время — боюсь, ты совсем заплутался!
Разбитое зеркало
Приход созерцания
Как-то чаньский наставник Яншань получил в подарок от своего наставника Вэйшаня зеркало.
Указав на зеркало, он спросил своих учеников:
— Вот наставник Вэйшань подарил мне зеркало. Скажите-ка мне, чье это на самом деле зеркало: наставника Вэйшаня или мое, наставника Яншаня? Если зеркало изначально мое, то почему оно прислано мне Вэйшанем? Если это зеркало принадлежит Вэйшаню, то почему оно сейчас у меня в руках? Ответите верно — оставлю зеркало, ответите неверно — разобью.
Три раза наставник Яншань повторил вопрос, но так ответа и не дождался. Яншань разбил зеркало и удалился.
Путы спадают
Пресветлое зеркало — и есть суть Чань.
Но внутри сути Чань не может быть «моего» или «твоего», и тебе не достигнуть этой сути, даже если все свои познания ты свяжешь вместе.
Трижды об этом наставник Яншань спрашивал учеников, зная, что здесь не может быть двойственного взгляда. Неудивительно, что никто из них не смог дать верного ответа на вопрос наставника. Но то, что никто так и не ответил на вопрос, отнюдь не означает, что на него вообще нельзя ответить, просто в зале не нашлось человека, обладающего достаточной мудростью.
А поэтому единственное, что оставалось сделать Яншаню, — это разбить зеркало.
Такое замечательное зеркало пришлось разбить вдребезги! Обычные люди так делают, когда не в силах совладать со своим гневом. Ну, а чаньские наставники?
Созерцание при ясной луне
Приход созерцания
Стояла тихая ночь середины осени. Два чаньских наставника Цзинцэнь и Яншань вместе любовались луной.
— Каждый человек обладает этим, но не все могут это использовать, — заметил Яншань.
— Прежде надо еще научиться использовать свое «я», — добавил Цзинцэнь.
— Ну и для чего это использовать?
Внезапно Цзинцэнь так сильно пнул ногой Яншаня, что тот повалился наземь.
— Нужно использовать для того, чтобы стать сильным, подобно тигру! — радостно воскликнул побитый Яншань.
Когда эту историю уже стали передавать из уст в уста, монаха Цзинцэня нарекли «Цэнь-Тигр».
Путы спадают
Хотя с самого рождения каждый человек внутри своей природы наделен сердцем Чань, однако не всякий из нас ощущает это в себе и не всегда умеет правильно этим пользоваться.
Созерцание при свете осенней луны помогло двум монахам Яншаню и Цзинцэню раскрыть свою первоначальную суть. Сколь прекрасна эта история в такой красивой обстановке!
Во всей вселенной, среди всех живых созданий, человек уникален и предел его возможностей поистине не ограничен.
Хоть нам и не дано постичь о себе абсолютно все, но мы можем где-то смутно почувствовать свою настоящую силу и использовать ее в жизни.
Танцующий архаш
Приход созерцания
Как-то раз правитель Ганьдапа предложил Миром Почитаемому Шакьямуни сыграть на цитре. И стоило ему лишь поднять цитру, как тотчас чудесные звуки музыки разнеслись вдоль гор и рек.
И тут спокойно сидевший на своем месте ученик Миром Почитаемого, архат Гашэ (Цзя Е) вдруг пустился в пляс.
— Архату наверняка давно уже следовало освободиться от всех мирских чувств, неужели Вы всё никак не можете отказаться от своих пристрастий? — спросил правитель Ганьдапа почтенного Гашэ.
— Никаких пристрастий у него нет, так что твои упреки совершенно несправедливы, — сказал Будда, что стоял неподалеку.
И еще трижды правитель Ганьдапа ударял по струнам цитры, и опять архат Гашэ трижды принимался танцевать.
— И неужели эти танцы нельзя считать пристрастиями? — недоумевал правитель.
— Да он и вовсе не танцевал, — ответил Будда.
— Как Вы, о Высокочтимый, можете говорить такую чепуху!
— Это вовсе не чепуха. Твою музыку отразили все горы, реки, цветы, травы и деревья, ведь так? — спросил Будда.
— Так.
— Вот и Гашэ уподобился им. Сам же он никогда и не танцевал, — изрек Будда.
И Ганьдапа, наконец, поверил ему.
Путы спадают
Мудрецы не обладают собственной душой, их душа — душа мириадов вещей и явлений.
Они сумели разбить собственное «я» и достигли радостного отдохновения вместе с мириадами вещей.
Взбираясь на горы и взирая далеко, можно укрепить собственную волю, глядя на моря и слушая утесы, можно вобрать в себя их мощь и красоту. Открыв сердце, мы впускаем в себя всю природную естественность, опустошая душу от сомнений, мы освобождаем ее от пут мирских дел. Разве все это — не еще ли один из человеческих миров?
Синие сливы
