— А кто Андреа сегодня? — спросила ее пухлая мама с кислым лицом.
— Бабушка викинга. А Тимми?
— Американский индеец с насморком. Надеюсь, не забудет захватить на сцену носовой платок.
— А у индейцев уже были платки?
— Этому лучше иметь. — И женщина вразвалочку отошла, наверное, выяснять, какие роли играют другие соперники ее сына.
Для родителей стоял кофейник с кофе, и Лу налил две чашки для них, пока Сьюзен оглядывалась, ища взглядом телефоны, выясняя, много ли их тут. Прибыла, запыхавшись, ее мать.
— Ида больше часа на телефоне держала. Наконец я сказала: «Послушай, Ида, если я не выйду из дома сию минуту, то пропущу спектакль Андреа». Но она все никак не могла угомониться, бедняжка. Лу, дорогой, этот кофе для нас?
Сьюзен пришло в голову, что, несмотря на все трагедии, жизнь быстро возвращается к обычной нетерпимости.
Другая бабушка, к счастью, увлекла миссис Гудман в сторонку, хоть на время. Лу также устремился на «пастбище позеленее»: к двум папашам, один был его приятель-юрист. И Сьюзен, оставшись одна, прогулялась мимо кафельных стен вестибюля, разглядывая картины учеников.
Двери зала открыли двое горделивых ребятишек, родители осанисто вошли в зал, точно знаменитости, наносящие визит. Сьюзен села между Лу и матерью и начисто забыла обо всем, как только на сцене появилась Андреа: удивительно хорошенькая с накрашенными губками и припудренными тальком волосами. К концу спектакля Сьюзен почти плавилась от счастья. Такой счастливой она давно уже не была, и даже предложила отправиться всем в ближайшее кафе-мороженое и отпраздновать событие. Что они и сделали. Андреа, сидевшая перед горкой шоколадного соуса, сияла гордостью. Вот почему пакет, поджидавший их под дверью, не возбудил у Сьюзен ни малейших подозрений.
— Эй, что это? — Лу подобрал его, осмотрел изящную шелковую ленту, нарядную подарочную бумагу и протянул Сьюзен.
— Это мне? Да? — сказала Андреа.
— Не знаю, может быть.
Они отнесли пакет на кухню и открыли его. Внутри, ухмыляясь, пялился на Сьюзен черный, глянцевитый человекоподобный зверек-грызун.
— Ой, ой! Телефончик — Микки-Маус! — запрыгала Андреа. — Это — мне!
Позже, когда Андреа отнесла жуткого зверька к себе в спальню, Лу повернулся к Сьюзен, которая, плеснув себе неразбавленного мартини, уставилась на пятнистую фарфоровую поверхность кухонной раковины.
— Ну, ты что? Не понимаешь? Шутка. Какой-то мерзавец старается досадить тебе, вся затея — шутка, розыгрыш. Теперь видишь?
Видела она только пятна и рюмку, которую требовалось долить.
12
— Сьюзен, тебя жаждет видеть Моди. — Секретарша коротко улыбнулась и ускакала, исполнив грязное дело.
Сьюзен медленно прополоскала кисти, протянула, чтобы не растрепались кончики, через тряпочку, завинтила пузырьки с красками, молча сказала «прощай!» рисовальной доске, которая несколько месяцев назад представлялась ей пиршественным столом, оглядела обшитые деревом стены, эскизы, фото Андреа и Лу на пароме Файер-Айленд, гравюру Хоппера «Театр Шеридана», снимок междусобойчика в офисе. Она знала, увольнение ее Моди обставит красиво. Так оно и получилось.
Моди улыбнулась Сьюзен из-за письменного стола. Улыбнулась и откинулась, принимая позу фальшивого спокойствия.
— Входи, Сьюзен, — пригласила она, и Сьюзен отметила, восхищаясь, смесь дружелюбия и грусти в ее голосе. — Садись, дорогая.
Дельце прокрутилось на поразительной скорости, учитывая, как трудно было для Мод отпускать кого- то, но уже через пять минут Сьюзен выкатилась из кабинета.
Тара промолчала, когда Сьюзен сообщила новость. Она встала из-за рисовальной доски, пририсована усы женщине на эскизе, обняла подругу и прошептала только:
— И когда же мы встретимся снова?
— Утром.
— Обещаешь?
— Обещаю…
— Тогда мотай отсюда поскорее!
— Ты сумеешь быть дома завтра утром? — спросил за обедом Лу. — Придут устанавливать телефон. — Он старательно избегал смотреть на Сьюзен.
— Теперь я всегда могу быть дома, — она повернулась к Андреа. — Поешь свеклы, родненькая, тебе полезно.
— Не люблю свеклу!
— Знаю, но все равно съешь.
— И что это означает? — поинтересовался Лу, по-прежнему уткнувшись в тарелку.
— Меня уволили.
— Как это получилось? — Лу наконец взглянул на нее.
— Тяжелые времена, — объяснила она (большего пока что не требовалось).
— Жаль, — но вид у него был совсем не сожалеющий. — А ты? Огорчена?
— В общем, нет. Андреа, ну-ка жуй, наконец!
Больше они про это не заговаривали, и Сьюзен, раздраженная, злая, притворилась, будто забыла подать десерт, оставив эклеры в холодильнике. Туда ни Лу, ни Андреа сами не заглянут ни за что, всегда просят принести. Свой она съест позже, одна.
Тяжко повис вечер. Лу сидел на кухне, просматривая киношный контракт, Андреа примостилась, как всегда, перед телевизором, выпросив разрешение лечь попозже, чтобы посмотреть фантастический фильм.
Сьюзен в спальне переставила ночной столик на сторону Лу, попробовала читать, бросила и отправилась принимать горячую ванну.
Пришло время укладывать Андреа, что-то она засиделась у телевизора.
— Ну, еще минуточку, мама! — отчаянно попросила девочка.
— Ладно, но только одну.
Сьюзен уселась на кушетке и обняла Андреа.
На экране космический корабль плыл в космосе на головокружительной скорости. Все члены экипажа, казалось, полны рвения. Сьюзен на минутку заинтересовалась молодым актером. Тут корабль устремился к чему-то в звездной черноте, чему-то огромному, беззвездному, непроглядно черному, круглому, зловеще притягивающему. Слишком поздно Сьюзен разглядела, что это — черная дыра, она видела рекламные ролики к фильму, ее от них переворачивало. Инстинктивно она поняла, что наблюдает нечто важное, нечто, имеющее отношение к ней. Зачарованная, Сьюзен не могла отвести от экрана глаз. Корабль все приближался и приближался к этой жути, его закрутила воронка, шанса на избавление не осталось ни для актеров, ни для нее. Потом они нырнули в созданный спецэффектами вакуум, вращаясь и вращаясь по концентрическим кругам черноты, головокружительно, стремительно, круг за кругом, на экране — карусель пятен: расплывчатые лица, чернота… задыхающиеся, застывшие во времени… чернота, лица, чернота, лица…
Сьюзен оторвалась от экрана, чувствуя, что и ей не хватает воздуха.