по три, по четыре. Мечислав Анисько принес семь. Смеялся, показывая белые зубы и простреленный рукав.
— Поставлены кое-как, никакой маскировки, заметить легко. Теперь наши могут смело идти вперед, — радостно проговорил он.
Но наши не смогли пойти вперед, потому что немцы, передав своим батареям данные о сосредоточении танков, открыли огонь, который усиливался с каждой минутой. Стреляли минометы и гаубицы по меньшей мере четырех калибров. Они прижали к земле пехоту, заставили сидеть в машинах танкистов. Всех бесило вынужденное бездействие: вперед двинуться нельзя, а назад отходить совсем ни к чему: жаль отдавать с таким трудом отвоеванную землю.
Механик-водитель машины 233 Виктор Бахар считал ближайшие разрывы снарядов. Танк дрожал и будто стряхивал с себя осколки, которые, словно слепни, налетали на броню и жалили ее со всех сторон. Виктор сбился со счета. Откуда-то сверху ударил снаряд, и танк, словно раненое животное, издал что-то вроде стона и задымил.
— Погасить пламя!
Бахар выскочил наружу первым. И вот уже оба огнетушителя брызнули пеной, сбили пламя с сетки двигателя, прежде чем оно успело по-настоящему разбушеваться.
— В машину! Механик, задний ход! Черев сто метров остановись. Посмотрим, что повреждено.
Дьявольски долго не ослабевал огонь немецких орудий. Видно, батареи сменяли одна другую, и экипажам танков под раскалявшейся от солнца броней стало не хватать не только воздуха, но и проклятий.
— «Береза», «Береза», я «Луг». «Наковальня» готова? — беспокоилась Пеля на полковой радиостанции.
—«Луг», я «Береза». Не готова. Как будет, сообщим.
Около 10.00 гаубицы, словно поперхнувшись, замолчали, а через двадцать минут — и минометы. Сразу же поднялась пехота, и батальон, поддержанный шестью танками, снова пошел в атаку. Довольно неожиданно оборона гитлеровцев дала трещину. На правом фланге сопротивление стало ослабевать, и вот уже плютоновый Марцин Соя из танка Кулеши удивленным голосом сообщил:
— Я тридцать шестой, справа вижу поле.
— Поле, а за ним труба, — добавил Немечек.
— Я тридцать четвертый, вся «Береза-два» на опушке леса. Перед нами кирпичный завод, — доложил подпоручник Коркуць.
— Сидите тихо! — Командир роты по радио напомнил им, чтобы не открывали огня.
Минуты две в эфире было спокойно, а в лесу нарастала канонада: это взвод хорунжего Федоровича, ведя огонь из орудий, медленно продвигался вперед.
— Я тридцать первый, — отозвался Янек Бахож. — В просвете лесной дороги — строения. Недалеко от придорожного креста — белый камень, расстояние сто метров.
— «Береза», я «Луг». Жду донесения. Прием, — на-, поминала о себе капрал Пелагея Хемерлинг.
— «Луг», я «Береза». Докладываю: «Наковальня» через пятнадцать минут. Как поняла? Прием.
— Я «Луг», поняла вас, «Береза». Через пятнадцать минут будет готова. Перехожу на радиоперехват.
Теперь нельзя было терять ни минуты. Михаил Синицын переключился на волну взвода:
— Я тридцатый. «Береза-три», заводите моторы. Орудия к бою, о готовности доложить.
— Я «Береза-три», — почти тут же ответил хорунжий Гутман. — Готово.
Командир роты внимательно смотрел на часы. И летчики и артиллеристы могли, конечно, запоздать, но теперь все нужно ставить на одну карту — на точность.
— «Береза-три», открыть огонь с опушки леса. Вперед.
Еще до момента, как немцы открыли продолжительный, изнуряющий огонь, до того как на левом фланге оборона уже стабилизировалась, а правый фланг сместился к западу, подпоручник Синицын выдвинул 3-й взвод на ось дороги, остановив его за зоной обстрела. И вот теперь танки Синицына тронулись с места.
