голову, покрасневшие глаза слепо смотрели в лицо князю, лоб покрылся потом.
— Кто здесь, — простонал он, плохо различая пришельца.
— Я это, Бурицлейв. Ты прислал ко мне людей…
— Сдается мне, князь, эта болезнь последняя для меня, — простонал Пальнатоки, оборвав Бурицлейва.
Князю больно было видеть прославленного Пальнатоки в таком жалком состоянии. Имелась и другая проблема.
— Если умрешь, я оставлю город йомсвикингам, — пообещал Бурицлейв. – Так ты выбрал наследника. Должен же кто-то управлять градом и поддерживать законы.
Пальнатоки прокашлялся, закрыл глаза, и князю почудилось, что скончался, но это было лишь мгновение. Тяжело дыша, Пальнатоки сказал:
— На мой взгляд, есть один человек, способный заменить меня. Это Сигвальди, сын Харальда Колпака. Ему хватит умения управлять Йомсборгом, только знаю, станет тут плохо без меня. Пойдут дела наперекосяк, забудутся законы…
— Твои советы шли впрок нам, сколько ты правил. Пусть будет Сигвальди градом руководить и да нерушимы останутся законы, — заключил князь.
Выйдя из покоев Пальнатоки, Бурицлейв нашел Сигвальди и передал ему волю вождя. Тот аж подпрыгнул от ликования. Он радовался, сам не веря удаче. Так же половина Уэльса перешла в наследство Вагну, как хотел Пальнатоки. Бьерн Уэльсец же должен был помогать ему в управлении и следить за дружиной.
Прошло мало времени, и Пальнатоки умер. Весь Йомсборг понимал, какая то огромная утрата. Такого вождя, как Пальнатоки, верно не сыщется и вовек. Сигвальди не успел стать во главе йомсвикингов, как порядок пошатнулся. Город загудел пирушками, все чаще и дольше слышался женский смех. Мужчины приводили женщин на две, три ночи. Уходили из города, насколько заблагорассудится. На улицах дрались по делу и без, спорили и ругались. А закончилось тем, что совершилось несколько убийств, виновников коих так и не обнаружили.
Сигвальди, чересчур бодрый и довольный после событий в Йомсборге, заявился к Бурицлейву. Приглянулась ему Астрид, старшая из трех дочерей князя. Молва твердила о ней как о красивейшей и мудрейшей женщине в Вендланде. Он видел Астрид пару раз, а теперь всерьез вознамерился стать ей мужем. Решимость Сигвальди была столь велика, что он поставил Бурицлейву ультиматум: либо Астрид достается ему, либо он покидает Йомсборг.
Бурицлейв поник, рука нервно дергала край плаща, отороченного мехом.
— Ты знатный муж, — сказал князь, отводя глаза. – Да заслуживает Астрид знатнее. Беда в том, что мне нужно, чтобы ты оставался в Йомсборге.
— И так? – поторопил Сигвальди.
— Обсудим твое требование. Лучше сделать это вместе с дочерью.
Астрид с порога пошла к отцу. Они принялись шептаться, а Сигвальди старался держаться более горделиво, показывая стать.
— По правде, я не вышла бы за него, — наконец высказала мнение девушка. – Но раз такое дело… Однако, если решил он твердо и с пути не свернет, будет и у меня одно условие.
Сигвальди подался вперед, с интересом приподняв брови. В душе же он уже представлял свадьбу, планировал, каковой пышной она должна быть.
— Избавь нас, Сигвальди, от дани, которую мы вынуждены выплачивать конунгу Дании, и смело зови меня женой. Или привези Свейна сюда и пусть он окажется в твоей власти. Справишься к Рождественскому дню?
— Да, не будь я вождем йомсвикингов! – ударил в грудь Сигвальди. – Ради тебя, на что угодно пойду! – он обратился к Бурицлейву: — Вот моя клятва, князь. До Рождества получите вы либо свободу от дани, либо самого Свейна!
