уязвлен. У него не было других друзей кроме Виса. Хаутом овладело сомнение, но это не было горькое сомнение, а просто привычка давать каждому свою собственную оценку. Он знал, что раньше был нужен им, а сейчас, когда перестал быть полезным, пытался понять, что же еще от него хотят. Он был нужен Мории как ни одной другой женщине. Этому человеку он тоже был необходим - иногда, на короткое время; но его окрики и грубые слова заставляли Хаута вздрагивать, напоминая, кем он был на самом деле, хотя он и имел письмо, свидетельствующее о противоположном. Уязвленный, он мог бы кинуться в драку от страха. Но никогда не делал этого. Впрочем, как и Мрадхон.
- Я говорю с ней подобным образом, - сказал Вис, даже не считая нужным перейти на шепот, - когда это идет ей на пользу. И особенно, когда речь заходит о ее брате.
- Заткнись, - произнесла Мория позади них.
- Мор-ам мертв, - сказал Вис. - Или все равно, что мертв. Забудь о нем, слышишь? Я думаю, это будет тебе во благо.
- Во благо... - раздался тихий ненавидящий смех. - Но сделать это могу только я, вот в чем дело. Потому что Джабал знает меня, а не тебя. Заскрипел стул. Хаут увидел, как две ноги, обутые в узенькие башмаки подошли к ним, как Мория присела на корточки и коснулась руки Мрадхона. Ты ненавидишь меня. Ненавидишь, ведь так? Ненавидишь женщин. Почему, Вис? Ты с этим родился?
- Перестаньте, - попросил Хаут обоих. Он сжал руку Мрадхона, твердую, как железо. - Мория, оставь его в покое.
- Нет, - произнес Вис. И Мория почему-то отдернула руку назад, а взгляд ее сразу стал трезвым.
- Ложись спать, - сказал Хаут. - Сейчас же. - Он чувствовал, что рядом с ним вершится насилие. Он чувствовал это сильнее, чем раньше. И мог остановить это насилие, перевести его на себя, если не останется другого выхода. Он не боялся этого и принял бы с терпением фаталиста. Но Мория была такой маленькой, а ненависть Мрадхона такой огромной.
Она помедлила с ответом, глядя на них обоих. - Вы приходите, произнесла она тихим, полным опасений голосом, - тоже.
Мрадхон ничего не сказал, лишь уставился в огонь. - Иди, - прошептал Хаут одними губами, кивнув в сторону кровати. А когда Мория ушла, подошел к столу и допил вино одним глотком.
- Горькая пьяница, - произнес Мрадхон шепотом.
- Просто ей иногда становится страшно, - сказал Хаут. - Одна в бурю...
Дождь застучал в дверь. От ветра на улице что-то опрокинулось и понеслось вдоль переулка. Дверь содрогнулась. Дважды. И затихла.
Мрадхон посмотрел в сторону входа долгим проницательным взглядом. На лбу у него выступили капельки пота.
- Это всего лишь ветер, - заметил Хаут.
* * *
Послышались отдаленные раскаты грома, и дранка на кровле маленького домика на пристани затрепетала, словно живая. Ворота заскрипели, но не от ветра, и нарушили волшебный покой. Все задрожало, будто нить паутины, когда паук шевелится в своем шелковом логове, просыпаясь, открывая глаза и потягиваясь слабыми лапками.
Гость в нерешительности задержался возле двери: по звуку нечетких шагов, достигшего ее слуха, женщина поняла, что он колебался, опасаясь чего-то. Сквозь шум дождя в комнату не проникал ни один другой звук. Она набросила на себя накидку, пробираясь в кромешной тьме, чтобы зажечь свечи, стоящие на полке камина, который был всего лишь бутафорией. Им никогда не пользовались. Свечи пахли как-то странно и затхло, а при горении распространяли отвратительный сладковатый запах.
Ее сердце застучало сильнее, когда гость попробовал крепость затвора. Женщина отодвинула щеколду, на которую была закрыта дверь, и та распахнулась внутрь, впустив в комнату порыв ветра, который чуть было не задул свечи. С этим же порывом в комнату вошел сутулый человек в развевающемся плаще, распространяя вокруг запах страха. Она затворила дверь, преодолевая напор ветра, и задвинула засов. Прогремел гром, заставив пришельца оглянуться и в испуге посмотреть на дверь.
