межнациональных корпораций, Грегори — ради крестового похода против неверных. Хашеми с удивлением покачал головой и медленно выпустил дым из легких. Но еще большей загадкой, нежели сам монастырь брата Грегори, оставалось то общее, что могло быть между ним и этим американцем. Что связывало безудержную межнациональную жадность с религиозными устремлениями? Зачем Бременской Легации, этой фашистской организации, нанимать террориста Хашеми Рафикдуста? Не сказать, чтобы Хашеми это по- настоящему беспокоило. Он убивал левых журналистов в Стамбуле по приказу правых генералов, и правых генералов в Анкаре по приказу «Турецкой народно-освободительной армии». [28] Он считал и тех и других психами. Единственно правильный образ жизни существовал только в самых строгих мусульманских республиках, где правили муллы.
Он улыбнулся и снова потянулся к трубке, потер густые проволочные брови и снова закрыл глаза, темные и задумчивые; кто-то из боевой ячейки «Хезболла»[29] описал их как «глаза Сатаны». Они были незабываемы, поэтому Хашеми почти все время приходилось носить темные очки. Таможенники могли не обратить внимания на его почти шестифутовый рост, коротко стриженные волосы, хорошие деловые костюмы, в которых он обычно путешествовал. Но Хашеми знал, что ни один из них не забудет его глаза. Еще в детстве он мог взглядом пугать людей.
Блики садящегося солнца играли на веках, и Хашеми виделись карты дорог, образуемых сосудами. Он представлял по очереди все свои тайники с оружием — они были хорошо спрятаны, и каждый было легко вписать в схему работы. Если жертва меняла планы и переезжала, надеясь избежать покушения, это ни черта не значило. Как только Кимболл или Грегори скажут, человек умрет.
Сон украдкой забирался в голову, и Хашеми думал, как бы ему назваться. Карлоса звали Шакалом.[30] А Хашеми будет… «мечом Аллаха». Да, подумал он, когда мундштук выпал у него из пальцев, вот оно. Мир будет дрожать, когда услышит про Меч Аллаха.
Когда Сюзанна с Вэнсом вернулись в Комо, солнце уже село. С наступлением темноты стало легче — по крайней мере, теперь они не привлекут любопытных взглядов автомобилистов: при виде мятого «фиата» с разбитыми окнами и разодранной гнутой крышей все разевали рот. Когда они подъезжали к Комо, Вэнс совершил нечто еще более удивительное, нежели их удавшееся бегство из дворца Каицци: нашел место для стоянки. Он поставил машину. Вообще-то парковаться там было нельзя, но Вэнс решил вести себя как настоящий итальянец, и оставил машину там.
Они молча вышли из автомобиля и двинулись по аллее лунго Ларио-Триесте. Дойдя до широкого променада, с которого открывался вид на волнорез и пирс, Сюзанна подошла поближе.
— Вполне можем слиться с толпой, — сказала она, беря Вэнса под локоть. Вокруг гуляли парочки, молодые и старые. Рука у нее была теплая и твердая. Вэнс и Сюзанна остановились у перил и сделали вид, что рассматривают лодки, а сами изучали толпу: не увязался ли кто за ними. Вэнс вздохнул. Ранее чуждый мир интриг и насилия становился знакомым. Он начал приспосабливаться к жестокости и лжи; становился осмотрительным и чутким, замечая важные детали в том, от чего раньше бы просто отмахнулся.
Но в нем развивался не только инстинкт самосохранения. К этому времени Вэнс стал больше задумываться о Сюзанне Сторм. Сейчас они молча стояли у черных железных перил, перед ними расстилалось озеро, и он с восхищением вспоминал, как ловко она подловила охранника у двери Каицци, и вообще круто вела себя все это время. Изумительная женщина.
Сюзанна стояла рядом, и Вэнс ощущал ее руку и бедро. С озера дул прохладный вечерний бриз, играя с волосами Сюзанны. Было хорошо. Городские огни резво танцевали на гребнях волн, пятна света мчались вперед, пока с блеском не разбивались о волнорез и не исчезали вместе с пеной, которая что-то тихо нашептывала.
