армию. Пусть они лес рубят, поднимают сельское хозяйство, что-нибудь помогают по хозяйству. Конечно, Троцкий здесь увлёкся и стал теорию делать (вот это — ни к чему… такие абстракции.), но какое-то время, практический, прагматический вопрос они смогли, эти армии, решить, т. е. не развивать бандитизм хотя бы.
Млечин: А что касается его взглядов на промышленность?
Воейков: Да, промышленность, он считал…
Сванидзе: Время, завершайте.
Воейков: Да, очень коротко. Крупная промышленность должна быть государственная. Железные дороги… А мелкая промышленность, частная промышленность — пускай развивается. Но ключи от хозяйства — у нас в руках.
Сванидзе: Спасибо, прошу Вас, Сергей Ервандович.
Кургинян: Скажите, пожалуйста, а что, в этом смысле, он считал о свободной торговле?
Воейков: Если вы о монополии внешней торговли — они были против. Против монополии внешней торговли выступали Бухарин, Сокольников, который тоже потом был лидер троцкистской группировки, т. е. не троцкистской — зиновьевской. Проблема монополии внешней торговли: может ли выступать частное лицо в 20-х годах на внешнем рынке? Вот в чём была проблема. А запрещать внутреннюю торговлю никто не собирался.
Кургинян: Можно доказательство № 9?
Материалы по делу.
Из книги Льва Троцкого «Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?» (1936 г.): «Гипотетические возможности социалистической индустриализации были проанализированы [троцкистской] оппозицией еще в течение 1923-25 годов. Общий вывод гласил, что и после исчерпания унаследованного от буржуазии оборудования, советская промышленность сможет, на основе социалистических накоплений, давать ритмы роста, совершенно недоступные капитализму. Вожди правящей фракции открыто глумились над осторожными коэффициентами типа 15–18%, как над фантастической музыкой неизвестного будущего. В этом и состояла тогда сущность борьбы против „троцкизма“».
Кургинян: Ну, он говорит, что Сталин у него всё украл. Вот это как? Это какая линия? Троцкий исповедовал линию на индустриализацию от какой группы: А или Б?
Воейков: Конечно, от группы А.
Кургинян: А кто от группы Б?
Воейков: Сокольников.
Кургинян: Понятно. Вот это вот дискуссия между «умеренными» и «радикалами».
Воейков: Сокольников тоже принадлежал…
Кургинян: А какое место Сталин…
Воейков: Сейчас, извините, я поясню. Григорий Сокольников — министр финансов, Наркомфин, который провёл денежную реформу и создал «червонец» — золотой рубль, который… впервые после Первой Мировой войны Россия, благодаря Сокольникову, вышла на мировой рынок, с этим крепким рублём. Другие страны еще…
Кургинян: Вот Сокольникови есть умеренный…
Воейков: Да.
Кургинян: …а Троцкий — радикал.
Млечин: Но Сокольников-то был союзник Троцкого, а не Сталина.
Воейков: Сталин-то убил их всех.
Кургинян: Какой же союзник, в чём? В политике или в экономической модели? Мы что сейчас обсуждаем?
Воейков: А что Вы хотите?
Кургинян: Я обсуждаю экономическую модель! Я не что хочу… То, что мне сказали, то я и обсуждаю.
Воейков: Экономическая модель у Троцкого была более радикальная, я согласен.
Кургинян: Во!
Воейков: У Сокольникова, и, в какой то мере, у Бухарина, это правые большевики…
Кургинян: …и Сталин по этому поводу сказал: «Вы нашего Бухарчика не трогайте». А потом, как Троцкий указывает, взял его модель. Но дело не в этом…
«Всю надежду мы возлагаем на то, что наша революция развяжет европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, мы будем раздавлены, — это несомненно…»
Воейков: Правильно.
Кургинян: Правильно?
Воейков: Но…
Сванидзе: Спасибо. Теперь, у меня вопрос не вашей стороне, Сергей Ервандович, а вашей. Значит, вопрос у меня такой. Скажите, Михаил Илларионович, возвращаясь к теме Троцкого. Вам не кажется — да, яркий человек, страшный — несомненно, но яркий. Да, революцию сделал, переворот октябрьский, который долго, кстати, революцией не назывался, его до конца 20-х годов называли переворотом. Да, создал Красную Армию, выиграл Гражданскую войну.
И потом, правильно говорил Леонид Михайлович: не интересовало его, что происходит, не рвался он к власти. Но неправильно, на мой взгляд, говорит Леонид Михайлович, когда называет его государственником. Разве он был государственником? Да ему, по-моему, плевать было на всё, что происходит. Вот он сделал своё дело, дальше его интересовала революция глобальная. А что происходит в России — да неинтересно ему было это. Его даже нельзя себе представить у власти в России — он бы не знал что делать. Не потому, что он был бесталанен, а потому, что ему это было неинтересно, не его тема.
Воейков: Да. Спасибо, очень хороший вопрос, но очень сложный. Почему? Потому что как Ленин…Троцкий, вот эти большевики, революционеры, марксисты… По их теории выходило, что после социалистической революции государство должно отмереть. Не нужно государство. Вот как сейчас либеральные экономисты говорят: пусть государство отомрёт — рынок сам всё сделает.
Сванидзе: Если можно — коротко.
Воейков: И естественно, когда Троцкий убедился, что мировой революции нет, не случается… А что делать в России? А Россия не готова к социализму. Это аграрная страна, с феодальными… Надо сбросить феодальные пережитки. Ведь у нас в армии, до революции называли «ваше благородие». Сейчас не вернулись к этому названию, хотя многое вернули. Что делать с Россией? Единственное, что он нашёл делать — это развивать индустрию, строить экономику и «качать мускулы» для будущей мировой революции. Но вот что конкретно, действительно, Млечин прав — какой-то период он не знал что делать.
Сванидзе: Государственником был или нет?
Воейков: В принципе, он не мог быть государственником.
Сванидзе: Спасибо. Недостаточно нам двух дней слушаний по такой теме, по такой фигуре, как Лев Троцкий. Завтра будет третий день слушаний. Сейчас мы прекращаем наше телевизионное голосование. Завтра слушания по фигуре Льва Давидовича Троцкого будут продолжены в 21 час.
Сванидзе: Здравствуйте! У нас в России, как известно, прошлое непредсказуемо. Каждое время воспринимает прошлое по-своему. В эфире «Суд времени». В центре нашего внимания
