появиться здесь для приличия, прежде чем увезти тебя в поместье и накормить чем-нибудь достойным!
Саймон нахмурился.
— А ты, Марк? — холодно спросил он.
— Пойду поищу себе тарелку, — ответил юноша, которого заявление сестры вогнало в краску. — Мисс Уитни, наверное, одолжит мне одну. Я… я не понял, что мы должны были привезти посуду с собой.
— Я тоже, — вставил стоявший рядом с ним Клаус. — Найди тарелку и для меня, хорошо?
— Ладно уж, — беззаботно произнесла Элспит, — если вы все намерены испортить себе аппетит, я сделаю то же самое. Где наша хозяйка?
— Где-то здесь, — раздраженно буркнул Саймон.
— Тогда пойду поищу ее. — Элспит скорчила ему рожицу, — Какой ты бука, Саймон! Ненавижу, когда ты так высокомерно разговариваешь! — и умчалась.
Отыскав в сумерках Френсис, она вместо приветствия воскликнула:
— Что за великолепный наряд, дорогая! — и опустилась рядышком с ней. — Что, черт возьми, ты тут делаешь в одиночестве? Почему не наслаждаешься всеобщим вниманием?
— Ох! — вздохнула Френсис. — Я думала, эти речи никогда не закончатся!
— Ты тоже выступила? Или предоставила это Саймону?
— Я решила, что достаточно и тех, что мы выслушали.
— Неужели Саймон ничего не сказал? Думаю, он ждал, что ты попросишь его об этом. Знаешь, он всегда вздрагивает, когда слышит, как я отдаю приказания на ферме. Он ужасно старомоден, правда? Уверена, он предпочел бы, чтобы я передавала свои приказы через Марка, хотя прекрасно знает, что мой маленький братик не отличит кофейного боба от земляного ореха!
— Я этого не заметила, — сдержанно сказала Френсис. — По-моему, Марк знает толк в выращивании кофе.
— Ну конечно, у тебя вряд ли было время заметить кого-то, кроме Саймона, правда? — хихикнула Элспит. — Он может дать женщине больше, чем любой другой мужчина, я-то знаю!
Френсис посмотрела на нее с неприязнью:
— Для меня он просто ветеринар.
Элспит весело рассмеялась:
— О, Френсис, какая же ты милая!
Френсис знала, что вряд ли сможет ответить комплиментом на комплимент, хотя при других обстоятельствах вполне могла бы подружиться с Элспит. Но сейчас она с трудом выносила ее присутствие и, разумеется, не намерена была слушать, как эта девица обсуждает Саймона. Это была простая, старая как мир ревность, которую в прошлом она презирала, как недостойную и варварскую страсть, но с которой теперь столкнулась сама, и ей не особенно понравилось то, что она испытала.
— По-моему, там осталось еще немного батата, испеченного в золе, и жареных кукурузных початков, — сообщила Френсис, отбросив эти мысли. — Хочешь, принесу тебе?
— Если ты тоже будешь, — пожала плечами Элспит. — Должна сказать, я всегда боюсь, что эта туземная еда меня отравит, но ты ведь врач!
Френсис подошла к костру и веточкой нащупала в тлеющих углях несколько сладких картофелин. Жар от костра, казалось, слился с жаром пламени, пылающего внутри нее. В первый раз она серьезно задумалась, не подхватила ли какую-то инфекцию, и внезапно почувствовала страх.
Подошел Клаус, помог ей выкатить бататы на землю и сложил их в одну корзинку, а кукурузные початки в другую.
— Удобно, когда каждый может сам себя обслужить, — удовлетворенно заметил он и добавил, наклонившись к девушке: — Не думай, что я выражаю недовольство, дорогая, но есть здесь что-нибудь выпить, кроме этого pombe?
— О да! Есть баночное пиво и лимонад в холодильнике в госпитале. Мвет отвечает за напитки. — Отступив от костра, Френсис приложила руку ко лбу.
