патио. Однако тягостного впечатления эта часть здания не производит. Белизна наружных и внутренних стен, просторный патио, залитый слепящим солнечным светом, создают ощущение легкости и безмятежности.
Столь странное на первый взгляд сочетание старины и современности, формы и содержания как нельзя лучше отвечает замыслу его хозяина: задумав свой дом как домашний музей, Освальдо Гуаясамин сам его и спроектировал.
- С какого рубежа начался мой путь в искусство? - переспросил Освальдо и задумчиво посмотрел в стену-окно, за которым далеко внизу, в долине, простерся Кито. - Пожалуй, с раннего детства. Да, с раннего детства, - повторил он с мягкой, чуть грустной улыбкой. - Мои сверстники не хотели играть со мной - я был для них 'индио'. По-детски обостренное ощущение униженности и несправедливости будило во мне желание убежать от обидчиков, улететь далеко-далеко, туда, где нет расовой дискриминации, где нет деления на белых и 'индио', где все - 'индио' и все равны. И я начал рисовать. Рисунки были наивные, бесхитростные, чисто личного плана. Мне было тогда шесть лет.
Я рано испытал и глубину унижения, порожденного социальным неравенством, ведь я происхожу из очень бедной семьи, - продолжал Освальдо. - Мой отец был индеец, мать-метиска. Из десяти детей я был старшим. И когда в восемь лет я в первый раз вышел на улицы моего родного Кито, чтобы продать свои рисунки и плакаты, то это было продиктовано желанием помочь семье.
Учился Освальдо плохо. Кроме рисования, его ничего не интересовало, разве что история и география да еще игра на гитаре. Вот и вся учеба. Немудрено, что будущую гордость Эквадора часто исключали из школы, приходилось каждый год поступать в новую. С трудом одолев 'курс наук' начальной школы - а она в Эквадоре охватывает шесть классов, - Гуаясамин легко поступил в Школу изящных искусств Кито. Там он учился с упоением, и годы учебы пролетели незаметно. В 1941 году Освальдо блестяще закончил Школу - тогда ему шел 22-й год.
Все эти обстоятельства: бедность семьи, трудное детство, учеба в академической Школе изящных искусств - породили в молодом художнике обостренное чувство национального самосознания, а позже - и лучшее понимание проблем классовой борьбы. В итоге это привело к тому, что в своих картинах он еще в период своего становления как художника стремился отразить жизнь и страдания эквадорского народа.
В 1942 году Освальдо удалось организовать в Кито первую персональную выставку. Суть выставленных полотен сам он охарактеризовал как 'восстание против буржуазного академизма'. Именно тут ирония судьбы вытолкнула его на путь успеха. В эквадорской столице проездом находился американский миллиардер Нельсон Рокфеллер, и один из его друзей, дипломат, зная, что он неравнодушен к живописи, пригласил его на выставку работ Гуаясамина. Будучи и в самом деле знатоком живописи, Нельсон Рокфеллер сразу оценил незаурядность дарования молодого художника. Не поскупившись, он за высокую цену приобрел несколько его картин, а главное - пригласил Гуаясамина в Соединенные Штаты, пообещав оказать содействие в организации там персональной выставки.
Поездка в США дала Гуаясамину возможность побывать в Мексике. Там он работал и учился у Ороско, одного из 'великой троицы' мексиканских муралистов (Ривера - Ороско - Сикейрос), там же он познакомился и подружился с выдающимся чилийским поэтом Пабло Нерудой. Пребывание в Мексике оказало глубокое влияние на все последующее творчество Освальдо Гуаясамина. И дело не в том, что он называет себя 'первым эквадорским художником, занявшимся настенной живописью'. Он многое усвоил от искусства великих мексиканских муралистов: реализм, верность национальным традициям и пафос революционной борьбы, свойственные творчеству Диего Риверы, экспрессию и трагизм Ороско, резкость его живописной формы, а также глубокий социальный характер и политическую заостренность фресок Давида Альфаро Сикейроса; но что еще более важно - их патриотизм и демократичность, ясную адресованность работ 'великой троицы' народным массам.
- Со временем мои горизонты - и творческие, и политические - расширялись. - При этих словах в глуховатом голосе Освальдо зазвучали твердые нотки. - Ныне я бы сказал, что мое творчество - это сплав воспоминаний детства и жизненного опыта с личным восприятием мира, в котором мы живем. И все это - преломленное сквозь столь же личную призму художника.
- Кстати, - оживился он, - ты знаешь, что на кечуа означает 'гуаясамин'? На одном из его наречий это 'летящая белая птица', а на другом - 'дом мудрости'. - Художник откинул назад большую седую голову, озорно засмеялся и заключил: - Не знаю, как насчет мудрости, но сейчас-то я уж точно 'белая птица'...
6 июля 1986 года Освальдо Гуаясамину исполнилось 67 лет. Из них более 45 художник находится в творческом полете. И никогда: ни в начале пути, ни теперь, в расцвете творческих сил, - он не изменял темам, с детства глубоко запавшим в душу: страдания простого человека от расовой дискриминации, социальной несправедливости, войны и его борьба за избавление от этих бед, за светлое будущее для себя и для всего человечества.
Более 30 лет художник работает над большой серией картин под общим названием 'Возраст гнева'. Гуаясамин начал ее в 1952 году, и она быстро принесла ему славу. По первоначальному замыслу серия должна была состоять из 250 полотен, сейчас в ней уже более 300 картин. Но, как и само творчество, тема бесконечна, и художник продолжает неустанно трудиться.
- С начала нынешнего века, но особенно после Великой Октябрьской социалистической революции мир живет в условиях противоборства старых, отживших форм общественного устройства и новых, порожденных Великим Октябрем, - говорил мне Гуаясамин. - Борьба между старым и новым, между миром капитала и миром труда, между прошлым и будущим - вот суть 'Возраста гнева'.
Серия начинается картиной о гражданской войне в Испании, где Гуаясамин прожил весь 1956 год. Там он живо интересовался подробностями минувших грозовых событий: ездил по стране, в первую очередь по местам боев, расспрашивал людей, переживших войну, знакомился с документами. Говоря его собственными словами, в Испании он 'был занят тем, что искал и думал'. Итог этих поисков и размышлений - семь картин под общим названием 'Плачущие женщины'.
- В дальнейшем я побывал во многих странах мира, - вспоминал Освальдо, - видел почти все нацистские концлагеря, и то, что меня там потрясло, я постарался выразить в цикле из четырнадцати картин. Потом была написана большая фреска о чудовище нашего времени - атомной бомбе. Позднее появились серии картин, темами которых были войны в Корее, во Вьетнаме. Все это части одной симфонии - драматической и в то же время героической.
Семь картин, четырнадцать полотен... Мало кто знает, какой титанический труд кроется за простыми словами художника. Семь лет разъезжал он по белу свету, сделав за это время около 8 тысяч рисунков, эскизов, набросков. А возвратившись в родной Кито, уединился и целиком отдался работе. Серия разрасталась: появлялись Картины о событиях в Гватемале, Чили, Аргентине, Ливане, Никарагуа, Сальвадоре.
Гуаясамин боялся одного: успеть бы, хватило бы сил...
- Приход к власти в Чили фашизма и зверские расправы над демократами побудили меня обратиться к чилийской теме, - продолжал Освальдо. - Думаю, что эта серия будет состоять тоже из семи картин.
