- Возражаю! - встрял Кей. - Против Корса Канта у меня те же возражения, что и против Медраута, только их вдвое больше! Анлодда бросилась на защиту барда, но юноше показалось, что она делает это довольно вяло.
- Он нам нужен, чтобы кто-то смог прочесть мою карту. Она на греческом, и...
- И тебе кажется, что на карте - сплошная Греция? - саркастично поинтересовался Ланселот.
- Я этого языка никогда хорошо не знала. А мы попадем в Каэр Харлек со стороны окраины, где я никогда не бывала.
- Дай-ка я взгляну на карту. Может быть, я сумею ее прочитать.
- Я же сказала: она на греческом!
- Даже если на греческом, прочитаю я эту треклятую карту.
Анлодда запустила руку за вырез сорочки и вытащила свиток пергамента. Развязала, разложила на колючем кусте. Карта оказалась испещрена столбцами мелкого почерка.
Корс Кант наклонился и вслух перевел:
- Три двери после булочной.., стойла. Пройдя через них.., попадаешь на улицу Трагедий.
- И это - карта? - презрительно спросил Ланселот.
- Это руководство для путешественника, - уточнила Анлодда. - Оно составлено сорок лет назад и описывает Старый Город, окружающий крепость, именно туда нам и нужно попасть.
Ланселот смирился с поражением, но неохотно. На миг Корсу Канту даже показалось, что все с ним, как прежде. Ехидство всегда отличало Ланселота.
- И долго ли продлится путешествие? - язвительно поинтересовался он.
- Когда я как-то раз удрала.., то есть ушла из Харлека на рассвете, а вышла у подножия Синей Скалы при свете звезд. На путь у меня ушло девятнадцать-двадцать часов. Это долгая дорога, господин.
Полководец свирепо вцепился зубами в кончики усов - так свирепо, словно они ему не принадлежали.
- Значит, если выйдем в полночь, на месте будем к сумеркам. Надеюсь, покидать Харлек нам придется не под покровом темноты, и более достославно.
Анлодда кивнула.
- Как христианские мученики. Ланселот метнул в нее яростный взгляд.
- Если нам будет сопутствовать успех, юты будут настолько обескуражены, что мы сумеем и поверху уйти из города. А дотуда далеко? До туннеля, я хотел спросить?
Принцесса пожала плечами.
- Полдня, а точнее - полночи. В темноте быстро не побежишь, даже при такой луне. 'Поспешишь - людей насмешишь'. Так и тот, кто идет впереди, быстро окажется в бездне. Как Икар. Его Икаром звали, Корс Кант?
Бард кивнул.
- Он подлетел слишком близко к Солнцу, опалил крылья и упал в море.
- Полночь миновала, - напомнил Кей. - Луна клонится к западу.
- Отправляйтесь, - кивнул Ланселот Какамври и Наву. Анлодда схватила Корса Канта за руку, повлекла к сине-черным холмам, поросшим лесом. Трое великих воинов устремились следом за ними, цепляясь носками сапог за корни и продираясь через буреломы.
Глава 10
Один вопрос не давал покоя Корсу Канту. - Анлодда, - прошептал он, боясь, как бы от звука его голоса не зашевелились ветви замерших в покое сосен. Если ты на самом деле принцесса, значит, ты выросла в этом городе. Зачем же тебе карта?
- Ты всегда такой подозрительный? - огрызнулась Анлодда. - Затем, что я точно знаю: мне не хотелось бы прожить всю жизнь рядом с тем, кто сомневается в каждом моем слове. Только не думай, что это значит, что я собираюсь прожить всю жизнь с тобой. Кроме того, я веду двойную жизнь.
Анлодда подбросила нож, поймала на третьем обороте и подбросила снова.
- А я уверен, что хочу провести остаток жизни, et cetera <и так далее (лат.).>...
- Et cetera? Корс Кант, ну почему тебе всегда нужно переиначить самую простую фразу, превратить ее во что-то возвышенное? Ну ладно, как бы то ни было, с картой надо обращаться с умом. Она устарела. - Она, прищурившись, уставилась на мелкие буквы. При свете луны читать было сложно. - Ну вот, например, то, что тут написано про лавку, где продают изысканное платье, просто вранье. Сколько я себя помню, тут всегда стояла мастерская писца.
