создавалось ощущение, что еще немного, и вы сольетесь со стеной.
Стены в бальной зале были из белого мрамора, и сын герцога прозрачно на это намекал.
Чтобы скрыть неловкость, я сделала еще пару глотков.
– А почему вы не танцуете? – наконец придумала я вопрос, поскольку пауза в разговоре затянулась непозволительно долго. Отчего-то рядом с ним я почувствовала напряжение.
Матроны, сидевшие в отдалении, наконец-то разглядев, кто остановился подле меня, зашушукались. Я вновь поднесла бокал к губам, сделав вид, что пью. Но Себастьян, проигнорировав мой вопрос, забрал у меня бокал и, со словами: «Вам это больше нужно, чем мне», взял меня за руку и заставил встать.
– Что вы?! – попыталась вырваться я, но не тут-то было, мою ладонь никто не выпустил.
– Пойдемте, – ровно сказал он, хотя его слова больше походили на приказ. – Не стоит сидеть под столь пристальным вниманием этих престарелых куриц. – И повлек за собой.
В это время заиграли вальс, но на этот раз мелодия была неспешной. Себастьян, держа меня за одну руку, другой взял мою ладонь и твердым и уверенным движением положил на свое плечо. Я уже хотела возмутиться, но он сдержанно отрезал, почему-то обратившись ко мне в третьем лице:
– Миледи Мейнмор не стоит весь вечер сидеть в стороне. А раз других танцев она пока не знает и если супруг не обращает на нее внимания, то моя обязанность, как сына хозяина дома, сделать это за него. Я соблюдаю приличия, не более.
И мы двинулись в первом па. Себастьян вел уверенно и гораздо более спокойно, чем Кларенс. Я могла бездумно следовать за ним, подчиняясь движению музыки, и ни о чем не беспокоиться. Все время, пока звучал вальс, мы танцевали молча. Но почему-то от этого было так хорошо, так легко, что я, почти растворившись в музыке, стала одним целым с партнером.
Когда танец закончился, Себастьян так же спокойно отвел меня к диванчику, на который переместился его отец, и, раскланявшись, ушел по своим делам. Меня вновь вовлекли в беседу.
Потом был ужин и снова танцы. За ужином нас с Кларенсом посадили рядом, но он едва замечал меня, уделяя все время соседке за столом – рыжеволосой развязной девице, отдаленно напоминавшей мне кого-то, но вот кого – я так и не смогла припомнить. Это было неприлично, но меня абсолютно устраивало, поскольку его внимание до сих пор выходило боком. А так, несмотря на тугой корсет, я даже смогла проглотить хотя бы немного салата и дичи.
После ужина дворецкий объявил, что всех приглашают в залу, и началась вторая часть вечера. Поскольку уже шел третий час ночи, мне невероятно хотелось спать, однако гости не выказывали никаких признаков усталости и продолжали веселиться. Почти полвечера в основном я провела с герцогом Коненталем. Иногда компанию мне составлял граф Пенсери, но большую часть вечера я скоротала одиночестве.
Неожиданно под конец приема я рассвирепела. Во мне неудержимой волной начала подниматься злость. Хотелось встать и сделать что-то такое, чтобы всем сразу стало тошно. Однако что? И поэтому я терпела. Терпела и злилась все больше.
Ко мне подошел Кларенс.
– Чем обязана?! – желчно спросила я, когда он остановился рядом.
– Не время устраивать истерики, – отрезал он, грубо вздергивая меня, как марионетку, на ноги. – Нас ждет герцог. Ему приспичило что-то объявить! – И потащил за собой.
Он выволок меня на середину залы, где нас уже дожидался герцог Коненталь. Его лицо светилось радостью, как электрическая лампочка, если бы таковые здесь были.
– Дорогие мои! – начал он, прижав руки к груди. – Я безумно счастлив, что мой драгоценный племянник нашел свою судьбу, пусть и настолько особым, но оттого еще более романтическим образом! И не зная, как выразить свою безмерную радость, я собрал здесь вас, чтобы поделиться своим счастьем со всем светом. Я поздравляю новобрачных, желаю им счастливых дней, прекрасных минут и всего того, что обычно желают влюбленным друг в друга молодым людям. – В толпе, что собралась вокруг, послышались понимающие смешки, кто-то заулыбался. А герцог тем временем продолжал: – И дарю им поездку к морю, в Валиаццу, самый романтический город нашей страны, чтобы они целых три месяца могли наслаждаться обществом друг друга!
