И дядя Миша, словно заправский иллюзионист, рывком сдернул простыню. Взгляду присутствующих предстали спортивный башмак 41-го размера и коричневый чемоданчик. Согласно плану, в момент, когда Стальев театрально размахивал руками, Денис внимательно смотрел на лица обитателей лакуны. Человек, которому предметы, лежащие на столе, знакомы, должен выдать себя: взглядом, жестом, непроизвольным поворотом головы, каким-нибудь вздохом удивления. Подозреваемый… Денис никак не мог согласиться с терминологией бывшего участкового, называть неизвестного шпионом язык не поворачивался. Шпионят в интересах других стран или конкурирующих компаний. А какие государства или фирмы в периметре маленькой лакуны? Называть преступником, злоумышленником или мошенником тоже неправильно: ведь человек никакого вреда никому не наносит. Поэтому Денис выбрал нечто нейтральное… Итак, подозреваемый не попался в психологическую ловушку, рассчитанную на эффект неожиданности.
Колонисты вопросительно посмотрели сначала на Стальева, потом на Дениса: ждали объяснений.
— Мы… э… вот, — промямлил старый бомж, сообразив, что первая фаза плана не удалась и нужно переходить ко второй, — нашли подозрительные вещи. Хотелось бы узнать, кому они принадлежат. Признавайтесь.
— А дипломат пустой? — Аганин-старший погладил рукой по кожаной поверхности.
— Хочу внести поправку, — вмешался в ход следственного эксперимента Алик. — Кому принадлежит портфель, известно. Он мой. Так что никакой он не подозрительный предмет.
— Но когда ты свалился, — вспомнил появление банкира Егор, — у тебя в руках ничего не было.
— Ну, по правде говоря, прежде чем постучать в твою дверь, — пришлось признаться Ласкову, — я успел спрятать дипломат, у самого края, под линолеум. Не знал же куда попал. Но потом чемоданчик ни разу не доставал. Без надобности.
— Так в нем что-нибудь есть? — повторил вопрос Анатолий Борисович.
— Конечно, — с готовностью откинул крышку Алик. — Баксы. Собрал всё, что осталось в моем банке после объявления дефолта.
Народ похватал пачки и, цокая языками, стал разглядывать купюры. Кто-то с любопытством: Егор, профессор и Мила Евгеньевна раньше таких денег не видели. Травкин и Лана ощупывали стопки, пытаясь понять, какая же сумма уместилось в саквояже.
— Подозрителен не сам дипломат с американской валютой, — вернул внимание людей к теме разговора Стальев, — а то, что кто-то украл несколько упаковок.
— Нелепость какая-то, — недоуменно посмотрел на бывшего участкового Травкин. — Что с ними можно сделать? Ну, если только не использовать в качестве… бумаги для рисования, — и Петр Сергеевич кивнул в сторону Егора.
— Тогда по цене картинка потянет на полотно Ренуара, — подмигнула Лана юному акварелисту. — Но даже если кто-то и взял купюры, найдя чемоданчик, что с того? Развлекается человек, никому не мешает.
— Я не стал бы упрощать ситуацию, — в дяде Мише проснулся милиционер. — И вот почему, — он ткнул пальцем в кроссовок. — Деньги, скорее всего, использовали по их прямому назначению: то есть для покупки конкретной вещи.
— А что это такое? — Егор взял в руки башмак, покрутил в руках, попробовал согнуть-разогнуть и даже понюхал.
— Спортивная обувь, — наконец, подал голос Денис.
— Типа кедов? — юноша пытался сравнить предмет с тем, что знал доныне. — Мы в них на физкультуре бегали. Но этот слишком тяжелый. Наверное, для профессионалов-чемпионов?
— Нет, сегодня наверху кроссовки — обычная обувь, доступная каждому. Ее на работу некоторые носят. Удобно, — почему-то бубнил под нос Хромов. Происходящее начинало ему активно не нравиться.
— Где вы башмак нашли? В чьей комнате? И почему он один? — выстроил вопросы в логическую цепь Петр Сергеевич.
— В этом и проблема, — почесал синяк над глазом дядя Миша. Рассказывать про неудачное ночное приключение не хотелось. — Нашли… э… на полу в коридоре. Неизвестный, которого мы не успели разглядеть, сильно торопился и потерял один… спортивный туфель.
