— Знаю. Я никогда не видела ничего более чудесного.
— Энджи… — Он потянулся к ней губами. Она ждала, а сердце стучало точно паровой молот.
Трель дверного колокольчика прервала его.
— Проклятие! — гневно воскликнул Бернардо и отпрыгнул от нее. — Кто еще там?
Доктор Фортуно жаждал поговорить с Энджи. Он рассыпался в благодарностях и стал длинно объяснять причины своего отсутствия: приходится ездить далеко, повсюду одновременно поспеть невозможно и т. д. и т. п.
Это был старый человек, выглядевший усталым и от долгого дня, и от долгой жизни, и от трудной работы. Явно порядочный человек и хороший доктор, думала Энджи. Но достижения современной медицинской науки ему, конечно же, недоступны.
Бернардо, скрывая свое нетерпение, гостеприимно угощал гостя кофе, вином, печеньем и вместе с Энджи покорно слушал его. Прошло еще два часа.
Когда дверь за доктором наконец закрылась, Бернардо пробормотал: «Malediri!»
— Это сицилийское ругательство? — спросила Энджи с печальной улыбкой.
— Да, — подтвердил он. — А теперь время отвезти тебя домой.
— Да, по-моему, пора, — неуверенно согласилась Энджи.
— Уже поздно… Они будут удивляться…
— Да.
Их взгляды встретились. Оба знали, что он не позволит ей уехать без поцелуя.
— Бернардо… — прошептала она. И в следующий момент уже была в его объятиях. Ее губы слились с его в поцелуе, о котором она ежеминутно мечтала после их встречи в нынешний полдень.
Его губы оказались такими, какими должны были быть. Теплые и властные, вызывающие дрожь восторга. Все сдерживаемое отчаяние вечера было в ее поцелуе. И то же самое она чувствовала в его ответе.
— Энджи, — пробормотал он. — Amor mia…
— Да, — она лихорадочно ласкала его рот своими губами, — о, да…
Энджи услышала щелчок — открылась дверь его спальни. Она легко двигалась вместе с ним. Они вошли в комнату. Волна страсти, охватившей ее, смыла все мысли; Она словно растворилась в пламени желания. Они созданы друг для друга. И догадались об этом с первого взгляда. Оставался только один шаг…
Его руки напряглись. Он жадно прижимал ее к себе. Еще момент, и она почувствовала, как кончик его языка проник внутрь и возбуждающе ласкает ее чувствительный рот. Она ощущала каждую клеточку его и своего тела. Ее тело принадлежало ему. Оно принадлежало ему еще до того, как он этого потребовал. Возбуждение набирало силу. И она тянулась к нему, к ожидаемому блаженству, которого так жаждала. Она изогнулась и прижалась к нему, приглашая к более глубокому исследованию. Ее охватил восторг, когда его руки начали перемещаться к интимным местам.
И вдруг, в самый чудный момент, неизвестно откуда появилась тревога. Ее начало трясти. Мелькнула мысль: «Это больше, чем я хочу».
Она горела желанием лечь с ним и свободно отдаться на волю чувств. Она хотела его. Жаждала его. А потом? Если она отдастся этому серьезному мужчине, их отношения уже не будут легкомысленным курортным романом. В Бернардо нет ничего легкомысленного. Он все делает со страстной настойчивостью, то есть от всей души. Но сейчас это больше, чем она хотела.
Энджи нехотя рукой отстранила его.
— Бернардо, нет… пожалуйста…
Она увидела в его глазах пламя ярости. Потом он вздрогнул и освободил ее. Быстро отвернулся, тяжело дыша и ухватившись за медную шишечку спинки кровати. Когда он снова взглянул на нее, глаза уже были спокойными, но на лице читалось смятение.
— Ты права, — проговорил он прерывающимся голосом. — Это не должно быть так. Я не могу так обращаться с тобой… Потому что ты для меня больше, чем это, больше всего в жизни. Прости меня. — Он взял себя в руки. — Уже поздно. Я должен отвезти тебя домой.
