оккупантами, всеми, кому не лень - одураченный больше, чем кто бы то ни был. Жрецы попустительствовали, а боги низвергались один за другим. Рэнке - сердце Империи - находился не в лучшем состоянии: аристократы отсиживались в своих имениях, а жрецы устраивали заговоры. Она слышала стук дождя по крыше, слышала раскаты грома, сотрясающие стены мира и слышала как человек, ставший ее собственным орудием, возвращается по тропинке, ведущей к дому. Ишад обулась, набросила на себя плащ и открыла дверь навстречу насквозь промокшему Мор-аму.
- Возьми сухой, - сказала она, подавая ему один из чудесных плащей, такой же темный, как у нее. - А то простудишься и умрешь.
Ему было не до шуток; но она сняла его боль, стащила только что одетый плащ и выбрала другой, который красиво очертил его вновь распрямленные плечи. Ишад заботилась о нем, словно мать о сыне, глядя ему в глаза.
- Ну что? - спросила она.
- Они хотят обмануть тебя.
- Конечно, они попытаются сделать это. - Она закрыла входную дверь и открыла заднюю. - Идем, - сказала она, набрасывая на голову капюшон. Широкие полы ее одеяния развевались на ветру, который кружил по комнате, заставляя колыхаться драпировки из редких ярких тканей подобно многоцветному пожару. От порыва ветра свечи и пламя в камине затрепетали, но не погасли. На стены упали страшные тени. Ишад сама загасила огонь, нужды в нем больше не было.
* * *
Что-то загрохотало. Мрадхон Вис приоткрыл один глаз и посмотрел в темноту, в которой светился лишь угасающий огонек домашнего очага. Рядом с ним неподвижно лежали Хаут и Мория, крепко спящие завернувшись в одно старое одеяло. Звук, от которого проснулся Мрадхон, пронзил его тело, словно холод, как если бы кто-то открыл дверь комнаты во время зимней стужи. Сердце его стучало от слепого ужаса, который мог охватить человека только во сне, или при обстоятельствах, которые воспринимаются с такой же нереальностью. Он никак не мог сообразить, что же это за грохот - может, ветер, ударивший в дверь? Но откуда тогда это ощущение ночного кошмара, эта слабость в теле, покрывшемся потом, это предчувствие неотвратимости беды?
Вдруг он увидел человека, стоящего в комнате. Нет - скорее не стоящего, а присутствующего, так, словно он был одной из теней. На его вьющиеся золотые волосы откуда-то (но не из очага) падал свет, а на лице можно было прочесть некоторое замешательство. Он был молод, этот человек. Ворот его рубашки был расстегнут, и виднелся амулет, висящий на шнурке. Хотя была ночь, от него исходили аромат хорошего вина и летнее тепло. Капли холодного пота струились по телу Мрадхона, лежащего под тонким одеялом.
Сджексо. Но этот человек был мертв! Его убили на улице недалеко отсюда. И его тело, лежащее в неизвестной могиле, давно должно было стать пищей для червей.
Мрадхон наблюдал в темноте за тем, как видение задрожало, словно поверхность воды от порыва ветра, как беззвучно задвигались губы, говоря что-то. И внезапно, коварно извиваясь, оно поплыло прямо к кровати, все ближе и ближе. На Мрадхона дохнуло смертельным холодом. Он пронзительно закричал и ударил по видению рукой, почувствовав, как она прошла сквозь ледяной воздух. Его друзья проснулись и зашевелились в своем гнездышке.
- Мрадхон! - Хаут поймал его руку.
- Дверь, - произнесла Мория, вскакивая. - О боги! Дверь...
Мрадхон повернулся и посмотрел на дверь. Щеколда поднималась сама собой - рядом никого не было. Потом она задрожала и откинулась. Он стремительно скатился к краю кровати, к столбику, на котором всегда висел его меч, чувствуя дыхание напитанного дождем воздуха. Хаут и Мория тоже схватились за оружие. Вис быстро повернулся, прижавшись спиной к стене, но не увидел ничего, кроме вспышек молний, отбрасывавших мертвенно-бледные отблески на мокрые булыжники мостовой, и двери, хлопающей на ветру.
Ужас чуть отступил, мышцы немного расслабились, и Виса начала колотить дрожь. Рука Мрадхона инстинктивно потянулась за плащом, а ноги сами понесли его к двери. Он шел, одной рукой на ходу обматывая вокруг тела плащ, как полотенце, держа в другой меч. Босой он выскочил на покрытую лужами улицу, следя за происходящим боковым зрением, и сразу же ринулся в ту сторону, где увидел высокую, одетую в плащ фигуру, неподвижно стоящую под дождем.