Взвод подошел к обочине лесного тракта, развернулся в линию на высоте, где находились позиции пехоты. Когда танк 238 проехал мимо танка Гольбы, Хенахович приподнял крышку люка и, перекрывая рев мотора, крикнул:
— Казик! Курица в котелке почти готова! — И он показал рукой назад.
— Так что, забрать?
— Забери!
Щелкнул замок люка, и одновременно все водители прибавили газ. Машины пошли на большей скорости.
Гольба послал Еленя, чтобы тот принес курицу, когда она доварится, а сам припал к прицелу орудия. Нурковский взял намного левее и исчез в зеленых зарослях. Гутман ехал краем дороги, а Хенахович как раз миновал белый камень. Грохнули три орудийных выстрела.
— Командир, — обратился к Гольбе механик плютоновый Новичков. — Наши уже стреляют по этому проклятому фольварку.
— Иди к черту, — буркнул Гольба. — Это Генрик горит.
Из танка Хенаховича в стороны брызнули вспышки пламени цвета спелой вишни. Орудие выстрелило еще раз, затем открылась крышка люка, и Шафер высунулся из танка по пояс, пытаясь спастись. Его Прошило очередью. Он еще секунду пытался совладать с собой, но, охваченный огнем, исчез внутри танка, где бушевало пламя.
— Черт, еще один горит!
— Я тридцать первый, «Береза-один», вперед! — приказал Федорович.
«Береза-два», огонь! — скомандовал Коркуць, и первые снаряды ударили в выщербленные стены кирпичного завода.
— «Луг», «Луг», я «Береза»! — кричал сержант Олдак. — «Наковальня» готова. Ты поняла, Пеля? Готова.
Нурковский заметил полосу огня, вылетевшую из ствола панцерфауста в тот момент, когда гитлеровец, высунувшись из окопа, стрелял по танку Хенаховича. Пулемет Осташевского скосил немца.
Танкисты дали еще один выстрел. В каменной стене конюшни фольварка, зиявшей бойницами, зачернела пробоина. Но тут же в левый борт ударил снаряд. Танк вздрогнул, задымил загоревшимся маслом. Сержант Плаксин оглянулся, потянул носом и, дав газ, въехал кормой в густой молодой березняк. Выскочил из танка, быстро вернулся, доложил:
— Огня нет. Порядок! — Упругие ветки сбили пламя, преградили доступ воздуху.
Экипаж непрерывно вел огонь из орудия. Слева прочесывали лес советские автоматчики. Справа их прикрывал командир взвода, который маневрировал вдоль дороги, делал короткие остановки и давал выстрелы. Облако черного дыма из танка Хенаховича обволакивало деревья, маскируя не только ведущие бой, но и спешившие на помощь танки командира роты и командира 1-го взвода. От придорожного креста по фольварку вели огонь шесть орудий и двенадцать пулеметов.
Несколько минут лишь 2-й взвод обстреливал кирпичный завод, но вот советские артиллеристы и пехотинцы выкатили на край поля батарею 76-мм орудий и дали первый залп.
Сначала немцы отвечали изредка, потом, перебросив самоходные орудия в пределах узлов обороны, все чаще и ощутимее. «Фердинанды», имевшие пушки большого калибра и одетые в более мощную броню, укрытые за кирпичными стенами и брустверами окопов, заставили наших немного отойти в глубь леса, укрыться за деревьями: Т-34 вели огонь, на короткое время выдвигаясь вперед.
Заряжающий инженера Гутмана старший сержант Генрик Кравец, вытерев полотенцем лицо и шею, доложил:
— Двадцать восемь снарядов выпущено. Мы сначала палили, как хотели, вот и хватило их нам не надолго.
Радист из танка командира роты все время поддерживал связь с полком:
— «Луг», «Луг», я «Береза». «Наковальня» готова, но нас оттесняют огнем. Начинайте.
