первосвященника Демосфила, придерживающегося арианства. Но после оглушительного поражения Валента, ярого приверженца именно этого направления в христианстве, влияние ариан в империи практически сошло на нет. И уж конечно, никеи не упустят возможности, чтобы поквитаться с противниками и вернуть под свой контроль утерянные храмы. Сиятельный Нанний не вникал в суть разногласий, возникших между сторонниками двух направлений христианской религии, просто в данных конкретных обстоятельствах поддержка епископа Амвросия была для него куда важнее, чем поддержка епископа Демосфила, находящегося в Константинополе, и он сделал свой выбор, руководствуясь разумом, а не сердцем.
Магистр Нанний выбрал для проживания этот ничем не примечательный двухэтажный дом только потому, что из его окон хорошо просматривалась не только площадь перед курией, где остановился божественный Грациан, но и несколько прилегающих к площади улиц. Прожитые годы, — а Наннию недавно исполнилось пятьдесят, — научили его осторожности. Варвары как зараза распространялись по провинциям обширной империи, и никто не мог дать гарантии, что уже завтра они не появятся в Нижней Панонии. Император Грациан прибыл в Сирмий в сопровождении десяти легионов пехоты и пяти тысяч клибонариев. Еще пятнадцать легионов под началом дукса Фригерида прикрывали сейчас границы Панонии и Иллирика. И если бы речь шла только о готах, то этих сил, пожалуй, хватило бы, чтобы очистить Фракию и Мезию от напасти. Юный Грациан без оглядки рвался в драку, но магистр Нанний и дукс Фригерид были слишком опытными людьми, как в воинском деле, так и в управлении империей, чтобы бросать на кон все и сразу. На протяжении нескольких месяцев Нанний удерживал Грациана, горевшего желанием отомстить готам за убитого дядю Валента, и, как теперь выясняется, был совершенно прав в своих опасениях.
— Нотарий Пордака прибыл? — спросил магистр у раба, склонившегося в поклоне.
— Светлейший муж ждет твоих распоряжений в соседний комнате, сиятельный Нанний.
— Зови, — коротко бросил магистр.
Пордака был законченным проходимцем, готовым служить и нашим и вашим, а потому магистр Нанний никаких иллюзий на его счет не питал. Но это, разумеется, еще не повод, чтобы отталкивать человека, обладающего хорошим нюхом и полезной информацией. Когда-то Пордака занимал весьма высокий пост в префектуре Рима, но, по слухам, крупно проворовался. Каким-то образом ему удалось избежать заслуженной кары, и он перебрался в Константинополь, где, кажется, преуспел. Во всяком случае, у Нанния были все основания полагать, что нотарий Пордака человек не бедный, хотя тот никогда не хвастался своим достатком и все время норовил урвать из небогатой императорской казны изрядный кус. Магистр не собирался потакать авантюристу в его бессовестных притязаниях, однако у него хватало ума понять, что люди, подобные нотарию, даром не служат. К счастью, у Пордаки было две слабости: кроме сребролюбия он страдал еще и честолюбием. Прохиндей мечтал стать римским сенатором, и Нанний обещал ему в этом помочь.
— Патрикий Руфин в Сирмии? — резко обернулся к новому гостю магистр.
— Он в Панонии, — частично подтвердил подозрения Нанния нотарий. — Однако я не думаю, что он сунется в город, переполненный агентами императора. К тому же многие чиновники свиты Грациана знают его в лицо.
— Руфин собирается встретиться с Меровладом?
— Вне всякого сомнения, — кивнул Пордака. — Иначе зачем ему так рисковать?
— И о чем бывший патрикий собирается говорить с ругом? — спросил магистр.
— Осмелюсь тебе напомнить, сиятельный Нанний, что бывших патрикиев не бывает, — поправил магистра нотарий. — Я, разумеется, не собираюсь оспаривать указ покойного императора Валентиниана, лишивший Руфина званий, должностей и привилегий, не говоря уже об имуществе, но никто не может отнять у человека того, что он получил от предков — знатность рода. Руфин, несмотря на изгнание и опалу, остается в глазах многих римлян, как простого люда, так и чиновников, птицей очень высокого полета. Со всеми вытекающими из этого факта последствиями.