Сейчас он был легкой добычей для любого, находясь под впечатлением увиденного - этой одетой в плащ фигуры, ее роста, ее поведения и своих разбуженных воспоминаний. Он чувствовал рядом с собой чье-то присутствие. Хаут или Мория, а, может быть, оба. Вис застыл на месте, будучи не в состоянии даже пошевелить рукой. Фигура, несомненно, имела отношение к привидению, колдовству и ночным кошмарам, от которых он часто просыпался в холодном поту. Полыхнула молния и осветила бледное лицо под капюшоном.
- Ради Ильса, вернись! - раздался голос Мории. Чья-то рука потянула его за голое плечо.
Но нет, комната была потенциальной ловушкой - из нее не было другого выхода; хотя, непонятно как, но он знал - возможно, это плод ночных видений, - что Ишад может найти его всегда и везде, если ей это понадобится.
- Чего тебе нужно? - спросил он.
- Ступай на мост, - сказал колдунья. - Жди меня там.
Мрадхон случайно заглянул в ее глаза. И долго не мог прийти в себя, стоя под сильным дождем. Ноги его окоченели от ледяной воды, а плечи застыли от обрушившихся на них холодных струй.
- Зачем? - спросил он - Зачем, колдунья? Вспышки молний не освещали ее и фигура вновь сделалась невидимой. - Ты мне нужен, Мрадхон Вис. И приведи остальных. Хаута - он очень хорошо знает меня. В конце концов, я освободила его, и он должен быть благодарен мне за это, не так ли? А для Мории - ведь это должна быть она - у меня есть подарок: некто, кому она напрасно доверяла. Ждите меня под мостом.
- Будь ты проклята!
- Не пытайся проклинать меня, Мрадхон Вис. Ты останешься в проигрыше, если проклинать начну я.
Сказав это, колдунья повернулась к нему спиной и скрылась в ночной темноте. Мрадхон стоял, застывший и продрогший, с опущенным мечом. Как бы со стороны он увидел, как кто-то дотронулся до него, беря за руку. - Ради Иль-са, - сказала Мория, - иди в дом. Иди.
Он подчинился и вернулся в дом, насквозь промерзший. Мория кинулась закрывать дверь, задвинула засов. Потом подошла к очагу, положила в него полено. Ярко занялся огонь, и на стены легли причудливые тени. Мория и Хаут подвели его к очагу и усадили, накинув на плечи одеяло. Когда силы вернулись, Вис начал дрожать.
- Принесите мою одежду, - попросил он.
- Мы не должны ходить туда, - сказала Мория, прижимаясь к нему. Она повернула голову навстречу Хауту, который подошел, неся одежду Мрадхона, в ожидании поддержки. - Мы не должны ходить туда.
Хаут все понял. Мрадхон взял принесенную им одежду, снял промокшее одеяло и начал одеваться. Хаут последовал его примеру.
- Да хранит нас Ильс, - сказала Мория, кутаясь в шаль. Глаза ее горели, а с волос на лицо стекала вода. - Что с вами случилось? Вы что, оба сошли с ума?
Мрадхон застегнул ремень и надел сапоги, ничего не говоря в ответ. Где-то в глубине души он чувствовал страх и ненависть, но это была другая, холодная ненависть, которая позволяла в какой-то степени сохранять мир между ними. Он не спрашивал Хаута, что руководит им. Да и вообще, понимал ли Хаут, что он делает и зачем; Мрадхон ничего не желал знать об этом. Он решил идти напролом и вырваться таким образом из смыкающегося вокруг них кольца: оставаться в нем было невыносимо.
Страшно проклиная обоих, Мория тоже начала собираться, умоляя их подождать ее и давая почувствовать, насколько они слабы в диалекте Подветренной, используя такие выражения, которые не были в ходу даже в местном гарнизоне.
- Оставайся здесь, - сказал Мрадхон, - маленькая дурочка, если хочешь спасти свою шею! Не лезь в это дело.
Он сказал это потому, что где-то глубоко в сердце чувствовал антагонизм между этой женщиной и той - другой, которую толком никогда и не видел. Потому что Мория с ее острым ножом обязательно встанет на его и Хаута сторону, потому что сами они тоже были дураками, а три дурака имеют гораздо большие шансы.
