Денек обещает быть насыщенным впечатлениями. Сан-Кристобаль, Дафне, Исабела - вот главные точки нашего маршрута. Карлос Айяла, с которым мы успели подружиться накануне, встречает нас радушно и докладывает, что все готово и можно сей же момент сниматься с якоря. Вскоре мы уже выходим из Канала, и яхта, набрав скорость, устремляется на юго-восток. Бальтра и Санта-Крус скрываются из виду. Некоторое время нас развлекают дельфины, эти вечные 'весельчаки моря', потом исчезают и они.
Я устроился на палубе в шезлонге и привожу в порядок заметки, сделанные впопыхах на Фернандине. Из головы не выходит галапагосский уродец-баклан. По возвращении в отель я обнаружил в библиотеке Джимми Переса журнал с любопытной статьей об этих странных птицах. В статье, давшей дополнительную пищу для размышлений, в частности, указывалось, что галапагосский баклан лишен желез, выделяющих жир, который смазывал бы его перья в воде и не позволял им намокнуть. Вот почему нелетающие бакланы после 'рыбалки' простаивают подолгу на камнях, подставив свои крылья солнцу, - они вынуждены терпеливо сушить остатки перьев.
Узнал я и еще об одной особенности этих птиц. Оказывается, вопрос опреснения морской воды, над которым веками билось человечество, природа давным-давно разрешила, снабдив галапагосского баклана железой, предназначенной специально для этой цели. Когда птица лишена пресной (дождевой, например) воды, она пьет воду морскую, и железа заботятся о том, чтобы извлечь из нее излишнюю соль; эту соль в виде рассола баклан извергает наружу, 'высмаркивает' через носовые отверстия.
- А бакланы настоящие, с перьями, водятся на островах? - обращаюсь я к Карлосу, скучающему у штурвала.
- А как же. Конечно. - Он словно ждал, когда я начну разговор. Закрепив рулевое колесо, он садится рядом. - Мы называем их бурыми за темную окраску перьев. Они такие же хорошие рыболовы, как и их облезлые родственники с Фернандины.
- Такие уж и хорошие? Если все галапагосские птицы будут ловкими пловцами, рыбы на всех не хватит... - деланно сомневаюсь я.
'Завести' Карлоса нетрудно - он сразу включается в разговор, объясняет, охотно рассказывает об островах, о повадках их обитателей.
- Всем рыба и не нужна, - качает он головой. - Например, галапагосская чайка питается только отбросами. За раздвоенный вилкой хвост ее так и называют - вилохвостая чайка. Голубям рыба тоже не требуется. А какие тут красивые голуби. Пестрые крылья, розовая грудка... Красивее их наверняка нет на всем побережье.
- У нас, Карлос, есть поговорка: 'На то и щука в море, чтобы карась не дремал', - говорю я. - Наверное, так же и у вас: если есть голубь, то должен быть и ястреб, чтобы голубь не дремал. Так?
- Точно. Есть и ястребы, - отвечает Карлос. - Но только одного вида. Они, как и голуби, называются галапагосскими. Я не знаю, чем они питаются, может статься, и голубями. Но точно могу сказать, что галапагосский ястреб - друг человека: людей он не боится, его можно поймать руками.
Фернандина с ее бесчисленными колониями нелетающих бакланов лишь один из примеров упоминавшейся 'специализации' островов на тех или иных представителях местной фауны. В отношении птиц это проявляется особенно наглядно.
На каждом острове господствует определенный вид птиц. Флореана - царство розовых фламинго. Это не эндемичный для Галапагосов вид, но слетаются они именно туда, там гнездятся, там своими брачными танцами тешат туристов. Остров Эспаньолу облюбовали для себя галапагосские альбатросы. Это крупная морская птица с телом, покрытым темными перьями, с мощной белой шеей, увенчанной белой головой с желтым клювом; весит она около четырех килограммов, а размах мощных крыльев достигает двух с половиной метров. Пять месяцев галапагосские альбатросы проводят в полете и в плавании в море, а в апреле возвращаются на остров Эспаньолу - единственное место, где они гнездятся.
Другая типичная птица Галапагосов - фрегат. О ней рассказывают занимательные истории, с ее участием режиссер по имени Природа ставит на острове Сан-Кристобаль один из наиболее впечатляющих спектаклей, который неизменно приводит туристов в неописуемый восторг.
