Просто не думала, что он способен так обидеться.
— А потом ты поссорилась с Патриком, — продолжал он. — В тот вечер позволила себя обнять… плакала на моем плече. Помнишь, Ребекка? Я был так счастлив.
Я вспомнила, как рыдала в телефонную трубку и Чарльз тут же примчался ко мне — с вином и букетом роз. Теперь он склонил голову мне на грудь. Я гладила его тонкие спутанные волосы, пытаясь успокоить.
Но когда он выпрямился, я увидела, что выражение его лица изменилось.
— И тогда я подумал, что ты любишь меня. Я ждал и ждал… тебе нужен был кто-то, а я был рядом. И я сделал тебе предложение. Ты носила чужого ребенка, Ребекка, а я все равно предложил тебе выйти за меня. Знаешь, даже кольцо приготовил.
Говорить я не могла, поэтому просто качнула головой. Я вспомнила Саутэм, безжизненный, неестественно застывший ландшафт.
— А ты рассмеялась, — недоуменно промолвил он. — Рассмеялась.
Я увидела, что любовь в его взгляде сменилась гневом. Медленно, очень осторожно я начала подниматься на постели, чтобы, если понадобится, успеть выскочить в дверь.
— Я не хотела тебя обидеть, Чарльз, — мягко сказала я. — Мне не следовало смеяться. Прости.
Он резко повернулся, схватил меня за плечо, встряхнул.
— Чем я тебе плох, Ребекка?
— Не в этом дело. — Его костлявые пальцы впивались в мое плечо, причиняя боль. — Я к тебе очень привязана, Чарльз. Ты — мой давний друг… — Я слышала панику в собственном голосе.
— Я только хотел получить то, что имели другие. А потом, когда мы поехали в Болотный край, я понял, что мне не дождаться. Другим можно, а мне нет. Вот я и подумал: почему бы не взять самому?
Послышался стук — должно быть, ветер захлопнул открытое окно, предположила я. Чарльз повернул голову. Я поспешила воспользоваться представившейся возможностью и, вырвавшись от него, кинулась через комнату к двери. Но едва я схватилась за дверную ручку, он бросился на меня, я упала и ударилась головой о дверь. Колени подо мной подкосились, и я сползла на пол. Увидела звезды на потолке с покрытием из артекса.[80] Меня окликнул чей-то голос.
— Патрик, — пискнула я и подумала: вот дура, вообразила, что Патрик пришел меня спасать.
Чарльз подмял меня под себя, стал рвать на мне одежду, превращая в реальность все мои самые жуткие ночные кошмары. И вдруг тяжесть ушла, я вздохнула полной грудью, открыла глаза и увидела, что Патрик тащит Чарльза через комнату. Чарльз ударил Патрика кулаком, и тот рухнул на мой письменный стол. Мой ноутбук, коробка с дисками и груды бумаг полетели на пол. Чарльз кинулся на Патрика, но тому удалось его отпихнуть. Я понимала: надо что-то делать. Позвонить в полицию или ударить Чарльза вазой по голове, как это делают героини фильмов, но я просто не могла пошевелиться. В любом случае дрались они не как в кино — неумело, беспорядочно, удары часто не достигали цели. В конце концов Чарльз, неуклюже поднимаясь на ноги, стукнулся головой о край столешницы и, оглушенный, повалился на пол. Патрик вновь замахнулся на него кулаком, но я крикнула:
— Патрик, прекрати… ради бога! Хватит!
Патрик глянул на Чарльза. Тот не шевелился. Пошатываясь, Патрик отступил к кровати, сел, тяжело дыша, и опустил голову на ладони. Потом спросил:
— Ты как? В порядке?
Я кивнула без особой уверенности. На мгновение комнату окутала тишина, потом послышались душераздирающие всхлипы. Чарльз плакал. Лежал под столом, подтянув к подбородку колени, и плакал. Моя разгромленная комната наполнилась стонами отчаяния.