— В чем дело? — встревожился Клаус. — Ты опять слишком усердно работала? Почему синяки под глазами?
— Это просто от жара… э-э-э… от жара костра, — покривила она душой, почти уверенная; что и правда заболела. — Пойду сяду рядом с Элспит.
— Подожди, я хотел поговорить с тобой, — остановил ее Клаус. — Мы с Марком на следующей неделе собираемся из Килиманджаро. У меня есть надежда, что я смогу уговорить Элспит присоединиться к нам. Не замолвишь за меня словечко? Понимаешь, мне кажется, ей очень хочется пойти, но она не может заставить себя признаться в этом мне. Если Элспит пойдет со мной, я женюсь на ней. И она это знает. Вот почему она хочет, чтобы ее слегка подтолкнули, но я не могу ее подтолкнуть. Я уже давно жду, чтобы она сама собралась с духом и честно сказала самой себе, что ей действительно хочется стать баронессой так же, как и остаться кофейным плантатором. И я боюсь ее вспугнуть.
— Но чем могу помочь я? — удивилась Френсис.
Клаус улыбнулся, в его глазах отразился свет костра.
— Единственное, перед чем Элспит никогда не сможет устоять, — это вызов. Она убеждена, что смелость и самостоятельность — это главные достоинства и высшие ценности, но я надеюсь, она однажды поймет, что от жены альпиниста требуется гораздо больше отваги, чем от хозяйки кофейной плантации!
— Ой ли? — с сомнением произнесла Френсис.
— Я тоже сомневаюсь, — честно признался Клаус. — Но она может в это поверить, если об этом ей скажет другая женщина.
Френсис согласилась сделать все, что в ее силах, чтобы защитить интересы барона. И согласилась не без задней мысли — ведь Элспит в роли жены Клауса нравилась ей куда больше, чем Элспит незамужняя. Этот мотив даже она сама определила как низкий и подлый. Но ей не пришлось идти на компромисс со своей совестью, поскольку весь остаток вечера Марк хвостом ходил за сестрой, а сама Френсис, главная распорядительница торжества, была слишком занята распределением своего времени и внимания между знатными людьми Нгуи.
— Это хорошо очень, очень хорошо, что теперь у нас появилась леди доктор, — торжественно сообщил ей мистер Бибоко. — Мы не любим, когда наши женщины идут на прием к мужчине. А для нас, мужчин, это не имеет значения.
Френсис пожалела, что этих слов не услышал Саймон, иначе он проявил бы больше уважения к ее профессиональным качествам. Но он весело хлопал по ладоням мужчин и пил pombe, аккуратно принимая чашу от каждой негритянки. Наобщавшись с жителями Нгуи, Саймон подхватил Френсис под локоть и отвел в сторонку.
— Теперь, наконец, я могу поговорить с тобой!
— Я занята, — заявила Френсис.
— Неужели не выкроишь минутку для человека, который завтра уезжает в логово диких зверей? — усмехнулся Саймон. — Или ты обиделась, потому что не хочешь со мной расставаться? Послушай, Френ, я не уехал бы, если бы не служебный долг!
Она кивнула. Ей ни о чем не хотелось думать, голова болела, колени подгибались, хотя последний симптом вполне можно было объяснить тем, что Саймон держал ее за руку, как будто боялся, что она может исчезнуть в любую минуту.
— Я хочу напомнить тебе о Найроби, — начал он. — Тогда, увидев тебя, я подумал…
— Нет, только не это! — запротестовала девушка.
— Почему?
— Потому что я предпочитаю не вспоминать о Найроби! Я… я не очень хорошо там себя вела…
Саймон еще крепче сжал ее руку но, когда он заговорил, голос его был на удивление ласков:
— Милая, не говори чепухи!
— Но это правда, Саймон! Ты мог подумать… Я имею в виду… Я открыла дверь, но ты уже ушел!
— Я знаю, — кивнул он. — Если бы тебя не окружала такая неприступная стена невинности и наивности, я бы вернулся…
— Саймон!