Он не стал задерживаться на пороге, еще раз оглянулся и откинул капюшон с лица, обезображенного огнем. Его глаза были широко раскрытыми, взгляд их был диким.
- Зачем ты пришел? - спросила она. Жизнь давно уже не баловала ее разнообразием событий. И так получилось, что открыв дверь, она отбросила все свои притворства, которые меняла, как платья; он знал, должен был знать, что находится в смертельной опасности.
- Кто послал тебя? - Он представлялся ей человеком, который не задумывает планы, а лишь исполняет то, что замышляют другие.
- Я один из масок. Мор-ам. - Лицо его дрогнуло, рот перекосился. Он делал неимоверные усилия, чтобы говорить, наклоняя при этом голову. Послание. - Он вытащил записку и протянул ее дрожащей рукой.
Правая сторона лица не выглядела уродливой. Женщина обошла вокруг него так, чтобы оказаться справа, а он все это время следил за нею глазами. Большая ошибка - встретиться с ней взглядом. Она улыбнулась ему, находясь в хорошем расположении духа. Мор-ам. Имя пробудило что-то в ее памяти и вызвало интерес. Мор-ам. Женщина с интересом вспомнила это имя. Неужели этот человек опять явился с поручением от Джабала? Как гром среди ясного неба. Она наклонила голову и постояла немного, изучая эти обломки человека. - Чье послание? - спросила она наконец.
- В-возьми его. - Бумага дрожала в его руке. Она взяла записку и ощупала ее. - Что в ней написано? - спросила она, не сводя с него глаз.
- Пасынки - убит еще один. Они послали меня.
- Неужели?
- Эта проблема касается всех. М-морут. Нищие. Они убивают и тех и других.
- Пасынки, - повторила она. - Ты знаешь, как меня зовут, Мор-ам? Меня зовут Ишад. Она продолжала ходить по комнате, видя, как усилился его страх. - Ты слышал это имя раньше?
Он резко дернул головой и сжал челюсти.
- Но ты пользуешься более дурной славой, чем я - в некоторых кварталах. По тебе скучает Джабал. А ты носишь послания пасынков. Что они хотят сообщить мне?
- Все, о чем ты спрашивала меня.
- Мор-ам. - Она встала перед юношей, не сводя с него глаз. Его рука, покоящаяся до того у него на плече, рефлекторно коснулась щеки, словно успокаивая тик, подергивание мышц, учащенное дыхание. Медленно его согнутое тело распрямилось, и он встал во весь свой высокий рост; напряженные мышцы лица расслабились. Она опять начала движение, и он пошел за ней, повторяя сложные магические узоры, которые она плела, двигаясь по комнате, пока не остановилась перед большим бронзовым зеркалом, небрежно завешанным крученым натуральным шелком. Иногда с помощью этого зеркала она творила колдовство. Вот и теперь она пыталась околдовать еще одного человека, показав ему самого себя, улыбаясь при этом.
- Итак, ты сказал мне 'все', - произнесла она.
- Что ты сделала? - спросил Мор-ам. Даже голос его изменился. В глазах появились слезы. - Что ты сделала?
- Я забрала твою боль. Небольшое колдовство. Это не составляет труда для меня. - Она вновь принялась ходить, а он должен был поворачиваться, чтобы следовать за ней в состоянии полной заторможенности. - Расскажи мне все, что ты знаешь. Расскажи мне, кто ты. Все. Джабал захочет знать.
- Они схватили меня, пасынки схватили меня, они заставили меня...
Она почувствовала ложь и послала боль обратно, наблюдая за тем, как его тело вновь согнулось и приобрело прежнюю форму.
- Я с-стал п-предателем, - заикался изменник, всхлипывая. - Я п-п-продал их, продал других 'ястребов' пасынкам. Моя сестра и я должны были остаться жить, даже после того, как Джабал потерял все. Но как нам было выжить? Мы не знали. Но мы были должны. Я был должен. Моя сестра - не знаю. - Она позволила, чтобы боль отпустила его. Слова юноши вырывались со слезами. Он перевел глаза с нее на зеркало. - О боги!
- Продолжай, - сказала Ишад и голос ее прозвучал даже мягко, когда она поняла, что он говорит правду. - Чего хотят пасынки? Чего хочешь ты? Чем ты готов заплатить?
- Заполучить Морута. Вот чего они хотят. Короля нищих. И того человека - их человека, которого, как
