фотографий Гесса и, вероятно, мирных предложений, он имел докладную записку о беседе с ним, отпечатанную Перл Хайетт. Этой докладной нет ни в делах премьер-министра, ни в других рассекреченных папках. Не приходится сомневаться, что если в отчете имелись ссылки на проект мирного договора и слова Гесса о предстоящем нападении на Россию, Черчилль вернул документ и попросил переписать, убрав опасные моменты. Тот факт, что Гамильтона попросили о переделке, засвидетельствован в сопроводительном письме, приложенном ко второму рапорту о его беседе с Гессом, отправленном из министерства авиации личному секретарю Черчилля, Джону Мартину, 18 мая:
'Уважаемый личный секретарь!
Как Вам известно, премьер-министр видел мои черновые записи о первой встрече с господином Гессом.
Теперь я посылаю более подробный и точный отчет, составленный на основе этих записей, на который, я думаю, будет интересно взглянуть премьер-министру'.
Поступивший с письмом отчет, до сих пор соседствующий с ним в деле премьер-министра, не имеет даты и известен под названием 'Отчет о беседе с господином Гессом, проведенной полковником авиации герцогом Гамильтоном в воскресенье, 11 мая 1941 года'. Его копия, в свое время, фигурировала на Нюрнбергском процессе. Миссис Пайн помнит, что Перл Хайетт, чтобы после возвращения Гамильтона из Лондона напечатать ему второй отчет, взяла машинку в его кабинет.
Это свидетельствует о большой секретности работы. Она помнит, как Перл воскликнула: 'О, мне придется тащить эту проклятую штуковину в кабинет старикана!' Работа над вторым, исправленным, вариантом рапорта заняла у нее гораздо больше времени, но не исключена возможность, что Перл печатала также отчет Киркпатрика. После встречи с Гессом Киркпатрик вернулся с Гамильтоном в Тернхаус. В своих воспоминаниях он пишет о привлекательной молодой особе из женских вспомогательных вооруженных сил, которая печатала на базе докладные о его беседах. Оригинал, или 'черновые записи' отчета, напечатанный Перл во второй половине дня 11 мая, перед полетом Гамильтона в Лондон для встречи с Черчиллем, как и перевод письма Боля, адресованного Гамильтону, исчез.
Как уже упоминалось, когда Киркпатрик позвонил Кадогану и поделился впечатлениями от первой встречи с Гессом, имевшей место в то утро, он внес предложение, что, 'в силу сдержанного отношения Германии к переговорам с настоящим правительством', убедить Гесса раскрыться можно было бы попробовать, представив ему 'кого-то из членов консервативной партии, кто произведет на него впечатление человека, снедаемого желанием избавиться от настоящего правительства'. Было предложено попробовать это позже, послав к нему в Тауэр Бивербрука. Любопытную историю поведал отставной майор авиации Фрэнк Дей. Из нее следует, что Бивербрук или кто другой из подставных «парламентариев» мог посетить его уже вечером того же дня, вторника 13 мая. Дей, в то время молодой офицер, учился летать на «Спитфайрах» в Гренджмауте, близ Тернхауса. 12 мая он совершил свой первый самостоятельный полет на «Спитфайре». Гордый достижением, он записал о нем в летном журнале. На другой день, 13 мая, он и еще пятеро молодых пилотов с его курса получили распоряжение явиться в Тернхаус, где им сказали, что им предстоит стоять в карауле; после чего (не выдав оружия) их отвезли на небольшое расстояние в большой дом в викторианском стиле. За парадной дверью была винтовая лестница. Они поднялись на первый этаж. Там его и еще одного курсанта попросили встать у средней из трех дверей, выходивших на площадку. Вскоре по лестнице в сопровождении двух мужчин в защитной форме поднялся высокий немецкий офицер, одетый в мундир и летную кожаную куртку, и скрылся за дверью, у которой стоял Дей. Один из сопровождавших его людей тоже вошел вместе с немцем. За дверью Дей увидел прихожую, из которой открывался вид на просторную гостиную с мягкими креслами и тахтой. Второй сопровождающий остался снаружи с бумажным пакетом. Как выяснил Дей, в нем были «пилюли», привезенные немцем. Минут через пять по лестнице поднялся высший чин ВВС. С ним был человек в штатском. Оба они тоже скрылись за дверью. От прислуги Дей узнал, что офицера ВВС называют «герцог»; теперь он понимает, что это был герцог Гамильтон. Поздно вечером Дея отвезли назад в Тернхаус. Когда на другой день в офицерской столовой, гудевшей от слухов, Дея спросили, не видел ли он Гесса, он ответил: 'Секунд тридцать'.