- Но это один и тот же дом? Ну, то есть названо неверно, но вообще-то карта не врет?
- Это так. Я ее потому и взяла. Не хватало еще, чтобы тут дома были переставлены!
Анлодда улыбнулась, и при виде ее потеплевшего лица юноше сразу стало веселее.
- Можно мне взглянуть? - спросил он.
- Не потеряешь? Ну бери, да не вырони. Она отдала барду свиток, и он быстро пробежал глазами описание города, перечел, словно читал поэму к испытанию в школе друидов. Поблагодарив девушку, Корс Кант вернул ей карту.
И тут его словно озарило.
- Ты сказала про лавку, где продают изысканное платье! - воскликнул он, схватив Анлодду за рукав. - Но как ты могла узнать, что это именно она? Значит, ты умеешь читать по-гречески!
Анлодда глянула на юношу так, словно увидела перед собой сакса.
- А разве я говорила, что не умею?
Она вырвала руку и цепко сжала плечо Корса Канта, но тут же отпустила.
Несколько мгновений они молчали. Наконец Корс Кант решился сделать выдох. Он покраснел, но в темноте этого, на счастье, не было заметно. Он надеялся, что Анлодда не почувствовала и той вины, которая захлестнула его с головой.
Глава 11
Ланселот дал немного времени до выхода, поэтому я прогнала Этого Мальчишку, уселась на землю в темноте и задумалась. С тех пор как Канастир и его дружки-саксы напали на нас на лесной дороге, я не могла избавиться от воспоминаний о страшной смерти брата. Стоило мне закрыть глаза, и я видела его искаженное страхом бледное лицо, руки, поднятые, чтобы защититься, и его взбешенную, обезумевшую лошадь, вставшую на дыбы и втоптавшую его в грязь.
Всякий раз я прогоняла жуткие воспоминания. Но на этот раз я решила обдумать все как следует, вспомнить всю жизнь Канастира-'червяка', как ни содрогалась моя душа при мыслях о нем. 'Не в правилах воина, - уговаривала я себя, - отгонять воспоминания только из-за того, что ты боишься их'.
Я заставляла себя снова и снова видеть ужасающее зрелище, и чувство вины в происшедшем мало- помалу покидало меня. Я ранила его лошадь - это верно, но разве я могла предугадать, что она сбросит Канастира на землю и затопчет? Но даже если бы я сама прикончила его подвернувшимся под руку булыжником, разве мало у меня для этого было причин, если вспомнить, каким мукам он подвергал меня в детстве?
Этот подонок заслужил смерть, а я заслужила право убить его. Наконец, я поняла, о чем я горевала сильнее всего: о том, что не могла сказать: 'Это я убила его!' 'Господи, - спрашивала я, - неужели чувство вины было вызвано ненужными угрызениями совести из-за убийства врага?' Увы, я не могла ответить на этот вопрос. Стоило приберечь его до лучшего дня и задать дяде Лири. Этот без конца задает вопросы, вроде: 'Если нас создали боги, то кто создал их?' или 'Если двое любят друг друга больше жизни, и если один из них должен умереть, что более эгоистично - оставаться в живых или умереть и оставить любящего в тоске?'
Хотя бы на время мне все стало ясно. Я пролистала страницы жизни Канастира из конца в начало, и сделала еще одно ужасное открытие: почти наверняка Канастир свел моего отца с Кугой!
Впервые за долгое время разум мой работал четко и ясно: на самом ли деле Канастир был таким уж слабаком?
Действительно ли он не смел задницу подтереть без дозволения отца?
Они оба были актерами в этой пьесе, и страшная мысль пришла мне в голову: вдруг это действительно была лишь пьеса, которую они разыграли для собственного увеселения, чтобы одурачить всех, включая и меня? Они оба меня недолюбливали, и если верить слухам о моем рождении, я понимала, из-за чего. Канастир хотя бы был родным сыном Горманта, хоть и не сыном моей матери.
А если Канастир вертел отцом, как хотел, тогда многое становилось понятным - в том числе и то, почему