На трех кораблях Сигвальди и шестьдесят вооруженных людей при нем прибыл в Сьеланд. Неподалеку виднелся хутор, но Сигвальди поставил ладьи на безлюдном месте, под прикрытием мыса. Сразу велел развернуть их носами к морю – бежать придется быстро. Сам спрыгнул у берега в воду, замочившись по голени, и в сопровождении с несколькими воинами вышел на дорогу. По той же дороге проходил мужичок с топором.
— Эй, друг!
Мужичок оглянулся, подошел.
— Не знаешь, где нынче конунг Свейн?
— Как не знать, господин. У нас он, на хуторе пирует с дружиною, — он ткнул мозолистым пальцем на большой дом в центре кругового поселения.
— И что большой праздник? Много ль людей? – подумал исподволь выведать Сигвальди. – А то боюсь, нам места не хватит, а конунг осерчает, что приплыли да не пришли навестить.
— Не хватит, это верно. С конунгом дружины семь сотен и двадцать человек.
— Досадно. Ну, бывай, — хевдинг махнул мужичку на прощание, а сам задумался.
Из домов шел гвалт голосом, возможный только при сборе нескольких сотен – значит, честен был дровосек. Силой взять конунга не получится, остается хитрость. Вернувшись к берегу, вождь постоял в раздумье, глянул на промоченные ноги, затем на корабли, снова на ноги и на молочный след солнца на воде.
— Давайте-ка так поступим, — лукаво сказал Сигвальди, подозвав сошедших с ним викингов. – Прикинусь я больным, якобы при смерти лежу у себя на корабле. Скажите конунгу, дескать, Сигвальди из Йомсборга, сын ярла Харальда, хочет напоследок перед кончиной передать очень важную и личную весть. Идите, а я подготовлю все для приема дорогого гостя.
Люди Сигвальди исчезли за забором вокруг домов. Хевдинг же дал указания на ладьях, кто и как поступит: «Я лягу на крайнем судне, что дальше от берега. Как зайдут на борт ладьи, что ближе всех, тридцать человек – конунг наверняка среди них будет, — вы поднимайте трап. Объясните, корабль, мол, переполнен. На следующий пустите двадцать и тоже убирайте сходни…»
После Сигвальди лег на тюки, укрылся шкурами и припрятал там же меч. Лицо протер мукой, сделалось оно бледное, как будто и впрямь при смерти он находился. Стали ждать. Конунг появился в сопровождении множества мужей, но люди Сигвальди делали, как им велели. На крайний корабль дошло всего девять человек да Свейн.
Конунг испугался, увидав белое лицо Сигвальди, даже не стал близко подходить, а то, как хворь заразная.
— Ты говорить можешь?
-А, кто здесь? – застонал Сигвальди, весьма натурально притом. – Конунг ты? Не можешь приблизиться, слаб я слишком, через всю палубу кричать?
Нехотя конунг подступил к Сигвальди. По его просьбе наклонился ближе. Стоило королю это сделать, как йомсвикинг вскочил, ухватил того за плечи и руку, повалил на свое место и для верности поиграл мечом.
— Гребите!
Гребцы навалились на весла в полную силу. Воины конунга наблюдали за удаляющимися в закат ладьями с берега, крича вслед. Тех, кто прибыл со Свейном, окружили и они сложили оружие.
— И в чем смысл твоего предательства? – придушив удивление и гнев, поинтересовался конунг.
— Предавать я не собирался, мой меч по-прежнему верен Дании. Но изволь, конунг, погостить у нас в Йомсборге. Мы обслужим тебя достойно короля.
— Приму, пожалуй, столь любезное приглашение.
В Йомсборге Свейна встретили пиром, йомсвикинги называли себя людьми конунга. Сигвальди не поскупился на прием, пиво текло рекой. Когда же конунг выпил достаточно и стал сговорчивее, он пояснил