В это время Гесс, предположительно, должен был находиться в хорошо охраняемом военном госпитале Бьюкененского замка, Драймен, к северу от Глазго. Его туда перевели из Мэрихиллских казарм в воскресенье днем, 11 мая. Он оставался там до 16-го числа, после чего его перевезли в Лондон. Дей, однако, уверен, что дом в викторианском стиле, куда его доставили, не был ни замком, ни военным госпиталем и находился на коротком расстоянии от Тернхауса — в 20 минутах езды, не более. Даже если принять во внимание, что по прошествии 50 лет память могла изменить Дею, здравый смысл подсказывает, что никому не пришло бы в голову привезти молодых невооруженных курсантов, проходивших обучение в Гренджмауте, в военный госпиталь к северу от Глазго, чтобы приставить в качестве караула к Гессу, и без того охраняемому сотней солдат. Ясно и другое, что Гесса доставили не в дом Гамильтона, представлявший собой любопытное строение 18-го века в виде башни. Утверждать с уверенностью можно только одно: что высокий немец в кожаной летной куртке был Гесс, так как сопровождавший его человек нес пакет с «пилюлями». Рассказывая эту историю, Дей не знал, что карманы Гесса, когда он приземлился, были набиты всевозможными гомеопатическими лекарствами. Осматривавшим его врачам он сказал, что проходит шестинедельный курс лечения и должен иметь их при себе.
Значение этого эпизода остается невыясненным. Записей о встрече с Гессом вечером 13 мая нет. Известно только, что в этот день в ранние предутренние часы состоялась его беседа с Киркпатриком и Гамильтоном в военном госпитале Драймен. Возможно, что человеком в штатском, прибывшем с Гамильтоном, был лорд Бивербрук, прилетевший в Тернхаус по просьбе Черчилля. В докладе Кима Филби не сказано, где Бивербрук встречался с Гессом. Тем человеком едва ли мог быть Иден, иначе Дей его бы узнал. Возможно, что это был Киркпатрик. Пока же этот эпизод остается темой для размышлений.
Что бы ни произошло в тот вечер, отчет Киркпатрика о второй беседе с Гессом, во время которой также присутствовал Гамильтон, состоявшейся на другой день, 14 мая, звучит неправдоподобно. На допросе в понедельник, 13 мая, Гесс до бесконечности долго развивал мысль о причинах войны с германской точки зрения, постепенно подводя к выводу о неизбежности германской победы. Когда, наконец, он перешел к вопросу о цели своего визита, его мирные предложения, в пересказе Киркпатрика, как устном Кадогану, так и письменном, сводились к предоставлению Германии свободы действий в Европе, в обмен на что Великобритания получала от Германии свободу действий в своей империи. Киркпатрик попытался, но безуспешно, склонить его к разговору о России и Италии. К этому времени Киркпатрик и Гамильтон настолько устали, что вернулись в Тернхаус. Все же следующую беседу, 14 мая, Киркпатрик начал с вопроса о самочувствии Гесса, потом выслушал его жалобы и просьбы — принести ему для чтения книги, вернуть фотокамеру, гомеопатические лекарства и принести кусок его разбитого самолета на память. Далее Гесс поведал о полете, о трудностях парашютного прыжка над Дангевелом. Когда, наконец, он перешел к политическим вопросам, он только и сказал, что выпустил из предложений два условия: Германия не может бросить Ирак в беде, и немецкий и британский народы получат компенсацию за понесенные во время войны материальные убытки; после чего он перешел к угрозам, что если Британия не согласится с условиями, Гитлер будет вынужден заставить ее подчиниться голодом. Что не сказано, так это о попытке Киркпатрика прозондировать Гесса насчет его чрезвычайно запутанных мирных предложений (как написано в его рапорте), а также о попытке со стороны Гесса прояснить этот вопрос. Вот как записал Киркпатрик прощальные слова Гесса: '…если бы беседы велись, как он надеялся, он рассчитывал на помощь квалифицированного переводчика и что во время разговора не будет присутствовать такое количество народа'.
Пока Гесс находился в Шотландии и ждал переговоров, Роджер Мейкинс в министерстве иностранных дел в Лондоне составил записку. Ее суть сводилась к следующему: прежде чем будут даны конкретные директивы агентствам пропаганды относительно линии, которой следует придерживаться в отношении Гесса, 'в первую очередь, нужно прийти к соглашению относительно причины полета Гесса…', далее он приводил некоторые рассуждения: Гесс мог находиться под впечатлением разрушений и страданий, свидетелями которых стал, происшедшая в нем перемена 'могла привести других членов партии к выводу, что он чудаковатый'; почувствовав опасность, он, возможно, решил поставить на карту все, чтобы положить войне конец. Естественно, что сотрудники министерства во главе с Кадоганом знали не больше того, что сообщил им по телефону Киркпатрик, и представления не имели о деталях мирных предложений В тот же вечер Кадоган подготовил вставку для замены параграфа в заявлении Черчилля, с которым последний
