— Это было на аукционе «Кристи», — объяснил Вэнс. — Кингзбери пытался купить несколько рукописей да Винчи. А я рекомендовал купить их же другому богатому покупщику. Мы выиграли. Поэтому старик решил переманить меня на свою сторону. Мы еще и очень понравились друг другу. В молодости он был совершенно безбашенным — да он и до сих пор такой. Всех на уши ставил. Каждый раз, когда конкуренты думали, что они перекрыли Кингзбери все пути, он отыскивал выход — очень нестандартный, пренебрегая всеми точными принципами, которым учили в правильных бизнес-школах «Лиги плюща». — Еще Вэнс рассказал, как во время переизбытка газа в пятидесятых Кингзбери пошел к поставщику неочищенной нефти и предложил заплатить за нефть по текущему курсу: — «Вы с ума сошли», — ответили ему. Да, он был действительно безумен и чуток, как лиса. А потому сказал: «Я хочу быть уверен, что когда все переменится и начнется дефицит, у меня будет достаточно нефти. Поэтому я куплю ее у тебя сейчас». Тот поставщик разбогател на нефти, которая могла его обанкротить; а позже, во время нефтяного эмбарго в 1973 году, нефтеперегонные заводы Кингзбери работали непрерывно. Все крупные нефтекомпании неистовствовали. Все хотели избавиться от конкурентов и захватить рынок целиком. Я думаю, благодаря той безумной сделке Кингзбери многие психиатры нефтяных компаний оказались просто завалены работой. — Вэнс довольно рассмеялся. — Я тоже всегда все делал «неправильно». Все твердят, что способ, которым я нахожу нефть, не может работать — но он работает, и Кингзбери это нравится; возможно, в моем маленьком сумасшествии он видит себя. Черт побери, я и сам не знаю, почему мой метод приносит результаты. Я прыгаю на мотоцикл и еду в горы, прихватив несколько геологических карт, и земля как будто говорит со мной. А вернувшись, рассказываю, где бурить. У меня самый низкий процент сухих скважин во всей нефтедобывающей промышленности, — с гордостью добавил Эриксон. Потом, внезапно смутившись, посмотрел на Сюзанну и покраснел. — Надеюсь, я не наскучил вам своими рассказами о нефти.
— Ничего подобного, — поспешно ответила она. — Честно. Это интереснее, чем я могла представить. — И вы интереснее, Вэнс Эриксон, подумала она к собственному удивлению. — Вы в некоторой степени нонконформист, — продолжала Сюзанна. — Честно говоря, это меня восхищает. Я, пожалуй, в некотором смысле вела слишком закрытую жизнь. Единственный мой бунт свелся к тому, что я стала журналистом. Родственники хотели, чтобы я вышла замуж за какого-нибудь подходящего юного богатея и стала светской дамой. А я вместо этого стала изучать журналистику в Скидморе. Я хотела работать в газете в Саратоге. Обо всем уже договорились, но отец пустил в ход связи. — Она уставилась на скатерть. — Сделал так, чтобы мое заявление не рассматривали. А без денег я не могла позволить себе учиться дальше. Так что, — Сюзанна ткнула в скатерть вилкой, — я приняла отцовское предложение и стала изучать изобразительное искусство в Сорбонне. Наконец мне удалось не совсем честными путями устроиться на работу с мизерной зарплатой в «Интернэшнл Геральд Трибюн», где я писала о новостях искусства в Европе, — то есть, можно сказать, коварным путем вернулась к журналистике. А вскоре получила работу в
Вэнс улыбнулся.
— Похоже, вы обставили папеньку, — предположил он. — Сначала следовали его воле, а потом сумели стать тем, кем хотели.
Сюзанна кивнула и рассмеялась. Странно, что раньше ей не приходило в голову смеяться над семейными отношениями. Но сейчас они не казались ей такими… значительными. Ей было хорошо.
— В конце концов, отец принял это с достоинством, — продолжала она. — Полагаю, решил, что область высокой культуры подходит для того, чтобы я выражала в ней свой непокорный характер. Думал, что я сразу же уволюсь и выйду замуж — желательно до двадцати пяти. Ну, сейчас мне уже больше, и увольняться я не собираюсь. Но отец и остальные родственники заваливают меня предложениями. Говорят, что пора перестать играть в игры и найти мужа. Пока я не превратилась в дряхлую старую деву.
