Аномия в России: причины и проявления

по их мнению, в целом идут дела в России, только 10% выбирают ответ, что «дела идут в правильном направлении», в то время как по мнению 2/3 «события ведут нас в тупик». Именно те же 2/3 россиян при возможности выбора предпочли бы вернуться в доперестроечное время, в то время как жить как сейчас предпочел бы один из шести» [62]. Итак, через десять лет перестройки и реформ общность «советский человек» составляла более 2/3 населения. Непрерывное оскорбление и обирание такой массы людей не могло не разрушить нравственные основания общества и государства. И даже хотя значительная часть этих людей за последующие 15 лет сошла в могилу, их дети и внуки травмированы зрелищем тех оскорблений.

9

К числу отрицательных явлений были отнесены те стороны советской жизни, которые традиционно приветствовались демократами и гуманистами: высокий уровень социальной защиты, доступность образования и здравоохранения, реальное право на труд, низкий уровень преступности и пр. Инверсия оценки этих сторон жизни вызвала культурное потрясение.

10

Тогда в Москве устроили «антипраздник», наподобие черной мессы. Поражал сам вид кордонов вокруг отведенного для демонстрации места. С трех сторон маленького пространства — сверкающие на солнце щиты и каски, баррикады из грузовиков, множество машин для перевозки арестованных, свирепые немецкие овчарки. И на глазах этой надменно- враждебной силы людям было «разрешено» провести исполненный большого для них смысла ритуал. Это был садистский удар по подсознанию людей, безусловно преступная акция власти. Мой знакомый (кстати, видный предприниматель) рассказал мне назавтра, как, нарядно одетый, он вышел из метро «Октябрьская» и испытал потрясение, увидев эти легионы с овчарками. Он обошел этот строй и не выдержал — заплакал. «Ничего не мог поделать, — рассказывал он. — Текут слезы, и все. И уехал». Человек, кстати, очень крепкий.

11

На круглом столе в Российской академии госслужбы в 2002 году в заключительном слове было сказано: «Память о Великой Отечественной войне при всех ее проблемах, ошибках, провалах — это практически сегодня, пожалуй, единственное объединяющее наш народ историческое событие прошлого» [50].

12

В основе статьи лежит выступление Л.Д. Гудкова на IX Немецко-российских осенних дискуссиях в Берлине 22-24 октября 2004 года. По словам автора, он рассматривает «характер коллективной «памяти о войне» или роль представлений о войне в системе национальной идентичности нынешних россиян».

13

Группа московских миллионеров, выступив в 1906 году в поддержку Столыпинской реформы, заявила в журнале «Экономист России»: «Мы почти все за закон 9 ноября… Дифференциации мы нисколько не боимся. Из 100 полуголодных будет 20 хороших хозяев, а 80 батраков. Мы сентиментальностью не страдаем. Наши идеалы — англосаксонские. Помогать в первую очередь нужно сильным людям. А слабеньких да нытиков мы жалеть не умеем».

14

Согласно данным группы экспертов Мирового банка, Института социологии РАН и Университета Северной Каролины (США), которая вела длительное наблюдение за бюджетом 4 тысяч домашних хозяйств (большой исследовательский проект Russia longitudinal monitoring survey), коэффициент фондов в 1996 году составил 36,3.

15

В 2004 году был сделан такой вывод: «Уже сейчас бедным как четко обозначенной социальной группе довольно редко вообще удается добиться каких-либо существенных изменений своего положения, решить какую-то сложную семейную проблему, остановить падение уровня жизни, вырваться из круга преследующих их неудач. За последние три года только 5,5% из них удалось повысить уровень своего материального положения (по населению в целом — 22,7%)» [20].