- Флореана и Эспаньола - самые южные острова в архипелаге, - покрывает посвист ветра голос Карлоса. - Туда мы не пойдем. Далековато. Да и нужды особой нет. Розовых фламинго вы наверняка видели на материке. А альбатросы летают по всему архипелагу. Поэтому сначала 'пробежимся' до Сан-Кристобаля и посмотрим фрегатов. Оттуда - на Дафне, к 'голубым лапкам'. А потом - времени должно хватить - завернем на Исабелу. Я знаю там одну бухточку. Настоящий аквариум. Когда я рыбачил на баркасе, мы спасались там от штормов. Бот в эту бухточку не войдет. А на катере можно.
Сан-Кристобаль встречает нас ясной солнечной погодой, а бухта Тихерас - сотнями, если не тысячами, фрегатов, парящих в воздухе. Бухта глубокая, и Карлос подводит яхту довольно близко к берегу. Спуск катера на воду и доставка нас на сушу занимают считанные минуты. И все это время мы не сводим глаз с неба.
Трудно подобрать слова, чтобы описать восхищение, с каким мы наблюдаем за тем, что происходит над нашими головами. Птицы набирают высоту и пикируют вниз, планируют, кувыркаются, снова ввинчиваются в синь неба. Кажется, воздушным играм не будет конца.
Но еще больше возрастает наше удивление, когда мы углубляемся в черные скалы. Всюду, куда ни посмотришь, камни 'украшены' птицами, которые похожи на надутые красные шары.
- 'Шары' - это фрегаты-самцы, - дает пояснения Карлос. - Сейчас у птиц период спаривания. Поэтому самцы, чтобы привлечь самок, сильно раздувают большие ярко-красные мешки, расположенные под горлом. Алые шары так велики, что за ними не видно самих птиц. Эти мешки появляются у самцов каждый раз, когда наступает брачная пора, затем они сморщиваются и опадают. Раздувание красных кожных мешков и шумное размахивание крыльями - часть свадебного ритуала фрегатов-самцов. В обычное же время они в своих повседневных 'одежках' асфальтово-серого цвета выглядят далеко не щегольски. Зато у самок наряд всегда яркий - и в будни, и на свадьбе: голова и шея светло-желтые, а на крыльях чередуются перья белого и желтого цвета, что напоминает жабо испанских грандов эпохи средневековья.
Следующая цель нашего путешествия - остров Дафне. Это всего-навсего кратер одного большого потухшего вулкана, отбившегося от крупных островов и заблудившегося в синих просторах океана. Если взглянуть на него с воздуха, на ум сразу придет сравнение с серой чашкой, опрокинутой на синее блюдце. Но 'чашка' эта деформирована: один край ее отвесный, другой - более пологий, срезанный. Яхта огибает отвесный берег, нижнюю часть которого ветер и волны отчистили и отмыли почти добела, и бросает якорь со стороны пологого берега, где, как ни странно, менее ветрено и зыбь не такая сильная. Высаживаемся с катера 'по-сухому' и по узкой тропе гуськом направляемся к вершине кратера.
'Туристов просят не сходить с тропы', - гласят надписи на табличках, которые одновременно служат и указателями направления движения. Необходимость таких предупреждений понимаешь, едва натыкаешься на первую птицу, сидящую прямо на тропе. Невольно останавливаешься, делаешь шаг назад и осторожно обходишь ее по краю тропы.
У олушей тоже был период спаривания. Одни птицы уже сидели на яйцах, и, когда мы проходили мимо, они даже не шевелились, а только пуговками глаз внимательно следили за нами. Другие еще были заняты брачными танцами. Этот свадебный обряд олушей не менее привлекателен, чем раздувание красных зобов у фрегатов-самцов. Птицы топчутся на месте, поднимая лапы, и плавными, ласкающими движениями трогают клювами друг друга. В это время они так увлечены ухаживанием, что их без особого труда можно схватить руками, за что местные жители прозвали их 'глупыми птицами'. Окраска олушей удивительно гармонична: белоснежные грудь, шея и голова, наполовину белые, наполовину черные крылья, нежно- розовый, переходящий в серый клюв, большие желтые глаза, и все это дополняется голубыми перепончатыми лапами.
- Основные гнездовья - в самом кратере, - рассказывает Карлос во время очередной остановки. - Здесь, на Дафне, обитают исключительно олуши с голубыми лапами. А вот на Эспаньоле гнездятся два других вида - с красными лапами и с зелеными. Ученые говорят, что 'голубые лапки' - разновидность более редкая.
- А почему их иногда называют еще 'замаскированными орлами'? - спрашивает Свей, успевший изрядно поднатореть по части орнитологии.
Карлос молча пожимает плечами. И это был, кажется, единственный случай, когда у него не нашлось готового ответа.