удивительно хороша в своем парчовом наряде. К такому выводу пришли зрители, сидевшие неподалеку от императорской ложи, и сумели донести свое мнение до всех константинопольцев, заполнивших в этот день ипподром. Распоряжались парадом магистр пехоты Лупициан, магистр конницы Бастый и префект претория Руфин. Но если Лупициана горожане знали давно и хорошо, то двое последних вызвали у них неподдельный интерес. Сиятельный Руфин, человек еще далеко не старый, хотя и с сильной проседью в волосах, понравился зрителем прямым станом и величественной осанкой, которой мог бы позавидовать и сам император Аркадий, к слову, не отличавшийся телесной красотой, так же как его батюшка блаженной памяти Феодосий.
Магистр пехоты Лупициан взмахнул рукой, и десятки труб возвестили зрителям о начале парада. Северные ворота, через которые на ипподром обычно въезжали колесницы, запряженные четверкой, а то и шестеркой коней, широко распахнулись, и римские легионеры, блистая доспехами, ступили на усыпанную песком арену. Первый легион остановился перед императорской ложей лицом к божественному Аркадию. Трибун, командующий им, бросился к ложе, уверенно печатая шаг по каменным ступенькам. В руке он держал обнаженный меч, которым собирался отсалютовать императору. Впрочем, к ложе его не подпустили гвардейцы, тщательно охранявшие божественного Аркадия. Трибун остановился напротив префекта претория, поднявшегося ему навстречу со скамьи. Видимо, сиятельный Руфин и должен был выслушать просьбы легионеров, которые они, согласно древнему обычаю, доносили до ушей императора во время смотров и парадов.
А дальше произошло то, что повергло в шок и божественного Аркадия, и его свиту, и всех зрителей, присутствовавших на ипподроме. Трибун неожиданно взмахнул мечом, и префект претория Руфин покачнулся. Никто не понял поначалу, что же произошло. Трибун круто развернулся на пятках и ринулся вниз. Легионеры вскинули щиты и ощетинились копьями. И в этот миг префект претория рухнул на скамью бездыханным. Женский крик надорвал мертвую тишину, воцарившуюся было на ипподроме, и десятки зрителей ахнули в один миг, сообразив наконец, что на их глазах произошло убийство. Гвардейцы плотным кольцом окружили императора и его супругу. Все ждали продолжения, но ничего более не случилось. Легионеры круто развернулись и гордо двинулись к Северным воротом, загребая грубыми солдатскими сандалиями мелкий песок арены. Трибун, нанесший префекту претория смертельный удар, как в воду канул. Скорее всего, он просто встал в ряды легионеров и вместе с ними покинул ипподром.
Смерть префекта претория Руфина повергла в шок божественного Аркадия. Император свалился в горячке, и лекарям пришлось затратить немало сил, чтобы вернуть ему утерянное здоровье. Убийцу сиятельного Руфина не нашли. Никто из чиновников, находившихся рядом с префектом претория в роковой миг, не запомнил его лица. Сиятельный Лупициан в ответ на вопросы выздоравливающего императора разводил руками:
— Я лично опросил едва ли не всех легионеров, но никто из них не назвал имени убийцы. Возможно, они его просто не знают, но не исключено, что скрывают. Конечно, мы могли бы казнить каждого десятого легионера в отместку за смерть сиятельного Руфина, но я не осмелился этого сделать, божественный Аркадий, без твоего приказа.
— Нет-нет, — замахал руками потрясенный император. — Не надо крови, Лупициан. Мне жаль сиятельного Руфина, но…
— Мы все служим тебе, божественный Аркадий, — бодро провозгласил магистр. — Тебе и римской империи. Сиятельный Руфин, мир его праху, выполнил свой долг до конца. Мы погребли его со всеми почестями, полагающимися чиновнику столь высокого ранга.
— У патрикия остался сын? — с печальным вздохом спросил император.
— Да, — подтвердил Лупициан. — Кажется, сейчас он находится в Нижней Мезии. Я могу уточнить у магистра Бастого.
— Я хочу, чтобы все имущество патрикия Руфина было передано его сыну, — твердо сказал император. — Ты должен лично проследить, Лупициан, чтобы мой приказ был исполнен в точности.
— Все будет сделано так, как ты сказал, божественный Аркадий.
— Тебе придется, Лупициан, занять место сиятельного Руфина, — распорядился юный император. — А кого ты предлагаешь в магистры пехоты?