16

Английские социологи, изучавшие обедневших жителей рабочих районов с длительной застойной безработицей, отметили у них такое явление, как «потерю рациональности» в обращении с деньгами. Эти люди разучились считать и разумно тратить деньги! Получив сумму денег, позволяющую сносно жить, они тратили ее на совершенно нелепые, ненужные вещи или лакомства — и снова впадали в нужду. Чтобы вновь превратить их в «рационального потребителя», необходимы усилия по их реабилитации. Понимают ли это российские разработчики программы «сокращения бедности вдвое»?

17

Четких определений тех социальных категорий, в которых они мыслят реальность, наши реформаторы в принципе избегают. Они, однако, приняли неолиберальную программу и регулярно напоминают о своей к ней приверженности. Уже с самого начала реформы наши интеллектуалы легко проскакивали все умеренные градации социал-демократии и либерализма, доходя до крайностей неолиберального фундаментализма. Их решения категорически несовместимы с умеренными установками Рузвельта в США или Эрхарда в ФРГ.

18

Заметим, что 1992 г. отменили школьную форму — давно найденный школой способ предотвратить стигматизацию одеждой. В советской школе 1930-1940-х годов с их уравнительным бытом хвастаться костюмом не приходилось. Но как только в 1950-е годы жизнь стала налаживаться, для мальчиков ввели форму (1954 г.), а у девочек она была восстановлена в 1948 г.

19

Этот первый доклад был подготовлен под научным руководством И. М. Ильинского. Он вспоминает: «Это полный текст проекта доклада Правительству РФ, который был подготовлен Научно-исследовательским центром при Институте молодежи под моим научным руководством и при моем авторском участии… На заседании Правительства при обсуждении этого доклада, посвященного проблемам воспитания молодежи, выступили ныне бывший первый вице-премьер Сосковец, бывший министр обороны Грачев и бывший министр образования Кинелев и оценили доклад как очернительский… Бывший премьер Черномырдин снял вопрос с обсуждения и запретил бывшему тогда Председателем Комитета по делам молодежи А.В. Шаронову рассылать Доклад на места. Указание было выполнено» [108].

20

Надо заметить, что Д.В. Трубицын делает такую оговорку: «Н.С. Розов характеризует понятие «негативная идентичность» как метафору, не заменяющую теорию. Он назвал книгу Л. Гудкова «мизантропической и чересчур прозападной» и в то же время «наиболее эмпирически обоснованным, комплексным и продуманным взглядом на происходящие в современной России процессы» [109]. Чересчур прозападный взгляд Л. Гудкова можно потерпеть, для нас важнее эмпирическая обоснованность и продуманность выводов.

21

Выдвигался даже аргумент, что в СССР именно социальные права и гарантии начали превращаться в препятствие для осуществления «маниакальной цели советского руководства и привилегированных слоев догнать Запад». При этом многие западные ученые и экономисты предупреждали, что отказ от принципа социальной справедливости «есть отступление не от советского социализма, а от современного западного общества» [113].

22

В официальном Докладе признается, что в результате реформы не просто резко изменилась реальная эпидемиологическая обстановка, но и ухудшилось положение с выявлением источников заражения. В 1990 году 60,2% случаев впервые установленного заболевания сифилисом были выявлены и привлечены к лечению лица, ставшие источником заражения, в 2004 году — 20,2% и в 2006 году — 20,7%.

23

Речь идет именно о философии права, т. е. принципах соединения людей в общество и государство. Жизненные ситуации в человеческих отношениях, когда бывает оправданной «ложь во спасение», обсуждаются в других разделах общественной мысли.

24

Если уж вводить меру потерь «плодороднейших земель», то надо вспомнить, что в Российской Федерации нынешняя рыночная реформа «поглотила» 45 млн га посевных площадей — они выведены из оборота и зарастают кустарником.

25

Заметим, что известный исследователь- демограф, эмигрант С. Максудов (А. Бубенышев), работающий в Гарвардском университете (США) и изучавший потери Красной Армии, оценил безвозвратные потери в 7,8 млн человек, что на 870 тыс. меньше, чем в книге «Гриф секретности снят». Такое расхождение он объясняет тем, что российские авторы не