клинок болтается в рукоятке. То ли крепление расшаталось, то ли дерево рукоятки треснуло.
***
Корс Кант смущенно улыбнулся, глянул на бесполезный кусок металла. А на поручне осталась лишь едва заметная вмятинка.
- Ну-ка, лучше один из этих, - предложил Кей и развязал связку, в которой оказалось четыре меча и один топор.
Корс Кант, ненадолго задумавшись, выбрал гладиус. Он был тяжелее, но зато баланс оказался намного лучше, чем у его прежнего клинка.
Меч показался Корсу Канту до боли знакомым. Точно! Совсем как тот призрачный меч, который торчал из стены за окном Ланселота и который спас ему жизнь. Корс Кант бережно положил арфу на палубу, выбросил за борт прежний меч и покачал в руке новый.
- Да это.., это меч для Гвидиона или для Энея!
- Ха! Не обманывайся. Меч неплохой, но не самый лучший. Обычный меч пехотинца, так что для неопытного барда будет в самый раз. Если хочешь, можешь попросить кого-нибудь из младших командиров поднатаскать тебя во владении этим оружием до утра. Я бы лично тебе посоветовал держаться поближе к принцу Ланселоту и вообще не лезть в драку.
Заснуть не можешь - это не беда. Иди под навес, ложись и тихо лежи. Не поспишь - так хоть отдохнешь до подъема.
Тут к ним направился Какамври. Корс Кант поскорее поднял арфу и скрылся, пока ненавистный центурион его не заметил.
Бард ослушался Кея и под навес не пошел. Вместо этого он перебрался к носу корабля и дошел почти до золоченого дракона, украшавшего бушприт. Там он, однако, нашел не Анлодду, а короля Меровия.
- Государь, - воскликнул бард, - погляди, что дал мне Кей. - Он показал королю свое новое оружие, но тот смотрел только на арфу. Покачав головой, Меровий проговорил:
- Меч не подарит тебе мужества. Я это слишком хорошо знаю. Мужеством питаются из чаши.
- Из чаши?
- Меч - это сила в бою, но сила бесполезна без чаши духа. Истинное мужество - это сочетание силы и духа.
Меровий взял барда за руку, притянул к себе, заглянул в глаза.
- Что ты... - Корс Кант не договорил, слова словно упали в море.
Не в силах отвернуться, он всматривался в глаза Меровия, похожие на бездонные колодцы посреди равнины. Почти черные, в их цвете тонул алый цвет войны, синий - искусства, зеленый - богопочитания, все цвета, вплоть до ярко-белого.
Корс Кант отшатнулся, запрокинулся и стал падать, но не коснулся палубы, хотя падал немыслимо долго. Он летел, как птица, парил, словно дракон. Он ощущал собственное тело, он видел еще несколько тел, парящих подобно его собственному, далеко на горизонте. Но его не было среди них.
А потом он очутился в белой комнате, такой же белой, как и он сам. Серый туман струился сквозь тесное оконце, но его опережал лунный свет, хотя луны в окне видно не было. Круглая комната была поделена на сегменты едва заметными линиями. В центре лежало тело, обернутое в саван из чистого серебра.
Корс Кант, как зачарованный, смотрел на тело, боясь пошевелиться. И вдруг тело объяли языки пламени.
Пребывая внутри своего видения, бард без страха приблизился к лежавшему на полу телу и коснулся обгорелого края дивной ткани. Там чернели слова, почему-то нетронутые пламенем.
'Et in Arcadia ego'. 'И в Аркадии я'. Совершенно бессмысленные слова Меровия, 'записанные' Ланселотом, который не умел ни писать, ни читать.
- Это до сих пор ничего не значит! - выкрикнул Корс Кант в отчаянии. Что могла значить Аркадия - грубая, дикая страна, кишевшая дикарями и знаменитая только тем, что ее царь Агапенор послал войско на Троянскую войну на микенских кораблях.
Странно, но эта комната напомнила Корсу Канту о радужном свечении в пещере Анлодды, когда она зажгла там свечу, когда она провела его к свету. Он опустил глаза и увидел бегущий по полу тоненький ручеек. Он мог поклясться - прежде его тут не было. Его левая, босая нога стояла в воде.
Он снова ощутил холод таинственной подземной реки - в точности так же, как тогда, в хрустальной пещере. 'А подо мной течет безмолвная вода...'