— Это вряд ли произойдет, мисс Сторм, — сказал Вэнс Эриксон со странным выражением лица. — Пожалуй, можно заказать ланч, пока меню у нас в глазах не двоится, — предложил он. Сюзанна согласилась.
Они заказали на двоих
За едой они продолжали мило болтать, радуясь прекращению вражды, которая измучила их обоих. От вина приятно гудела голова. Разговор то и дело возвращался к конференции, Леонардо, и, наконец, когда унесли тарелки и они потихоньку пили эспрессо, Сюзанна упомянула дневник де Беатиса и поразительное заявление, сделанное Кингзбери неделю назад на пресс-конференции в Санта-Монике.
— Что вы собираетесь делать теперь, когда исчез дневник де Беатиса? — поинтересовалась она.
Вэнс напрягся. Ему удалось забыть на несколько минут о Мартини, похищении дневника, исчезновении Тоси и телохранителе. Он заметил, что Сюзанна обеспокоена.
— Не волнуйтесь, — уверил он, — ваш вопрос не рассердил меня, просто… мне на время полностью удалось выкинуть это из головы.
— Простите, — искренне сказал она. — Не обязательно сейчас об этом говорить…
— Все в порядке. Рано или поздно об этом придется задуматься. — Вэнс с отсутствующим видом посмотрел в окно. Лишь силуэт телохранителя был заметен — просто тень на тонких белых занавесях, скрывающих клиентов ресторана от любопытных взглядов уличных прохожих.
— У меня осталась копия дневника, — сказал Вэнс. — Сейчас она хранится в сейфе «Хилтона». У Мартини была единственная вторая копия, но полиция Амстердама, обыскивая его кабинет, ее не нашла. — Как ни странно, Вэнсу стало легче после того, как он поделился с Сюзанной.
— Интересно, — сказала она. — Но сейчас денежную ценность имеет только оригинал. Зачем кому-то пришло в голову красть копию? Как бы там ни было, разве амстердамская полиция не заявила, что, по их мнению, это был случайный акт насилия?
Вэнс не ответил на ее последний вопрос.
— Они готовы красть ради информации, — ровно сказал он. А потом изложил идею, которая только что пришла ему в голову: тому, кто повинен в смерти Мартини, а также в смертях профессоров из Вены и Страсбурга, либо нужно было само содержимое дневника, либо он хотел помешать этим людям рассказать то, что они знали.
Сюзанна убрала с лица прядь каштановых волос.
— Вот это история, — сказал она, — просто невероятно.
— Доказать пока ничего нельзя, — продолжал Эриксон. — Отчасти поэтому я не стал рассказывать полицейским о том, что думаю насчет Вены и Страсбурга.
— Должна признать, доводы кажутся притянутыми за уши. Может, это просто совпадение?
Вэнс вздохнул:
— Хотел бы я, чтобы и мне так казалось. Но слишком уж много всего произошло. — И он поведал историю о прерванной встрече с Тоси.
— То был его почерк? — спросила журналистка.
— На самом деле не знаю, — ответил Эриксон. — Полагаю, к данному моменту полиция это уже проверила; записка у них. А вы это к чему? Хотите сказать, что кто-то мог его убить, а потом попытался подстроить встречу со мной? Нет-нет, — быстро сказал он, отвечая на свой же вопрос. — Скорее всего, это действительно был Тоси. Я помню, как консьержка пансиона описала человека, который ее принес. По описанию человек похож на Тоси, и он приходил один.
— Я думаю, он мертв, — неожиданно твердо сказала Сюзанна. — Я даже и не знаю, почему мне так кажется. Должно быть, интуиция.
— К сожалению, я считаю, что вы можете оказаться правы. Но зачем?
— Почему? Зачем эта секретная информация понадобилась кому-то настолько, чтобы убить человека? Что знал Тоси?
— Насколько мне известно, — предположил Вэнс, — Тоси ни разу не видел дневника, и у него не было копии. Понятия не имею, что он мог знать такого, из-за чего у него возникли проблемы.
Какое-то время они сидели молча, пили густой кофе и размышляли. Сюзанна пристально разглядывала чашку — будто ожидала, что появится какое-нибудь виденье и подскажет ей ответ. Не относительно Тоси, поскольку в эту историю она не слишком верила, а о Вэнсе Эриксоне. Вопрос был о нем.