Он осторожно вел машину, спускаясь вниз по горной дороге. Оба не сказали ни слова. Энджи была рада молчанию, получив возможность успокоиться. Теперь можно было обдумать значение слов Бернардо. Он, как и она, отступил. Но по иной причине. Отказавшись предаться любви с ней, он таинственным образом перевел их отношения на другой уровень — высоких чувств и вечной преданности. Но это радовало ее.
Он довел ее до лестницы в холле и легко поцеловал в щеку, словно мальчик свою первую любовь.
— Спокойной ночи. — Он повернулся к парадной двери.
— Ты не останешься здесь ночевать?
— Не рискую. — Он печально улыбнулся. — Я не доверяю себе. Поэтому не могу спать с тобой под одной крышей. Когда эта свадьба пройдет, мы…
— Да, — мечтательно протянула она, — мы будем…
— А до тех пор… Спокойной ночи, любовь моя.
В последний день накануне свадьбы Энджи отправилась по магазинам с Хедер и Баптистой, которая, не принимая отказа, решила купить им обеим подарки. Будущая свекровь видела платье, которое, на ее взгляд, подходило Хедер. И Баптиста хотела, чтобы оно еще до медового месяца было у новобрачной.
— Я знаю, вы много времени будете проводить в плавании, — объясняла будущая свекровь. — Но когда вы зайдете в порт и захотите потанцевать, ты наденешь это платье и будешь в нем очень красивой. Моему Лоренцо так повезло!..
Пока Хедер примеряла платье, Баптиста заговорщицки улыбнулась Энджи.
— Я так благодарна вам, — проговорила она. — Последние несколько дней Бернардо выглядит счастливей, чем за все время, что я его знаю. Возможно, у нас вскоре будет еще одна свадьба.
— Ох… ну…
— Простите меня, — поспешно извинилась Баптиста. — Это так неуклюже с моей стороны. Я бы никогда не стала подталкивать вас на брак с Бернардо. Он во многих отношениях странный человек. Не похожий на большинство мужчин. Но я уверена, что вы сами это понимаете.
— Во многом понимаю, — с сомнением протянула Энджи. — Я знаю, как случилось, что он стал жить у вас как ваш сын…
— Для меня он и есть мой сын. Ради Винсенте я бы с радостью любила его, как люблю двух своих сыновей. Но Бернардо не позволяет этого. Печально, но он никогда не сможет видеть во мне что-то материнское. По-моему, он думает, что это будет предательством по отношению к его настоящей матери. Сицилийцы говорят: «Мать мужчины — это его душа. Если он потеряет ее, то уже никогда не найдет». В сицилийском обществе главенствуют мужчины. У нас во многом еще девятнадцатый век. Вас, быть может, удивит, но наши мужчины воспринимают эту поговорку вполне серьезно. И Бернардо в том числе. Догадываюсь, что именно поэтому он не доверяет мне. Он считает, что предаст память матери, если переедет к нам. И потому же он не разрешил себе стать частью нашей семьи, хотя мы приглашали его. Я дала ему имя отца, но, — Баптиста печально улыбнулась, — я знаю, он не носит его. Он мог бы получить треть отцовского состояния. Лоренцо и Ренато согласились, что это было бы справедливо. Но Бернардо отказался. Он принял собственность в Монтедоро, потому что мой муж явно приобрел ее для него. Но виноградники, сады, консервные фабрики — к этому он не притронулся. Даже к виноградникам возле Монтедоро. Он управляет ими, но только за зарплату. У него богатые братья, а он настаивает на том, чтобы оставаться относительно бедным. Не думаю, что его собственность приносит хороший доход.
— Но почему? — нахмурилась Энджи. — Думаю, это едва ли… я имею в виду…
— Может быть, это только часть объяснения, — согласилась Баптиста. — Наверно, есть что-то еще. Но мы не настолько близки, чтобы я могла задать ему этот вопрос. В душе у него таится что-то темное и опасное, что-то мешающее ему вступать в контакт с людьми. Он бывает щедрым человеком, но в то же
