил Гай. — Осмотрись, может, кто на буксир нас возьмет.
Они лежали в неглубоком, наполовину засыпанном окопе, между своим танком и подбитой машиной 214 со свернутой набок башней, вдавливаясь головой в песок, потому что совсем низко над землей со свистом пролетали пули. Это вели огонь автоматчики, которые догоняли ушедшие вперед танки.
— Не хватало только, чтоб свои же прихлопнули, — проворчал Максымяк и во весь голос крикнул: — Осторожней, черти!
Наступающие бойцы очередями косили гитлеровцев, а тем, которые бросали оружие и поднимали руки, показывали направление в тыл и давали пинка, чтобы ко перепутали, куда идти.
Заговорила артиллерия, справа били танки, впереди, со стороны фольварка, вели огонь штурмовые орудия. Замполит, тот самый хорунжий, который прибыл во 2-ю танковую роту без каски, торопил санитаров, чтобы побыстрее подбирали раненых. Над полем боя поднимались клубы пыли и дыма, сверкали вспышки выстрелов.
…Танк 226 не участвовал в атаке, но, когда три машины уже вышли на гребень высотки, к нему подбежало отделение гвардейцев в полном боевом снаряжении. Высокий, статный парень, приложив руку к каске, доложил:
— Мы — десантная группа. Докладывает комсорг сержант Куделин. Где польские танки, которые…
— Ушли, — перебил его Марчук и показал рукой, куда двинулись танки.
— Без нас? — с отчаянием в голосе спросил Куделин. — Ребята, бегом за мной!
— Стой! — сердито остановил его хорунжий. — Садитесь, подвезу.
Захлопывая люк, он увидел, что на броню садится и Казик Савицкий с санитарами.
Плютоновый Федоров, бывалый солдат, повел машину быстро и в то же время осторожно. Он и Марчук были схожи темпераментами: там, где Гай приказал свернуть на улицу, ленинградец открыл люк, выскочил, осмотрелся и затем переехал через ров, сбросив в него груду битого кирпича. Чуть выдвинув конец ствола, ударил по немецкому орудию, стоящему на перекрестке, и только потом выехал, чтобы дать по нему последний выстрел.
— Возвращаемся, — приказал хорунжий. — Подвезли и хватит.
Появившийся в этот момент Максымяк показал на поврежденный танк. Подъехали к нему, развернулись, отвечая из орудия вражеским пулеметам, звеневшим пулями по броне. Даниэль Вагнер выскочил, чтобы помочь заряжающему. Прижимаясь к земле, он и Максымяк набросили толстый трос на крюк. Максымяк пробрался в свой танк и сел на сиденье механика-водителя, чтобы управлять.
Даниэль наблюдал из воронки, как двигаются с места оба танка. Вагнер остался один. «Догоню, теперь я уж не нужен», — утешал он себя.
— Поляк, давай сюда! — крикнул ему сержант из того самого отделения, которое они подбросили на танке. — Смотри, это ваш? — Куделин. стоя на подбитом «тигре», сунул в руку взобравшемуся капралу бинокль и точно назвал цель: — Дорога, вправо тридцать, танк двести метров.
С этой высоты Вагнер увидел совсем другую картину боя, непохожую на ту, что он наблюдал из окопа. Над клочьями дыма и клубами пыли, за перекрестком дорог виднелось окруженное стеной леса поле, а на нем неподвижный танк Т-34, облепленный человеческими фигурками. Вагнер поднес бинокль к глазам и увидел, как собравшиеся вокруг башни гитлеровцы вытаскивают из танка неподвижное тело. Высокий фашист с повязкой па левой руке положил на башню потерявшего сознание танкиста, затем размахнулся и размозжил ему голову ломом для натягивания гусениц.
Танк 222, едва устремившись в атаку, немного отстал.
— Янек, давай побыстрее!—крикнул Бестлер Четырко.
— Не хочет бежать, холера бы его взяла… — Сержант возился с кулисой, а когда наконец включил третью скорость, дал ^полный газ, решив не переключать на меньшую скорость, чтобы снова не заело.
Эта задержка в самом начале дала им минутную передышку и превосходство. Они видели стрелявших «тигров», которые охотились за Гаем и Светаной. Машина шла вдоль линии, где раньше стояли риги. Смычков заряжал как автомат, а Генрик стрелял с перерывом в восемь секунд, не замечая даже, что они уже обогнали остальных и двигались теперь впереди совсем одни.
— Впереди окоп, — спокойным голосом доложил Абакумов и очередью придавил гитлеровцев ко дну окопа, а гусеницы засыпали их песком.
Две ручные гранаты разорвались на броне. Стальной корпус загудел. В десяти метрах от окопа, когда они переезжали через дорогу на Грабноволю, в танк попали два снаряда. Первый отскочил рикошетом от верхней части башни, разбив замок и покорежив люк; второй сорвал стальную крышку с шарниров и отбросил ее куда-то в сторону.
— Хорошо, больше воздуха будет, — пошутил обеспокоенный Бестлер.
— Справа автомашина, — предупредил Сашка-сибиряк.
Четырко сжал рычаг и одним ударом разбил мотор
выезжавшего из окопа грузовика. Внезапно внутри танка сверкнула ослепительная вспышка — раздался взрыв. Четырко почувствовал, как два острых шипа пронзили уши и впились в голову. Из последних сил он выжал сцепление, чтобы переключиться на меньшую скорость. И, двигая кулисой, погрузился во мрак, сознавая, что не смог сделать что-то очень важное.
…От взрыва первого снаряда внутри танка Бестлер потерял сознание. Впившийся в кость осколок от другого снаряда вместе с болью вернул ему способность воспринимать окружающее. Высоко вверху, на орудийном замке, повис Смычков, а еще выше виднелся клочок неба. На этом небе застучали тяжелые сапоги. Появились немцы. Бестлер знал, что это означает. Понял, что рана не освобождает его от обязанности сражаться до конца, что до госпиталя еще далеко, и крикнул:
— Осколочным! Янек, газ! — И тут же снова провалился в темноту.
Четырко услышал команду дать газ, но не мог ее выполнить: чьи-то руки потащили его наверх. Он ударился затылком о металл. Открыл глаза, на фоне облака увидел лом в занесенной руке и все понял. Он хотел ударить гитлеровца кулаком в лицо, стереть с него гримасу усмешки, но лишь с трудом пошевелил разбитой рукой. На его голову обрушился смертельный удар.
Шесть гитлеровцев были скошены автоматными очередями. Они не успели заметить подбегающую группу советских пехотинцев. Обер-ефрейтор вскинул автомат, но Вагнер успел прикладом раскроить ему лоб. Двое пытались убежать, но тоже упали, уткнувшись лицами в песок. Трое подняли руки. Мотор продолжал работать. Вагнер посадил гвардейцев на броню, а сам сел на место механика-водителя. Включая
