Уилл разорвал конверт, и оттуда выпали два билета на рождественский концерт в театре «Капитолий» в Пассейике: Фрэнк Заппа и «Mothers of Invention».
— Двадцать третьего декабря, — сказала Минна, — в тот же день, что и бал.
— Минна, я не могу…
— Не любишь Фрэнка Заппу?
— Очень люблю, — признался Уилл, — но подарок принять не могу.
— Можешь, — настаивала Минна. — Давай сделаем так: пригласи Доун, а если она откажется, возьмешь меня.
Уилл не знал, что ответить, до того грязной показалась ему сделка.
— Но у Доун вечер занят, — возразил он наконец.
— Знаю, — отозвалась Минна. — Большой бал. Ах, как интересно! — добавила она презрительно. — Если она и в этот раз тебе откажет, то что с нее взять? А если она и вправду такая чудесная, как тебе кажется, то пойдет с тобой на концерт, а в поезде по дороге домой вы займетесь любовью.
— Очень смешно! — сказал Уилл.
— А где спасибо? — спросила Минна, прежде чем он успел отказаться.
Уилл открыл было рот, чтобы ответить, но Минна притянула его к себе вплотную за пояс джинсов. Их губы встретились, и у Минны вырвался стон, от которого у Уилла подогнулись коленки. Его захлестнула волна желания.
На большой перемене Уилл высматривал Доун Снедекер: храбрость Минны и ему придала сил. Он больше не боялся отказа — теперь он сам ставил условия.
— Доун, пойдешь со мной на концерт? — спросил он в шумном школьном коридоре.
Доун взглянула на билеты с неподдельным восхищением.
— Очень хочу, но не могу подвешти Роя, он меня приглашил на рождештвеншкий бал.
— Рой переживет, — сказал Уилл.
Доун посмотрела на Уилла, потом на билеты, взвешивая все про себя.
— Нет, извини, Уилл. Так нельзя.
— Да, нельзя, — согласился Уилл. — Рой на тебя надеется.
— Так зачем ты шпрашивал?
— Хотел тебя испытать, — ответил Уилл. — Ты всегда называла меня расистом, хоть я и не расист. А я хотел проверить, есть у тебя совесть или все одни красивые слова.
— Ну и…
— Что — ну и?
— Что ты решил?
— Решил, что мне все равно. — Уилл спрятал билеты в карман. — Мне больше нет до тебя дела, Доун. — И с этими словами пошел прочь.
Терпение
Рождественскую елку в агентстве Роупера Майк Бротиган нарядил так, будто над ней пронесся ураган. Ангелы болтались вверх ногами, половина лампочек не горела. Гирлянды из воздушной кукурузы обгрыз до ниточек Эмиль де Во, когда сидел в конторе один. Кэри Бристол развесил под потолком колокольчики из разноцветной гофрированной бумаги, а на подоконниках намалевал распылителем снежинки.
— Вы бы сказали, что здесь не хватает женской руки, но у Джулии и так дел по горло, продает дома! — объяснил Кэри, когда водил Розу по конторе. — За неделю сразу две сделки! При том, что в декабре на дома спроса нет. Она просто чудо! А теперь я вижу, в кого она такая красавица!
Джулию передернуло от лести Кэри, и она поспешила увести Розу, пока та не заметила вытертых полов, пепельниц с окурками и убогой мебели. Уже в машине Роза сказала, что Кэри Бристолу не помешали бы новые туфли и серый костюм под цвет глаз.
Миновав Девяносто девятую улицу, они свернули на запад, где раскинулись блеклые поля, обсаженные голыми, серыми деревьями. Джулия показывала дома, которые продала или собиралась продать. Среди лесов ютились одноэтажные деревянные коттеджи, крытые кедровой дранкой, ряд за рядом громоздились одинаковые дома с полуэтажами. Изредка попадались настоящие белые фермерские домики, но вблизи оказывались развалинами: выбитые окна, прогнившие балки. Встречались квадратные участки, засаженные деревьями, с табличками «Агентство Роупера»; домов не было видно, лишь подъездные дорожки.
Розу выводила из себя привычка Джулии говорить о земле, описывая не то, что есть, а то, что могло бы быть.
— Мне больше нравятся просто поля, — не выдержала наконец Роза. — Поля как поля, что тут плохого?
Джулия стала объяснять, что район здесь бедный, что застройка поможет его обогатить, но через минуту поймала непонимающий взгляд Розы. Они добрались до городка, расположенного между рекой Делавэр и каналом для барж — полоской грязной воды, черной и лоснящейся, как гудрон. Ресторан в Татумвилле был неотличим от прочих белых георгианских домиков вдоль набережной, если не считать броской вывески, обещавшей «горячий суп». Джулия и Роза решили здесь пообедать.
Беседа текла медленно и вяло, словно черная вода за окном. Джулия пыталась расспросить мать о дальнейших планах, но Роза отвечала уклончиво и при первой возможности сменила тему.
— Как ты убедишь Говарда вернуться к работе?
— У него депрессия, мама, а к врачу он не пойдет.
Роза хмыкнула:
— К врачу? Врач здесь не поможет.
— Я про психотерапевта. Врача, который лечит депрессию. Здесь, в Америке, охотно обращаются к психотерапевтам, — объяснила Джулия.
— Но Говард не стал настоящим американцем, не то что ты.
Джулия вздрогнула:
— То есть как?
— Недвижимость. Застройка. Извлечение прибыли из сельских пейзажей. Такая американщина, что аж страшно.
На этот раз сменила тему Джулия:
— Мама, кто-нибудь из твоих мужей страдал депрессией?
— Никто, — отрезала Роза. — Все они, конечно, пили, но что тут особенного? Ах да, один пристрастился к морфию, но лишь по вине врача.
— А папа? — спросила Джулия.
Об Адаме Клере не вспоминали уже много лет, и Розе больно было слышать его имя.
— Он всегда был мрачным, — отозвалась она. — Но в те времена из-за хандры к врачам не обращались.
— Может быть, врач ему помог бы…
— Теперь-то уже поздно, — вздохнула Роза. — Когда он умер, мы уже много лет как развелись.
Джулия испытующе глянула на мать:
— Мамочка, почему вы мне не сказали о разводе?
Роза заерзала на стуле.
— Я хотела тебя уберечь, родная.
— Господи, мама, как ты могла от меня скрыть? Я же была еще ребенок! После этого я уже не знала, на кого положиться, кому верить…
Роза облегченно вздохнула при виде официантки, та принесла тарелку с лимонным пирогом и две ложечки.
— Это ведь на двоих? — улыбнулась та.
