лишь только Уилл касался губ Салли, его вырывал из сна будильник и вопли радио — резкие голоса, незнакомый выговор.
Уилл начинал с нуля: он снова иностранец.
— Чем ты недоволен? — спросила мама.
— Ненавижу переезжать.
— Но ты же Ламент. Все Ламенты — путешественники. Все, кроме твоего дедушки.
— Я, наверное, в него пошел.
— Не может быть, — вырвалось у Джулии.
— Почему?
Джулия задумалась, зная, что нельзя открывать Уиллу правду.
— Потому что он целыми днями просиживал в кресле.
Уилл нахмурился:
— Почему?
— Папа говорил, у него было слабое сердце.
— А на кого я похож? Ни на тебя, ни на папу, ни на близнецов. На кого же?
— Неважно на кого, сынок. — Джулия обняла Уилла.
— Но ты-то похожа на свою маму, — послышался грустный ответ.
— Сынок, ты особенный. Ты счастливый человек — путешественник, искатель, гражданин мира! Ты Ламент, понимаешь?
Уилла озадачил ответ матери, искренний и страстный, но неутешительный. Ламент — значит вечный странник.
Где Чэпмен Фэй?
В первый же рабочий день Говард узнал, что человек, пригласивший его в Америку, пропал.
— То есть задерживается?
— Не совсем, — объяснила секретарша. — Он потерялся в море.
Чэпмен Фэй — основатель и вдохновитель компании «Фэй-Бернхард», выпускающей устройства для НАСА, армии и медицинской промышленности. Что за устройства? Технологии будущего — говорилось в рекламных проспектах компании. Чэпмен Фэй, по всеобщему мнению, — гений. В пятнадцать лет он окончил школу, а в двадцать — защитил диссертацию по химическим технологиям. К двадцати пяти годам защитил еще три диссертации — по китайской мифологии, квантовой физике и индейскому искусству. В тридцать два он возглавил научный центр в долине Напа, а к тридцати восьми рассчитывал построить космический корабль для полета на Марс. Ради этого и была создана компания «Фэй-Бернхард», но из-за нехватки средств Чэпмен Фэй вынужден был сменить цель. Он решил спасти мир, пока жив, и изобрел несколько устройств, именно для этого и предназначенных.
«Пан-Европа» заинтересовалась одним изобретением Чэпмена Фэя — составом, превращавшим пролитую нефть в радужное студенистое вещество, которое легко собирать с поверхности воды. Весь процесс назывался «система Рапи-Флюкс». По совету Говарда «Пан-Европа» купила у «Фэй-Бернхард» оборудование для своих спасательных судов. Говард проводил испытания системы в соленом водоеме под Саутгемптоном, вместе с командой моряков торгового флота — дюжих парней с бычьими шеями, чьи лица были красны от пьянства и суровых ветров Северного моря. В разгар испытаний вошел щуплый человечек с ярко-синими глазами, густыми седыми волосами, стянутыми в хвостик на затылке, в длинном темно- зеленом пиджаке а-ля Джавахарлал Неру. Моряки сперва посмеивались при виде его наряда и прически, но, едва он начал отдавать приказы, подчинились беспрекословно.
После испытаний Чэпмен угостил всех обедом в местном пабе. Там, за кружкой пива, Говард поведал ему о своей мечте оросить Сахару и об искусственном сердце, о котором думал с тех пор, как умер отец. Когда Говард поднялся из-за стола, Чэпмен стиснул его руку и вместо прощания предложил работу. «Вы творческий человек», — сказал Чэпмен Фэй. — Приезжайте работать ко мне в Америку.
— То есть как — пропал в море?
— Мы потеряли связь с его яхтой дней пять назад. Не волнуйтесь, мистер Фэй — гений. Он непременно объявится, — заверила секретарша.
Говарду отвели кабинет вдвое больше дэнхемского. Три стены были из красного дерева, а одна — стеклянная, с видом на японский садик с плакучими вишнями и пруд с золотыми рыбками и величавой голубой цаплей. Первые три дня Говард наклеивал ярлычки на папки и заполнял страховые и пенсионные анкеты. На третий день он забеспокоился.
Компания «Фэй-Бернхард» располагалась в большом здании, специально задуманном для тишины и уединения, подсмотреть, как работают другие, было невозможно. Каждый был занят своим делом, без болтовни в коридорах. «Может быть, — допускал Говард, — в такой обстановке рождаются блестящие мысли, но до чего же тут одиноко!» Не с кем было перемолвиться словом, пока однажды Говард не наткнулся на партнера Чэпмена, Дика Бернхарда, здоровяка со смеющимися глазами, ходившего на работу в марокканской джеллабе.[17]
— Чем мне заняться, пока не вернулся Чэпмен? — спросил Говард.
— Расслабьтесь, — посоветовал Дик. — Раз Чэпмен вас нанял — значит, не зря. Чэпмен о вас позаботится, не беспокойтесь. Были уже в нашем кафетерии? Шеф-повар из четырехзвездочного бретонского ресторана!
— Как тебе новая работа? — поинтересовалась Джулия.
— Кафетерий замечательный, — ответил Говард. — И видела бы ты мой кабинет!
— А работа? — спросила Джулия. — Как работа?
— Нормально, — ответил Говард, сочтя, что рассказывать всю правду еще не время. Платили ему больше, чем когда-либо в жизни. Платили ни за что.
Химмели
Джулия считала дни до начала учебного года — когда дети станут ходить в школу, можно начать искать работу. А пока что она покупала ребятам одежду и вила гнездо — выбирала лампы, шторы и ночные столики для незанятых спален в их просторном новом доме. Однажды утром к ней в дверь постучалась женщина, она приветливо улыбалась, а в руках держала корзинку с шоколадным печеньем.
— Привет! Я Эбби Галлахер. — Она махнула в сторону своего коттеджа. — Из тридцать девятого дома — там, где груша и красивый зеленый газон.
Джулия, взглянув на дом, тут же позавидовала спокойной гордости женщины. Вспомнив свои розы в Альбо, она подумала, что у нее с Эбби есть кое-что общее.
— Да, чудесный газон, — кивнула Джулия.
Она пригласила Эбби в дом, и та, разглядывая кухонную утварь, стала рассказывать о своих двух сыновьях, ровесниках Уилла. Потом провела рукой по паркету в столовой и вздохнула:
— Орех. Мы хотели орех, а нам настелили сосну. Вы откуда? Выговор у вас британский!
— Я из Южной Африки, — ответила Джулия и, задыхаясь, скороговоркой перечислила страны, где ей довелось жить, пожаловалась, как трудно осваиваться в новой среде, и напоследок добавила, что мечтает посмотреть на Америку — страну, принявшую в себя множество культур (Южной Африке до этого, увы, далеко).
Эбби опешила, хлопая глазами.
— Южная Африка… Но внешность у вас не африканская.