Я отослала Патрика на кухню, велела найти лед и положить холодный компресс на подбитый глаз, а сама ползком подобралась к Чарльзу и уговорами выманила его из-под стола. Потом села на кровати, держа голову Чарльза на своих коленях. Тот, рыдая, говорил, что не хотел причинить мне боль. Мне казалось, что все мое тело в синяках, но физические страдания были ничто в сравнении с муками совести. Чарльз любил меня, а я не принимала его чувства всерьез. Если ничто другое, то уж во всяком случае история жизни Тильды должна была меня научить, что любовь может глубоко ранить того, кто любит. Теперь я верила, что Чарльз не лгал, когда говорил, что не хотел причинить мне боль. Поэтому, когда Патрик снял телефонную трубку, собираясь позвонить в полицию, я его остановила.
— Ребекка, как же так?! Он пытался тебя изнасиловать! Я все видел и слышал.
— Он болен, Патрик. — Я пыталась придумать, как быть. — Позвоню его сестре… может, мать убедит его лечь в клинику.
Патрик стал возражать, но я стояла на своем. Ночь в камере доконает Чарльза. Мы разыскали его мать, а потом, казалось, все произошло очень быстро. Выведенная из присущего ей состояния чопорной отстраненности, мать Чарльза прибыла вместе с врачом с Харли-стрит, ворча, что ее выдернули из постели в неурочный час. Чарльз к этому времени уже пребывал в ступоре и пошел за ними безропотно. Мы с Патриком остались вдвоем в хаосе моей гостиной. В половине четвертого ночи.
— Спасибо, Патрик, — поблагодарила я его дрожащим голосом. — Как ты узнал?..
— Я не знал. Мне нужно было кое-что тебе сообщить. Я несколько недель пытался связаться с тобой, оставил несколько сообщений на твоем автоответчике.
— Я стирала их не прослушивая, — виновато объяснила я.
— А… — Он посмотрел на меня. Над бровью у него красовался рваный порез. — Пожалуй, это даже к лучшему, иначе я не пришел бы сегодня. В общем, я работал допоздна и решил, что по дороге домой заеду сюда и, если свет будет гореть, зайду. Только собрался постучать, слышу — крики. Я обошел дом, думал, может, задняя дверь открыта. Она оказалась заперта, но мне удалось залезть в окно.
— Патрик, завтра у тебя над глазом будет великолепный синяк. Так что ты хотел мне сообщить?
— Пришли результаты ДНК. Это Дара Канаван.
Я и не сомневалась. Какое-то время мы сидели в молчании.
— Ребекка, — наконец произнес он, — я услышал кое-что из болтовни Чарльза. Он сказал, что ты ждешь от меня ребенка. Это правда?
Я кивнула.
— Боже правый! — Он обратил на меня свой взгляд. — Но это, должно быть… сколько…
Я видела, что он силится высчитать срок, и быстро произнесла:
— Должно быть, это случилось в Камбрии. Думаю, срок почти три месяца.
— Думаешь? — Будучи юристом, он моментально выделил ключевое слово.
Я моргнула. Впервые за весь этот долгий ужасный вечер мне захотелось плакать.
— У врача я еще не была. Нет смысла. Пока не решила, как поступлю.
— О, — как-то неопределенно произнес он, сразу замкнувшись в себе.
— Не все так просто, — сердито сказала я. — Я бы хотела иметь ребенка, очень, но ты же видишь, какая маленькая у меня квартира, я мало зарабатываю. Смогу ли я обеспечить ему приличное существование? Если с книгой не получится, мне придется заняться преподаванием или устроиться секретарем. А так как я буду работать, я не смогу уделять ему должного внимания и…
— Прекрати. — Он обнял меня, привлек к себе, и я расплакалась у него на плече, слезами смачивая его дорогую белую рубашку.
Патрик настоял, чтобы я показалась врачу, и привез меня в ближайший травмопункт. Там, пока мы ждали приема вместе с другими пострадавшими со сломанными руками, разбитыми головами и ожогами, он спросил:
— Почему же ты раньше мне не сказала?
Обессиленная, я вспомнила про упущенные возможности и недоразумения минувших недель.
— Да как-то все не было подходящего момента. И потом, я думала, ты меня ненавидишь. Думала, ты по-прежнему любишь Дженнифер.
— Я видел тебя в тот вечер. Побежал за тобой, но ты исчезла в толпе.
К усталости примешалось чувство неловкости. Оказывается, это был Патрик — мой преследователь, призрак, что гнался за мной в тот вечер в Ричмонде. И по-видимому, я приняла за проявление любви обычное приветствие мужчины, по-дружески обнявшего при встрече мать своего ребенка.