Все зааплодировали. Герцог полез обниматься сначала с племянником. Стоя рядом, я расслышала:
– Я тебе этого не прощу, – прорычал Кларенс, стараясь сохранить на лице довольную улыбку.
– Только попробуй не поехать, – послышалось от его светлости в ответ. – Тебя же на виселице могут вздернуть, если докажут…
– Не твоя забота!..
И настала моя очередь. Герцог, видимо не подозревая, что я услышала их обмен любезностями с племянником, на ушко желал мне счастья и всего прочего. А я в душе пожелала ему сгореть в аду, удерживая на лице все ту же приклеенную улыбку, когда благодарила за доброту.
А нам все аплодировали. Когда герцог отцепился, Кларенс схватил меня за руку и потащил прочь из залы. Я сопротивляться не стала. Несмотря на то что мне совершенно не хотелось оставаться с ним наедине, гораздо в большей степени я жаждала уйти от гостей.
А Кларенс тараном пропер по коридорам до моей спальни, пинком ноги открыл дверь и, шикнув на побледневшую Меган: «Пошла вон», втолкнул меня в комнату. Девушка метнулась прочь, оставляя нас.
– Ну что, дорогая супруга, – с нехорошей ухмылкой произнес он, – наконец-то мы с вами одни. А вы похорошели, моя радость, сильно похорошели, – продолжил он, начав расстегивать камзол. – Даже не ожидал! Ну что ж, тем приятней. Я даже пару раз вполне смогу вас утешить. А то что это за свадьба без брачной ночи?
Я как бы невзначай попятилась к камину. Кларенс наступал, а я отступала. Однако страха не было, меня захлестывал холодный гнев, оставляя совершенную ясность рассудка. Маркиз, не замечая моих маневров, не отрывал от меня похотливого взгляда. Он был уверен, что я, как и прежде, послушна, вся в его власти. А я же действовала, словно все рассчитала и спланировала заранее. Да, до этого я склонялась перед его напором, но теперь наступил предел моей возможности терпеть.
Во мне еще на балу проснулась злость, и она, разгораясь все сильнее и ярче, помогла сопротивляться натиску. Обычно я тихая, робкая и спокойная девушка, но имеющая чувство собственного достоинства, и вывалять себя в грязи я не позволю. Отступить перед фигляром, который пытался весь вечер изображать из себя незнамо что, наплевав как на свою репутацию, так и на репутацию родственников?! Да никогда!
Довольно…
Я спиной вперед сместилась к самой каминной полке, где на подставке стояли кочерги. Кларенс, так и не поняв, зачем я туда отошла, уже скинул камзол на кровать, а теперь взялся развязывать замысловатый шейный платок, на время оторвав от меня похотливый взгляд.
А я, совершенно спокойно оглядев кочерги, выбрала из них самую массивную и начала примерять к руке. Сначала помотала ею, как клюшкой для гольфа, потом примерилась получше, словно в руках держала бейсбольную биту.
Послышался треск рвущейся ткани. Платье, не выдержав подобного обращения, поползло под мышками и на спине. Шелк стал расходиться в швах, давая мне необходимую свободу движений.
Мой супруг, оставив в покое непослушный узел шейного платка, поднял на меня удивленный взгляд. Не знаю, что было написано у меня на лице, но Кларенс несколько побледнел и попятился.
А я все с тем же яростным спокойствием, держа по-прежнему кочергу двумя руками, словно бейсбольную биту, так же неспешно и, главное, молча пошла на него. Не знаю, что мне придало такую невероятную силу. Возможно, холодный гнев, но…
Я замахнулась, и первый кроватный столбик, за который я держалась, когда затягивали корсет, переломившись с треском, рухнул на кровать. А кочерга в моих руках даже не погнулась.
– Прикоснешься хоть пальцем, – с замогильным холодом в голосе начала я, – покалечу! Зубы в платочек собирать будешь! – И продолжила наступать на супруга.
Четыре коротких шага, и еще один взмах. Второй кроватный столбик, сломавшись, отлетел к его ногам. Следующим на моем пути был Кларенс.
– Психованная! Истеричка! – крикнул он и, не выдержав, попятился. – Да я тебя…
– Покалечу! – все тем же голосом пообещала я. Наверное, в этот момент я действительно бы переломала ему кости, если б он сунулся.