— Комита Гайану, — отозвался с поклоном Лупициан. — Он хоть и варвар, но хорошо зарекомендовал себя, служа твоему отцу, божественному Феодосию.
— Хорошо, — кивнул головой Аркадий, — пусть будет Гайана.
Квестор Саллюстий ликовал так, словно одержал победу в кровопролитной битве. Всего за двести тысяч денариев он избавил Константинополь от языческой заразы и спас империю от больших потрясений. Высокородный Саллюстий был уверен, что сиятельный Лупициан, ставший префектом претория, разделит его радость, но старый патрикий, которому уже перевалило за семьдесят, выглядел расстроенным и сбитым с толку. А ведь все прошло без сучка без задоринки. Никому, казалось, и в голову не пришло заподозрить высших чиновников империи в заговоре против сиятельного Руфина. Даже имя Гайаны, нанесшего роковой удар, ни разу не было названо.
— Боюсь, ты ошибаешься, высокородный Саллюстий, — с порога разочаровал квестора Лупициан. — У Руфина много сторонников, и они будут мстить за его смерть.
— Но ведь не нам же? — растерянно развел руками Саллюстий.
— Не знаю, — вздохнул Лупициан. — Сотник Коташ, руководивший охраной Руфина, уже назвал магистру Бастому имена заговорщиков. В их числе он упомянул и тебя, Саллюстий.
— Но ведь у него нет доказательств, — возмутился квестор.
— Доказательства нужны императору, чтобы отправить виновных на плаху, а русам Кия вполне достаточно подозрения, чтобы всадить тебе кинжал в бок, высокородный Саллюстий.
— Но Коташа не было близ ложа, — не сдавался квестор. — Гвардейцы никого не подпускали к императору. Сотник не мог опознать Гайану.
— Ищи, кому выгодно, — криво усмехнулся Лупициан. — Вот сотник и нашел вас с Гайаной.
— А тебя, сиятельный Лупициан, он тоже нашел? — взъярился Саллюстий.
— Я всего лишь предупредил тебя, квестор, — примирительно заметил вновь назначенный префект претория. — По словам Бастого, этот Коташ страшный человек. Сотник дал клятву Велесу, что отомстит убийцам Руфина. Сиятельный патрикий был, оказывается, жрецом очень высокого ранга посвящения. Так что держись настороже. И предупреди об опасности магистра Гайану.
Саллюстий не нуждался в подсказках Лупициана. Он и без того знал, к кому следует обратиться за помощью. Магистр пехоты Гайана, обласканный императором благодаря усилиям своих друзей, должен был помочь и им, и себе выйти из сложного положения. Гайана уже успел вернуть себе дворец, изъятый по приказу префекта Руфина, и Саллюстий прямо от Лупициана направился к его преемнику на посту командующего легионами божественного Аркадия. Дом Гайаны едва ли не под завязку был набит воинственными готами, похоже, магистр пехоты отлично понимал зыбкость своего положения и заранее побеспокоился о своей безопасности. Взволнованного квестора далеко не сразу допустили пред светлые очи сиятельного Гайаны, чем он был слегка раздосадован. Тем не менее ему удалось проникнуть в атриум дворца, построенного, если верить слухам, на деньги руга Меровлада, убитого в далеком Медиолане. Разглядывая стены роскошного сооружения, Саллюстий в который уже раз подосадовал на вороватого Пордаку, сумевшего обойти своего непосредственного начальника при разделе большого куша.
— А ведь за тобой должок, квестор, — с ходу оглушил претензией гостя хозяин. — Пятьдесят тысяч денариев.
Квестор бросил взгляд на магистра Евтропия, сидевшего по правую руку от Гайаны, и сразу же сообразил, о чем идет речь. За посредническую услугу он взял с константинопольских патрикиев жалкую сумму в пятьдесят тысяч денариев. А жадный евнух, вместо того чтобы выразить высокородному Саллюстию горячую благодарность за счастливое разрешение всех своих проблем, поспешил донести Гайане о случайной, в общем-то, оплошке квестора.
— Если должен, то заплачу, — буркнул расстроенный людской неблагодарностью Саллюстий.
— Тогда садись, — гостеприимно махнул рукой Гайана. — Есть серьезный разговор.
Конечно, рекс готов был отчаянным авантюристом, да и терять ему, в сущности, было нечего, но вот кто удивил в этот день Саллюстия, так это магистр Евтропий, который всегда славился своей осторожностью и расчетливостью. Но, видимо, победа, одержанная над префектом Руфином, вскружила евнуху голову.
