том, что произошло, словно на эту тему было наложено табу. Джеймс больше не начинал разговора о своих чувствах, и Эстер была благодарна ему за это. Джеймс с нескрываемым удовольствием принял приглашение на свадьбу Питера, но Мэри отказалась. Казалось, она настолько привыкла к деревенской жизни и своему дому, что уже ничто на свете не может сдвинуть ее с насиженного места и оторвать от повседневных занятий.
Ко дню свадьбы в доме собралась вся семья. Приехал даже Уильям. Ему шел девятнадцатый год. Своей непосредственностью и юношеским задором он привлекал всеобщее внимание. Его залихватским видом и пиратскими манерами во время церемонии в церкви Святого Луки откровенно любовались все девушки, впрочем, немало и молоденьких замужних леди время от времени бросали в его сторону томные взгляды. Особенно Уильяму понравилась одна, лет семнадцати, такая хрупкая и стройная, словно тростиночка. Было в ее облике что-то загадочное, ускользающее от определения, но понятное взору. Может, ее прекрасные с серебристо-лунным отливом волосы, а может, бездонные глаза, таинственно поблескивавшие под темными дугами бровей, или манящий росчерк красивых губ, издали кажущихся мягкими, влажными и такими доступными… Она лишь искоса глянула в сторону Уильяма и поднялась по ступенькам в боковой неф храма. Но он успел-таки заметить озорные искорки, заплясавшие в глубине ее темных глаз. Уильям ткнул Джосса в бок:
— Кто это? Вон та, в зеленом, видишь?
Джосс поглядел в ту сторону, куда кивнул Уильям.
— А, это Сара Торн, племянница господина и госпожи Торн.
— Она здесь недавно, да?
— Она приехала вместе с ними два года назад. У господ Торн своих детей нет, а ее родители умерли, когда Сара была еще ребенком. Вот они ее и взяли под свою опеку. — Джосс внимательно посмотрел на брата. Уильям не спускал глаз с девушки, пока она шла по проходу между рядами и садилась на свое место возле степенной пожилой парочки.
— Вил, ты бы держался от нее подальше, — посоветовал Джосс. — Эти Торны люди строгие. К тому же не католики, а евангелисты. Они-то и в церковь сегодня пришли только потому, что Биверы им приходятся дальними родственниками. Я слышал, как Элизабет рассказывала, что Саре не разрешают на улицу выйти погулять, только на религиозные собрания и обратно. Так что смотри, сваляешь дурака, когда начнется застолье, так ее тут же домой увезут.
— Чего ты так разволновался? Не собираюсь я ей праздник портить. И не думал даже, — ответил Уильям, а про себя тихо добавил: послушал я тебя, как бы не так! На самом-то деле он решил как раз свалять дурака, чтобы обратить на себя ее внимание.
Эстер свято верила, что в такой счастливый день все будет складываться удачно. Она хотела, чтобы это торжественное событие навсегда осталось в памяти молодоженов. Надо сказать, что Эстер любила Элизабет как свое родное дитя и не желала Питеру лучшей невесты. Она так долго ждала этого момента, что теперь, когда закончилась церемония бракосочетания, Эстер глядела в смущенные улыбающиеся лица Питера и невестки, и веря и не веря, тихонько утирала навернувшиеся на глаза счастливые слезы. Питер в темном бархатном костюме и Элизабет в кружевном подвенечном платье, взявшись за руки, пошли к выходу. И вся свадебная процессия торжественно выплыла вслед за ними на улицу.
За праздничным столом у Биверов Уильям даже не пытался сесть рядом с Сарой, наоборот, он выбрал место в другой стороны стола и на некотором отдалении, откуда он мог беспрепятственно наблюдать за Сарой, оставаясь в то же время вне досягаемости Торнов, которые тоже расположились напротив Сары. Маневр Уильяма оказался удачным. Сара заметила его. Она то краснела, то бледнела, то прыскала со смеху, поглядывая в его сторону. Торны же, усадив Сару между двумя пожилыми джентльменами, никак не могли взять в толк, кому это она постоянно улыбается. Улучив минуту, Уильям подозвал Джонатана и после непродолжительного торга, ибо Джонатан никогда и ничего не делал просто так, Уильям вручил ему записку для Сары, а сам тихонько пробрался в сад позади дома.