Подземная река. Классическая пифагорейская аллюзия, путь к тайне, передававшейся из поколения в поколение или по тайной родовой линии. Но что могло быть общего между ними (Длинноволосым Королем, багряноволосой принцессой и им, бардом-недоучкой)? Какая тайна, какая кровная связь передавалась при рукопожатии и уводила назад, в прошлое к кому-то.., к Сыну Вдовы, которого называли Хирамом Абиффом, да и то только в месяцы, заканчивающиеся на мягкий знак?
Буквы расплылись, поднялись в воздух с серебряной ткани вместе с дымом 'Et in Arcadia ego'. Они медленно вращались, а потом преобразились в новое созвездие, а потом вернулись и преобразились в анаграмму: 'I tego ar'.
Испугавшись во сне неизвестно чего, Корс Кант содрогнулся и закрыл глаза ладонью, чтобы не читать дальше. Когда он осмелился посмотреть сквозь раздвинутые пальцы, буквы исчезли.
Он шагнул вперед, наклонился. Его пальцы коснулись удивительной ткани. Он был готов отдернуть пелену, увидеть лицо лежавшего на полу.
А потом чьи-то руки грубо оттащили его назад. То была Анлодда, и вид у нее был испуганный, Она была вся в белом - в хитоне, расшитом серебром. На голове ее сверкала серебряная корона, в руке она сжимала окровавленный топор.
- Корс Кант Эвин, что ты делаешь в моем сне? Я сплю на палубе, отдыхаю перед боем, а ты вдруг врываешься в мой сон и притом грубо, должна тебе сказать! С мечом - надо же! Это не твоя война, мог бы уже понять. Но каждый мужчина - мальчишка, а мальчишки иногда играют в войну.
- Кстати, - продолжала она, - у меня для тебя кое-что есть. Подарок. Вот посмотри. - Она протянула руку. На ладони у нее лежала крошечная бутылочка с темной жидкостью - наверняка что-то вроде зелья, которое она всучила ему перед посвящением. - Когда тебе будет одиноко в материнской утробе, когда ты будешь тяжело ранен и испугаешься мрачной Аркадии, это поможет тебе выйти на свет.
Она вложила в пальцы барда пузырек, на котором было написано 'Выпей меня'.
- А теперь забудь о мече и займись лучше своей арфой, - повелела она, и это было так похоже на Анлодду. - Оставь сражения мне. Я в конце концов ради этого родилась.
Она по-королевски щелкнула пальцами. Прошуршал по полу ее хитон. Корс Кант моргнул - и все пропало. Он стоял на палубе, а король Меровий держал его за руку.
Почему-то бард был полон странной уверенности: там, на полу, лежало не его тело. И не тело Анлодды. Ткань и сам мертвец были наполовину сакские, наполовину бриттские.
Король приглядывался к Корсу Канту. Он, похоже, догадался, что юноше только что было видение.
- Быть может, твою чашу наполнит музыка, но я не очень в этом уверен. Лучше поищи ее в океане любви, - посоветовал Меровий. - Пообещай мне: когда найдешь ее, не отходи от нее, пусть она защитит и спасет тебя от зла - это ее задача в этой жизни, вот почему я послал ее к тебе.
- Ты послал ее?
- Она из моих людей. Она знает меня. Пусть она наполнит твою чашу. Но только тогда, когда ты найдешь ее, и она будет одна.
- Но.., если она меня не хочет? Меровий промолчал и снова взял Корса Канта за руку. Пальцы его пожали ладонь юноши знакомым знаком.
- Оставайся рядом с ней, она не потеряется. Когда двое вместе - они как один, а врозь - они ничто?
Корс Кант ответил знаком, которому его научила Анлодда. 'Меровий! Я должен был догадаться? А кто же еще Строитель? Мирддин? Ланселот? Уж точно не Артус...'
- Обещаю, - искренне ответил он.
- Для детей наших детей нет никого важнее тебя. - Он улыбнулся и тоненькие морщинки залегли в уголках его рта, выдавая возраст. - Хотя, признаться, я и сам не пойму почему. И все же. Тебе еще предстоит сыграть свою роль, передать тайну, которая течет глубоко под землей.
Он сжал плечо юноши и ушел во тьму, к своим сикамбрийцам. На миг Корсу Канту почудилось, будто в