— Я тут подумал обо всем, — повторил он мягко и почти неслышно. — Прежде всего, вы были правы. Безумием было думать, что я справлюсь со всем этим один. Надо бы отправиться в полицию прямо сегодня, но я чертовски устал.
Сюзанна посмотрела на него. За усталостью скрывались сила и решительность — она уже начинала узнавать этот взгляд. Да, некоторое время назад она с уверенностью считала, что лучше всего пойти в полицию. Лучше, если бы этим занимались профессионалы; лучше, если их подстрелят, а не дилетантов. Но сейчас Сюзанну что-то тревожило — она пока еще не могла уловить, что именно. К тому времени, как Вэнс понял, что она права, Сюзанна передумала. Она решила, что идти в полицию — не лучшая идея.
По-прежнему рука об руку, Вэнс и Сюзанна двинулись к ярко освещенной пьяцца Кавур. По обеим сторонам улицы тянулись кафе с рядами столиков, фонари и кустарники в бетонных клумбах.
Они перешли через дорогу у северного края площади и подошли к кафе «Метрополя», остановившись, чтобы пропустить толпу детишек с родителями к отделу с мороженым. Одна полная элегантная дама спорила по-итальянски:
— Но,
Сюзанна с Вэнсом переглянулись и рассмеялись.
— Такое чувство, что мы завтракали миллион лет назад, верно? — сказал Вэнс, изумленно покачивая головой.
— Я, по крайней мере, — согласилась Сюзанна, — умираю с голоду. — Они перешагнули через бордюр и направились к «Метрополю». — Постойте! — вдруг резко сказала женщина, потянув его за руку назад, и Вэнс едва не потерял равновесие. — Что вы видите вон там? Между «Метрополем» и турбюро?
Вэнс прищурился. Из-за обилия света и цвета сложно было разглядеть слабо освещенные объекты.
— Полицейскую машину, — ответил он наконец. — Точнее две. И что?
— Полицейские обычно паркуются перед «Метрополем»?
— Черт.
— Идем. — И она потащила Вэнса через дорогу к автобусной остановке.
— Куда?
— Ко мне в отель.
Вэнс невнятно согласился и молча пошел за ней.
Меньше чем через десять минут подошел оранжевый автобус; они молча сидели рядом, когда автобус, скрипя, вез их вдоль западного побережья озера, мимо виллы Олмо, через кучки домов с пыльными красными черепичными крышами, разбросанные вдоль дороги, зажатые между озером и крутыми склонами. В темноте проплывали огромные виллы, нижние части которых были искусно скрыты от посторонних взглядов тщательно спроектиро-ванными участками. Столетиями озеро Комо притягивало богачей, как магнит. Они строили, особняки у озера и переезжали в них жить, ибо уединение там было гарантировано. Власти ни о чем не спрашивали. Ходило множество историй об оргиях, тайных собраниях, значительных политических сделках, о дележе территорий между влиятельными людьми. Большинство из них были правдой.
Наконец, кашляя, автобус спустился в Черноббьо и с лязгом остановился. Вэнс и Сюзанна быстро вышли.
Женщина снова взяла Вэнса за локоть, и они пошли по главной улице, мимо полуразвалившейся заправки, похожей на декорацию к «Гроздьям гнева».[31] Дальше дорога полого спускалась мимо магазинов и отеля «Регина», быстро теряющего свою элегантность.
Постепенно расстояние между уличными фонарями увеличивалось, деревенские строения сменились с одной стороны деревьями, с другой — стеной. Вскоре они свернули направо, на дорогу к вилле д'Эсте.
Ставшая отелем вилла была построена во второй половине XVI века по заказу Толомео Галлио, необычайно богатого кардинала Комо и влиятельного государственного секретаря при Папе Григории XIII.[32] За много столетий вилла неоднократно переходила к влиятельным и богатым владельцам, в том числе — к Каролине Брунсвикской, бросившей супруга, короля Великобритании Георга IV.[33]
Распутство этой женщины породило множество легенд об ее неугомонных сексуальных похождениях. Последним частным владельцем была русская императрица Александра Федоровна, мать царя Александра II.[34]
В 1873 году из виллы сделали грандиозный роскошный отель — он до сих пор остался одним из последних на озере мест, сохранивших утонченную атмосферу королевского великолепия, хотя и цены тоже
