— Возвращаюсь я, значит, из Собутки во Вроцлав рейсовым автобусом, подсаживается паренек, даже можно сказать культурный, молодой, хорошенький. Не так чтобы ах, но симпатичный. Слово за слово, через час выясняется, он гей.
— Расскажу тебе, — говорит, — потому что чувствую доверие.
Я ему не сказала, это он уж сам догадался. Подъезжаем к Вроцлаву:
— Пошли, — говорит, — пошли, сходим в пивную, выпьем пива.
— Нет, сколько можно в этих пивнушках сидеть, в таком дыму, если поговорить хочешь, пойдем лучше на Остров Тумский, купим пиво, сядем на лавочку, на Одру полюбуемся. Кстати, удачно отреставрировали лавочки девятнадцатого века, к тому же вроде газовые фонари поставили.
Сидим, пьем, а он мне о поэзии Лорки (ЛОРКА — запомните это имя), в общем — культурный. Ну ладно. Я пошла отлить в кустики, вернулась, пьем дальше, и что-то меня в сон стало клонить, помню, я еще чего-то там сказала типа: «что-то сонный я какой-то после этого пива».
Просыпаюсь от телефонного звонка. Я в своей собственной кровати, телефон звонит, пани Малгося, у которой я должна была быть на обеде, но тремя днями позже! Почему я не пришла? Я говорю:
— Минутку, минутку, я должна собраться с мыслями… — Села на кровати. И как вдруг все стало оживать у меня перед глазами! Все произошедшее. Господи Иисусе, а ведь он мне чего-то подсыпал, когда я пошел отлить, пиво-то осталось на лавочке! Квартира, разумеется, очищена. Потом следствие показало, что он себе три чека выписал на тысячу каждый, на имя и фамилию свою левую, на которую у него был ворованный паспорт. За меня, естественно, расписался, моим именем и фамилией, и ни одна зараза на почте не проверила, хоть и был у них образец моей подписи в компьютере.
Кенгуриха
У Кенгурихи как-то один телок по кличке Сёгун, которого она приютила у себя, тоже украл паспорт, заграничный; что тут делать, сообщила как положено в полицию, то-се. Сделали ей новый, она и забыла все. И вдруг через сколько-то там лет едет Кенгуриха как ни в чем не бывало в Турцию на турок. Ее останавливают на границе, предъявите паспорт, то-се. Она и дает этот новый паспорт. А они на нее как набросятся!
— Боже, я, Кенгуриха — разыскиваемый убийца, разыскиваемый по всему миру! Ну и говорю этому таможеннику: «Бей меня! Бей!»
Потом (после возвращения из Турции) рассказывает мне:
— Можешь себе представить, что я была в постели с тем телком, который паспорт у меня украл, и получается, что я спала с разыскиваемым по всему миру убийцей! С каким-то Аль Капоне! С грозным мафиози. Супер был, а паспорт — хрен с ним, с паспортом!
Набросились там на нее, на этой границе с Украиной, вытащили из автобуса, вся группа, само собой, со страхом на нее вылупилась, и чего только она им там не наговорила, и как только не хабалила (потому что, насколько я знаю, успела поддать в автобусе)… А сколько потом рассказов про тюрьму напридумывала, всюду рассказывала, как ее там блатные насиловали (а то, что ее посадили, я точно знаю). Просто телок этот был преступным авторитетом и пользовался ее старым паспортом, попался, бежал, он у них значился: искать такого-то и такого-то. Но это все ничего. Ты же знаешь, какая она, Кенгуриха, какая артистка, идиотка. Что она там устраивала на следствии… Говорила:
— К ногам вашим припадаю, не убивайте меня, невиноватая я, я — Кенгуриха с заставы, телка в дом пустила, а он у меня паспорт заграничный украл…
Кенгурихины тюремные саги
… Вот и вся правда, а остальное, думается, ее фантазии, что, дескать, там, в камере она гнила три недели, прежде чем выяснилось, как оно на самом деле, что приходила к ней незнакомая женщина в чадре и подавала ей через решетку в окошке косметику, чтобы она, Кенгуриха, не подурнела за это время, — ты в такое веришь?
— Нет.
— Что сидела в одной камере с убийцей, который у нее эти духи выпивал, что, ясное дело, она у всех отсасывала. Просто хочет, чтобы ей завидовали, но ты ведь знаешь, какая она. Как в Турцию съездила, сразу заговорила так: «Турок я поимела всех, всех! Они там изголодались, потому что их женщины обязаны сохранять девственность вплоть до самой свадьбы (потом после первой брачной ночи, после ночи потери девственности они вывешивают на всеобщее обозрение окровавленные тряпки). Но и они не могут этих своих баб допроситься, а потому, только мы вышли на гостиничный балкон, — а там на соседнем балконе турецкие рабочие чего-то делали — мы им показали (тут Кенгуриха показывает: лижет палец, кокетничает, язык высовывает и прячет), а они нам взглядом на какую-то будку, потому что это был дворик типа колодец, внизу какие-то задворки магазинов, грязь, остатки цветов, фруктов и рыбы, прямо Кампо ди Фьори, ну и будка была, так они взглядом на эту будку кивают, чтобы мы вечером туда пришли. И все было бы о?кей, и уже мы могли б в копилку кое-что отложить, жить с этого, но, к сожалению, случилась недостача», — таков был отчет Кенгурихи, которой, впрочем, верить нельзя, да и не стоит задницу везти аж в Турцию, чтобы проверить и убедиться, что выдумала она все, обманывала нас, лапшу нам на уши, гадина, вешала… И сейчас у меня, воровка, двадцатку стырила.
— Но позволь, я уж закончу про этого, который про Лорку…
— Ну-ну.
Специалист по Лорке (окончание)
…В полиции у меня тут же взяли кровь на анализ. «Вот оно что: этот специалист по Лорке подлил вам „сыворотку правды“, которую американцы дают во время следствия и которая запрещена. После этого вы все выкладываете». Я испугалась: а как я домой-то вернулась? Ведь в этом состоянии я могла и человека убить, и ничего бы об этом не знала, и все бы отрицала! Следствие установило, что он сначала узнал мой адрес (я ему нежно пропела его там, на лавочке, где он меня и бросил), обчистил квартиру и дверь оставил открытой. А я уж одна с той лавочки до дома добралась, соседи показали, что меня видели перед подъездом, как я все из сумки вытрясаю и ключи ищу, думали, я пьяная. И впустили меня, смотрят, а дверь в квартиру открыта. Я НИ-ЧЕ-ГО из этого не помню. Понятно, что никто денег мне не вернул, еще пришлось выплачивать долг. А какой кошмар в этой полиции, этот опрос соседей, эта толстуха с бородавкой за пишущей машинкой, без понимания, без обхождения, лак с ногтей слезает, как в коммунистические времена, и:
— Попрошу не интерпретировать факты! Итак, вы добрались домой в двадцать два часа?
Я говорю:
— Я не помню, я был в бессознательном состоянии, соседи сказали, что да.
Она:
— Так это был мужчина или нет?
Вот такой разговор, пишет: гомосексуалист, специалист по Лорке. Я: «Что?» Она: «Так ведь это вы сами сказали»… Как будто полиция сама «сыворотку правды» в моей крови обнаружила, однако этой бабе не сказали. Она совсем запуталась, поняла только, что «направился к месту жительства в районе двадцати двух часов». Потом еще выяснилось, что многих сосалок этот специалист по Лорке таким же манером обработал.
