- Заработаем денег, купим ей какой-нибудь хороший подарок! - решил Дамкин.
Литераторы дисциплинированно отнесли пустые чашки на поднос для использованной посуды и отправились в районную библиотеку.
Глава следующая,
в которой Карамелькин разочаровался в женщинах
Спаси меня, о Боже правый,
От бабы злобной и лукавой!
'Тысяча и одна ночь'
Вечером литераторы сидели на кухне у Карамелькина и пили чай с пряниками, которые принес Шлезинский, получивший где-то какие-то деньги. Шлезинский играл на гитаре и пел недавно сочиненный на стихи Дамкина рок-н-ролл.
- Когда ты грустишь, я хочу бежать прочь
И резать в кровь пальцы и броситься в темную ночь.
Я забываю все слова, я забываю, кто я есть.
Во мне живет только страх, когда ты грустишь!
- Круто! - поощрял музыканта Дамкин, который обожал, когда писали песни на его стихи.
Шлезинский тоже обрадованно сиял. Недавно он отпустил бороду и теперь был очень похож на еврея.
- Если тут пропустить небольшое соло, - говорил он, - а вот тут вставить сакс, это будет настоящий хит! Гораздо грамотнее, чем у 'Машины времени'!
Карамелькин, до этого углубленно читающий книжку по программированию с жирной надписью 'Фортран на ЕС', поднял голову и важно произнес:
- Музыка действительно хорошая! Гораздо лучше, чем стихи!
- Приятно услышать умную мысль! - язвительно сказал Дамкин. - Но вдвойне приятно услышать её от Карамелькина!
Карамелькин насупился.
- Кстати, надо о деле поговорить. Арнольд, как ты относишься к охране природы?
- Нормально.
- А ёжиков любишь?
- Люблю, а что?
- А ты знаешь, что ёжиков в стране становится все меньше и меньше, и скоро останется только один ёжик, да и тот - в Красной книге?
- Не слышал об этом.
- Вот я тебе и сообщаю, - Дамкин подлил себе чаю и взял еще один пряник. - Мы со Стрекозовым учредили Общество Охраны Ёжиков, чтобы эти красивые и добрые животные совсем не загнулись. Присоединяйся. Вступительный взнос всего пять копеек.
- Пошли вы со своими взносами! На работе уже достали, то общество охраны памятников, то ДОСААФ!
- Тебе что, пять копеек жалко?
- Жалко! Ладно бы на полезное дело, а то...
- Крохобор! - заклеймил Стрекозов. - Шлезинский вот уже дал десять копеек и был принят в общество. И Бронштейн уже вступил. Три раза.
- Что может быть полезнее охраны ёжиков? - возмутился Дамкин. - С такими жадными эгоистами, как ты, коммунизм не построишь!
- Я и не собираюсь ваш коммунизм строить. Тоже мне Маркс с Энгельсом нашлись.
- Карамелькин научился острить, - поразился Дамкин. - Надо эту шутку записать! Очень смешно!
Стрекозов почесал в затылке и вспомнил:
- Да, Арнольд! А как там твоя школьница? Ты с ней встретился?
- Я ее два часа прождал, а она почему-то не пришла, - сказал Карамелькин. - Кстати, надо сходить, посмотреть, нет ли от нее письма!
Карамелькин встал и вышел из квартиры.
- Арнольд обнаглел, - заявил Дамкин. - Сам за всю свою жизнь ни строчки не написал, а критикует мои стихи! Кретин-критик нашелся!
- А чего, - Стрекозов тоже подлил себе чаю. - У тебя, действительно, фиговые стихи!
- У тебя, что ли, лучше?
- Нет, у меня еще хуже! Но это не аргумент в пользу твоих стихотворений! С ними только в сортир ходить!
- А с твоими и в сортир не походишь! Ты их на такой плохой бумаге пишешь!
- Хорошая мысль! - воскликнул Стрекозов и пояснил уставившимся на него друзьям. - Надо повесить в туалете два ящичка. Один - с моими стихами для Дамкина, а другой - наоборот. И перед использованием прочитать! Если понравится, тогда отдавать в какой-нибудь журнал!
- Да, - оценил Дамкин. - Это будет хорошая цензура.
Хлопнула дверь, вернулся сияющий Карамелькин.
- Письмо! - показал он. - Стрекозов, на, прочитай! У тебя хорошо получается!
- Сам читай, - сказал Стрекозов. - Я чужие письма не читаю, особенно когда пью чай и кушаю пряники!
Карамелькин развернул листок, вырванный из тетради в клеточку и прочитал:
- 'Милый друг! Сегодня как-то особенно тоскливо и одиноко. Прости, что не смогла прийти на наше первое свидание! У нас в школе было комсомольское собрание, оно затянулось до вечера, и я не успела. А сегодня мне особенно одиноко и тоскливо. Не сходить ли нам в кино? В нашем кинотеатре идет замечательный фильм 'Винету, сын Инчучуна', я на него уже три раза ходила!'
- Да, фильм ничего, - подтвердил Дамкин. - Мы со Стрекозовым тоже на него ходили два раза. Один раз - я, второй раз - Стрекозов. Очень интересный фильм. Я там чуть было не познакомился с одной школьницей, может это была твоя?
- Хватит издеваться, - огрызнулся Карамелькин. - Слушай дальше! 'Я так изнываю от любви! Я даже почти решилась прийти к тебе домой, но ты живешь не один! К тебе ходят разные неприятные люди, а один, самый отвратительный, живет постоянно!'
- Не трудно догадаться, что неприятные люди - это мы, - догадался Дамкин. - Стрекозов, ты очень неприятный человек!
- Я знаю, - сказал Стрекозов. - А вот кто из нас самый отвратительный? Кто тут живет постоянно?
- Наверно, я? - предположил Шлезинский. - Ну и дура эта ваша школьница!
- Тише вы! - Карамелькин страдальчески сморщился. - И так из-за вас страдает моя личная жизнь, а вы еще тут шумите! Вот выгоню вас из квартиры, приведу эту милую девушку...
- Читай, читай, - разрешил Стрекозов. - Очень интересное письмецо!
- 'Этот самый отвратительный, - продолжил Карамелькин, - совсем не похож на тебя. Он, конечно, твой приятель, я не могу ничего иметь против, но вообще-то он на вид полный кретин - тощий, светловолосый, постоянно курит и, наверное, гомосексуалист! И фамилия его - Карамелькин!' Карамелькин запнулся и удивленно перечитал. - 'Фамилия его - Карамелькин!' Ничего не понимаю... Тут что-то не то написано...
- Ну-ка дай, - протянул руку Дамкин и выхватил письмо. - Так... гомосексуалист... И фамилия его - Карамелькин! Точно! А вот дальше: 'А ты такой представительный мужчина! Особенно мне нравится твоя борода, которую ты начал отпускать...' По-моему, это не Карамелькину письмо, - Дамкин заржал. - Девочка влюбилась в Шлезинского!
- Ну и дура! - протянул Карамелькин. - Вот дура, а?
- А что? - приосанился Шлезинский. - Я, действительно, красивый мужчина! А что там дальше, Дамкин?
- 'Твоя борода - это так сексуально! Ты так здорово играешь на гитаре! И так хорошо поешь! Выгони этого Карамелькина из своего дома, и я приду к тебе! Мы проведем ночь, полную любви! Твоя...' Подпись снова неразборчива.
- Ну, засранка! - страдал Карамелькин. - Эти молоденькие дурочки совсем оборзели! Меня, хозяина квартиры, выгнать из моего собственного дома!
- Точно, - сказал Стрекозов. - Женщины - они все такие!