— Иными словами, он вхож в дома римских сенаторов и высших чиновников из свиты императора?
— Ты, как всегда, попал в точку, сиятельный Нанний, — польстил магистру Пордака.
Сам Пордака тоже претендовал на родовитость, что было со стороны сына рыбного торговца большой наглостью, но Нанний пока не собирался ставить на место зарвавшегося самозванца. Придет срок, и магистр воздаст нотарию полной мерой, во всяком случае, сенатором Пордаке не бывать, пока жив сиятельный Нанний. А что касается его притязаний, то пусть надеется. В конце концов, именно надежда делает нашу жизнь если не радостной, то сносной.
— Что ты слышал о франках? — спросил Нанний, жестом приглашая Пордаку к столу. — И какие вести идут из Венедии?
В отличие от худосочного епископа Амвросия, нотарий обладал приличной комплекцией и очень хорошим аппетитом. Во всяком случае, он с удовольствием приналег на угощения, выставленные расторопными слугами магистра совсем для другого человека. Вином он тоже не пренебрег. Справедливости ради надо сказать, что Пордака не забывал и о деле, щедро делясь с гостеприимным магистром полученными в готском стане сведениями.
— Я одного не могу понять, светлейший Пордака, — задумчиво проговорил Нанний, — почему Руфин тебя до сих пор не повесил?
— Спасибо тебе на добром слове, магистр, — обиделся нотарий.
— Так посуди сам, светлейший Пордака, кем же тебя считать Руфину и готам, как не агентом Грациана? — усмехнулся Нанний.
— Можно подумать, что я скрываю от варваров свою преданность божественному императору. Я говорю об этом на всех углах. И уж конечно, патрикий Руфин знает о нотарии Пордаке если не все, то многое. Но в отличие от тебя, магистр, ему и в голову не пришло заподозрить меня в двоедушии.
— То есть, если я правильно тебя понял, светлейший Пордака, Руфину выгодно, чтобы полученные тобой сведения дошли до ушей близких к императору людей?
— Очень может быть, сиятельный Нанний, — кивнул нотарий.
— Но ведь эти сведения могут быть ложными?
— Я не так прост, магистр, как тебе кажется, — усмехнулся Пордака. — И если я говорю, что рекс Гвидон сочетался браком с прекрасной Констанцией, дочерью давно почившего императора Констанция, то, значит, так оно и есть.
— А какое мне дело до рекса Гвидона? — в раздражении воскликнул Нанний.
— Императору Валенту, не в обиду тебе будет сказано, магистр, тоже не было дела до божественного Гвидона, но именно этот рекс снес ему голову на моих глазах. А русколанская конница втоптала гвардейцев императорской схолы в землю.
— А почему вдруг этого варвара называют божественным? — удивился Нанний.
— Соплеменники считают его сыном одного из самых почитаемых варварами богов. Возможно, даже его земным воплощением. Во всяком случае, ребенок, рожденный Констанцией от Гвидона, объявлен в Девине воплощением бога Ярилы, призванным изменить мир. Он получил имя не то Кладовлада, не то Ладовлада, то есть сына богини Лады и бога Велеса, со всеми причитающимися столь важной особе атрибутами.
— И зачем ты мне все это рассказываешь? — нахмурился Нанний.
— Так ведь именно Гвидон месяц назад в присутствии жрецов едва ли не всех варварских богов был избран верховным правителем франков, — ласково улыбнулся магистру нотарий. — А его сын Кладовлад, внук покойного Констанция, вот-вот будет провозглашен императором. Теперь ты понял, сиятельный Нанний, куда нацелились люди, именующие себя русами Кия?
Об опасности, нависшей над северной Галлией, магистр пехоты уже знал от своих агентов, но он никак не предполагал, что варвары зайдут в своих притязаниях так далеко. Им мало захваченных у римлян провинций, они покушаются на власть над миром. Какая наглость!
— Патрикий Руфин всегда играл по-крупному, — усмехнулся Пордака. — Так с какой же стати ему менять свои привычки? Кстати, Руфин, в отличие от тебя, сиятельный Нанний, очень щедрый человек. Я оказал ему несколько услуг коммерческого характера и был вознагражден за свои старания полной мерой.
Увы, магистр то ли не расслышал слов Пордаки, то ли не понял содержащегося в них намека, во
