внимания не обратит. Во-первых, люди делом заняты, некогда по сторонам смотреть. А во-вторых, почти у каждого из них есть собственный «полосатый слон» ещё покруче вашего. Также не много этого давления общества на личность и в странах Восточной Европы. Больше в Сибири, Средней Азии, Молдавии. А больше всего в Западной Европе. Если на Западе и находятся изредка глубокие интеллектуалы, знающие, что систем мировосприятия много, то они уж абсолютно уверенны, что совершенство каждой такой системы определяется исключительно степенью её похожести на их собственную, то есть стандартную западную. «Россия всё-таки достигла за последние двадцать лет некоторого прогресса…» Если спросить, в чём же они видят этот прогресс, выясняется: исключительно в том, что политически и культурно она стала более похожа на Запад. Вот ведь парадокс: несмотря на всю историю человечества, создание и крушение громадного количества идеологий и государственных систем, любой новой власти легко удаётся убедить массы, что, несмотря на мелкие недостатки, в главном она — как раз та самая правильная и окончательная.
Итак, подавление личности на Западе процветает. Демократия — это ни в коем случае не свобода, это просто власть среднего человека. Страна живёт так, как хочет булочник. За это я демократию не люблю. Интереснее и продуктивнее, если страна живёт так, как хочет элита. Мощный средний класс — основа стабильной деградации общества. Ну не должен менталитет булочника задавать тон в обществе. Демократия — это социализм на политическом уровне. Как при социализме материальные блага раздаются всем поровну, независимо от производительности каждого (реально это, конечно, не совсем так, но основополагающая идея именно такова), так при демократии права и свободы раздаются всем поровну, независимо от того, кто сколько вкладывает в развитие общества. Демократия — это диктатура мелких лавочников.
Похоже, что абсолютная власть толпы на фоне постоянных манипуляций её же сознанием как раз и взрастили цивилизацию биороботов. Когда Сталин проводил политические репрессии, убирая несколько процентов недовольных или потенциально опасных, это было ужасно. А когда западное общество исподволь проводит такие же репрессии на уровне личности каждого индивидуума, убирая две трети её компонентов — этого даже никто не замечает. В результате, в качестве одного из побочных эффектов этого процесса, в западном мире копится, незаметно аккумулируется в подсознании каждого тамошнего жителя такая злоба, такое неуважение к личности, которые нам и не снилось в бандитской России девяностых годов. Возможно, по прошествии какого-то времени всё это вырвется наружу, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но это мелочи. Главное же состоит в том, что происходящее сейчас на Западе — это отчётливо прогрессирующая деградация духа. Когда-нибудь, в будущем, философы и политологи определят нынешнюю западную демократию как социально-политическую утопию, осуществление которой на практике неизбежно ведёт к вырождению человечества. По сравнению с этим все наши российские проблемы — мелкие неприятности.
Общие замечания по темам предыдущих глав
Итак, подведём краткие итоги всего вышесказанного. А заодно добавим несколько дополнительных штрихов.
Существенным препятствием, чрезвычайно затрудняющим интеграцию русских эмигрантов в западном обществе является колоссальная разница культур Запада и России. Разница эта складывалась веками и дополнительно существенно усугубилась за счёт закрытости нашей страны в двадцатом столетии. Она столь велика, что человек, не проживший на Западе достаточно долгое время, вряд ли сможет в полной мере представить её себе, даже после прочтения этой книги. Столь же непредставима она и для жителей Запада, не знающих Россию.
Помню, как разговорился я однажды в Осло с неким французом, попробовавшим пожить в Москве и весьма разумно сбежавшим оттуда сразу же, как только он осознал тот огромный объём работы, который ему предстоит проделать, чтобы в достаточной степени интегрироваться в нашу культуру. «Я думал, что увижу ещё одну европейскую страну. Хоть и со своим особым колоритом, но всё же Европу. Ожидал увидеть нищету, стрельбу на улицах и прочие газетные ужасы. Был к этому внутренне готов. Ничего подобного я не увидел, зато увидел нечто гораздо худшее. В Москве я беспомощен как ребёнок, нахожусь там в постоянном стрессе. Вы абсолютно другие, я вас не понимаю и не могу жить среди вас. Расстояние от Франции до Норвегии практически такое же, как от Франции до России. И внешне мы не сильно друг от друга отличаемся. Но какая разница культур! В Норвегии я почти дома, в Москве — на другой планете. К вам можно съездить месяца на два-три, посмотреть, познакомиться, постажироваться. Но жить и работать в России, стать частью вашего общества — это заново с нуля прожить ещё одну жизнь».