— Как Золушка, — хихикнула в кулачок Лана. Но тут же придала лицу серьезное выражение: — И что же здесь необычного?
— Мы объединили два дела в одно производство, — бывший милиционер не удержался и козырнул знанием профессиональных терминов. — И уверены, что кто-то из вас нашел выход наверх. Но скрывает от остальных.
В коридоре повисла тишина. Если бы в лакуну залетела муха, то сейчас наступал ее звездный час: даже легкое зудение крылышек прозвучало бы подобно грому. Каждый смотрел на остальных с подозрением и — скрытой надеждой. Люди не считали, в отличие от дяди Миши, человека предателем или преступником. Они готовы простить обладателя сакраментального знания, лишь бы он поделился открытием. Перебегали глазами с одного на другого. Ждали признания!
— Пожалуйста, — первой не выдержала напряжения Лана, — я очень хочу вернуться. Умоляю, скажите, как.
Но все молчали. Лишь недоуменно продолжали смотреть друг на друга.
— Я уверен, — выдохнул Травкин первую, пришедшую ему на ум, мысль, — это Ласков!
— С чего вдруг? — захлопал ресницами Алик.
— Ты же сам признался, что чемоданчик твой, — стал по очереди загибать пальцы бывший начальник ЖЭКа. — Наивно полагать, что кто-то из нас случайно нашел саквояж на краю. Дураков соваться в муть нет. Не зная о деньгах, по доброй воле туда никто не полезет. И потом мы все в курсе, что ты спортом занимался. Значит, в таких башмаках не в пример остальным разбираешься.
— Ну и зачем тогда мне признаваться, что денег не хватает? — обиделся Ласков. — Ведь никто бы кроме меня и не узнал, что валюта пропала. Нет, я думаю на профессора, — в свою очередь 'перевел стрелки' банкир. — Он появился здесь первым. Наверняка, Крылов, отправляя Аганиных в лакуну, рассказал не только, как в нее войти, но и сообщил пароль на выход.
— Если бы я знал дорогу наверх, — стал оправдываться Анатолий Борисович, — зачем мне скрывать от вас правду?
— Чтобы не травмировать сына, — резонно предположила Крон. — Да и одним вам с Егором здесь тоскливо. А так — какая никакая компания.
— А может быть, вы это затеяли, — сверкнул глазами на Милу Евгеньевну профессор. — Я давно хотел спросить: куда деваете индульгенции? Сколько их уже настрочили? Зачем писать письма, если их нельзя отправить? Логичный вопрос? Небось, выносите конверты втихаря наверх, опускаете в почтовый ящик и скорее обратно?
— Чушь! — лицо Крон покраснело. — Пойдемте, я открою сейф и покажу все письма до единого. Они у меня пронумерованы!
— Это могут быть копии, — поддержал отца Егор. Но на всякий случай спросил: — Папа, ведь если бы ты знал, наверняка бы сказал. Правда?
— Зачем ему тебе говорить? — Алик быстро собрал гуляющие по рукам купюры, бросил их в дипломат и захлопнул крышку. — Скрывать подобное выгодно!
— Почему? — неожиданный вывод удивил даже дядю Мишу. Когда они с Денисом перебирали имена возможных кандидатов на роль шпиона и причину, по которой тот скрывает тайну, то Аганина-старшего сразу исключили: он в отличие от всех в лакуну пришел добровольно и навсегда.
— Егор умирает, — бывший банкир хладнокровно резал правду матку. — Ему наверх путь заказан. Вот папаша всеми силами и скрывает правду. А сам тем временем пользуется благами цивилизации — выйдет наружу, подышит воздухом текущего момента и назад, в наш застой.
— Что вы себе позволяете? — встал на цыпочки Анатолий Борисович, чтобы смотреть на противника не снизу вверх, а глаза в глаза. — Я ведь могу и адекватно ответить.
— Что, ударить хочешь? — Алик развернулся к противнику боком. — Ну, давай, попробуй!
— Прекратите ругаться, — Лана потянула за рукав Ласкова, стараясь предотвратить драку. И посмотрела умоляюще на Дениса: он заварил кашу, значит, знает, что делать дальше.