Она пришла. Впрочем, Уильям в этом и не сомневался. Сара быстро юркнула за деревья и осторожно засеменила по тропинке, высматривая Уильяма. Вдруг кто-то резко дернул ее за плечо и затянул в кусты. Она вскрикнула от удивления и в ту же секунду почувствовала, как чья-то ладонь зажала ей рот.
— Тише, — шикнул Уильям. — За тобой следят эти две «горгоны», а ты кричишь! — Он убрал руку.
Все произошло так неожиданно, что она все еще не могла прийти в себя, так и стояла с широко раскрытыми от изумления глазами, потом, видимо, поняв свою оплошность, расхохоталась. Такие прогулки были ей внове, и потому она чувствовала небывалый подъем и воодушевление.
— Господи, грех-то какой! Я же не должна была сюда приходить! Зачем ты хотел меня видеть? В записке ты написал «срочно». Что случилось?
— Я просто хотел узнать, когда мы снова встретимся? Что, если ты как-нибудь сбежишь со своих евангелистских проповедей?
— Ты с ума сошел! — воскликнула Сара. — У нас знаешь, как строго. Пока идет проповедь, нас охраняют. Сколько раз уж и англиканцы, и католики пытались устроить погром. — Сара решительно покачала головой. — Нет. Я не смогу. Заметят.
— А если здесь? Где-нибудь рядом с твоим домом? Ты ведь живешь с той стороны, где стоит конюшня Эшдейлов, так?
— Да. Ну и что?
Уильям заговорщически подмигнул:
— Я знаю потайной ход в конюшню. Я всегда лазил через него, когда хотел посмотреть на лошадей. Правда, я там натворил дел, и господин Эшдейл запретил мне появляться, но это не важно. Если ты вечером незаметно уйдешь из дому, то можем встретиться и там. Ну как?
От столь дерзкого плана у Сары перехватило дыхание. Она испугалась. Однако мысль о том, что на целых два часа, ну пусть хоть на час она будет совершенно свободна и к тому же не одна, безудержно манила. Поэтому, несмотря на все страхи, жажда свободы взяла верх над рассудительностью и благоразумием. С тех пор, как Сара поселилась в доме у своей тетушки, ее не раз охватывали приступы такой жгучей тоски, что белый свет становился не мил. Сара томилась, не находила себе места, не могла ни есть, ни нить. Тогда ее запирали в комнате, порой даже кормили насильно, опасаясь, что она совсем зачахнет и умрет.
Даже зная наверняка, что в один прекрасный день ее обман откроется, Сара все равно согласилась бы прийти на свидание. Да только за одну возможность тайком погулять по саду с этим веселым парнем она готова была вынести любое наказание! И разве не наказанием была ее жизнь теперь! Вечное недовольство и упреки! Каторга после немногих счастливых лет, проведенных с родителями, которые ее любили и баловали.
— Но ты же учишься в Лондоне. Как ты будешь добираться?
— Есть много всяких способов, — отмахнулся Уильям. — Так ты согласна?
Сара кокетливо покачала головой:
— Я скажу… я совсем не уверена, что снова захочу тебя увидеть. И зачем мне это надо?
Он призадумался, будто и впрямь хотел ответить на ее вопрос, и потом начал нести такую забавную чепуху, что она не выдержала и прыснула со смеху. Устав смеяться, Сара бросила через плечо «лови», и они вприпрыжку понеслись в глубь сада. В наказание за то, что она не смогла убежать, он чмокнул ее в губы и потом, удовлетворенный, шепнул, крепко прижав ее к себе:
— Теперь скажи, когда и во сколько.
Она глубоко и шумно дышала. Он чувствовал, как под ее мешковатым зеленым платьицем вздымалась маленькая девичья грудь.
— Вечером по субботам наш проповедник проводит беседы на религиозные темы. Дядя с тетей ходят к нему домой. Возвращаются обычно поздно.
Уильям ликовал. Теперь всю неделю он будет жить и предвкушении их следующей встречи. Хотя и странно приезжать тайком и, находясь в двух шагах от дома, не зайти и не проведать родных. Впрочем, ерунда! Он тряхнул головой:
— Так значит, в следующую субботу!
Откуда-то со стороны лужайки перед домом доносились мелодичные звуки. Видимо, начинались