Заметьте, что даже между нами, русскими, представителями разных социальных групп и разных регионов, весьма часты случаи непонимания. Хотел выразить некую мысль или эмоцию, а эти странные люди ничего не поняли, или не так поняли. Подобное непонимание ещё более увеличивается между представителями разных народов в составе нашей огромной страны. Помимо этого, чем дальше (культурно и географически) от вашей привычной среды обитания, тем более отличными от вашей окажутся и системы ценностей ваших собеседников. «А правда, что москвичи своих жён не бьют?» — спросили меня, не буду уточнять где. Все эти «межсубкультурные» коммуникации уже затруднительны, и большинство нормальных людей их инстинктивно избегают — зачем делать лишнюю работу? Но ведь описанное — это не более чем мелкие различия между отдельными группами в рамках одной и той же культуры. А вот на Западе непонимание будет колоссальным. Первые полгода-год вы лишь будете всё больше и больше осознавать размеры этого непонимания. Всё отчётливее представлять себе, насколько же они не понимают вас, а вы их. И лишь по истечении этого периода первичной адаптации вы постепенно, год за годом, сможете констатировать некоторое уменьшение непонимания. Для начала же объясните местным жителям при случае, что несмотря на внешнюю похожесть на европейцев, русские отличаются от них пожалуй даже больше, чем японцы. Кстати, так оно и есть. Воспринимается это с сочувствием и пониманием, в дальнейшем проще будет общаться.
Ну а второе препятствие на пути вашей интеграции, гораздо более существенное, чем разница культур как таковая — это необходимость сжиться с тем, во что превратилось западное общество в течение последних нескольких десятков лет. Ведь «гнилой Запад» — это не просто присказка. Он действительно гнилой, и оттого, что противоположная ему система — СССР — рухнула, он не стал менее гнилым. Нашему обществу в целом не удаётся загнать личность в социальные рамки. А вот западному — удалось. Современный житель Западной Европы характерен прежде всего невероятно развитым стадным инстинктом на фоне практически полного отсутствия собственных мыслей, воли и чувств. Я попросту не предполагал, что существует общество, в котором подавляющее большинство населения является нищим в области мыслей и чувств, да ещё и настолько несвободным, управляемым. Ведь в России у каждого нормального человека в избытке и мыслей, и чувств, и свободы, и такая ситуация воспринимается нами как нечто само собой разумеющееся. «У нас у всех до дефицитов голод жуткий, порою просто очень хочется кричать. Давайте честно: мы вам мысли, вы нам шмотки. И вам и нам их просто некуда девать» (Розенбаум).
За три с половиной года жизни во Франции я встретил одного (!) француза, с которым мне действительно интересно было поговорить. Который мыслил чуть дальше замкнутого мирка инкубаторского европейского менталитета. От которого я слышал глубокие и интересные суждения, а не готовые штампы с телевизора. Он был весьма немолод и с восторгом рассказывал о студенческих волнениях в Сорбонне в шестьдесят восьмом году. А также тяготился нестандартностью своей личности и сокрушался о том, что он и ему подобные, люди, впитавшие в себя дух тех времён и не растерявшие его до сих пор — это люди слишком уж «особенные» (specials). Это не маргинал. Напротив, весьма успешный человек с хорошим образованием. Но его непохожесть на окружающее стадо отравляет ему жизнь.
О чувствах и говорить нечего. Они потеряли душу, потеряли внутреннее невербальное ощущение смысла жизни. Диагноз — сведение жизни, как одухотворённого творческого процесса, к оперированию набором примитивных технологий. Отмирание личности. Чем моложе поколение, тем ярче это выражено. Отсюда пустота, страх, слабость. И всё это тщательно скрывается под приклеенной улыбкой. По сравнению
