сути, были ему чужими. Он же должен был думать о своих. О своих близких, о своих друзьях, о своих людях.
Именно по этой причине, он сейчас вывел на это поле этих людей. Здесь, на этом поле, сегодня, в схватке с врагом должна была появиться его новая семья, должен был появиться народ, который будет способен поверить ему и пойти за ним. Андрей уже решил для себя, что Кроусмарш будет существовать отдельно от остальных людских территорий, потому что оставаться в составе Английского королевства было слишком опасно, а для этого люди должны были поверить в него, поверить в правильность учения падре Патрика. Возможно, он и ошибался, но иного выхода он не видел.
— Милорд, полки на позициях, — Джеф был серьезен и сосредоточен как никогда. Сегодня все зависело не от него и не от дружинников вообще, сегодня все зависело от ополченцев, крестьян и ремесленников, вышедших на поле брани не для того чтобы защитить свои дома, они были далеко, а для того чтобы сражаться за род людской. Выстоят ли они? Этот вопрос отчетливо читался на лице бывалого ветерана.
— Все будет нормально, Джеф. Они выстоят. Они выстоят и мы победим.
— Надеюсь на это, милорд.
— Жан, мы правильно вышли на позиции. Дьявол, ничего не видно.
— Не сомневайтесь, милорд. Орки не далее как в пятистах шагов от нас.
— Ну, с Богом.
Светало. Рассвет как обычно наступил очень быстро. На востоке появился алый диск Гра. Всю ночь небо было затянуто плотными облаками, но дождем они так и не пролились, бесследно исчезнув с рассветом.
— Денек будет жарким. — Проговорил первый из ветеранов.
— Это точно. Хорошо хоть у нас было ночное дежурство. Как представлю себе, что пришлось бы стоять в доспехах на этой жаре, то становится как-то не по себе.
— Спать на такой жаре, даже в тени, тоже сомнительное удовольствие.
— Все лучше, чем исходить потом на посту или на учебном поле.
— С этим спорить не буду.
В поле за частоколом раздались первые трели полевых птиц и беспрерывный стрекот цикад, который заглушал все другие звуки, тоже явный признак погожего дня. За спиной послышались звуки просыпающегося лагеря, а затем словно вдогонку зазвучал чистый звук трубы, играющий побудку. Послышались команды тотемов, поднимающих свои десятки, недовольные, хриплые со сна, голоса ветеранов, впрочем, на их ворчания тотемы не обращали ни какого внимания, ветераны тем и отличаются от молодых, что имеют негласную привилегию, немного поворчать в неофициальной, так сказать, обстановке. Вдоль стен двигались десятки под командой своих тотемов, с утренней побудкой совпало время смены караула. Наблюдая за этой картиной, ветераны немного взбодрились.
Второй из ветеранов, сладостно потянулся, предчувствуя скорый отдых, смена была уже в двух постах от них, а затем бросил последний взгляд на поле, еще недавно скрытое непроницаемой мглой, а затем плотной пеленой тумана. Утренний туман под первыми лучами Гра начал быстро истаивать. Вот его сплошная пелена начала распадаться на части и видимость стала улучшаться. Ветеран так и замер с разведенными в стороны руками и открытым в зевке ртом.
— Гырхово семя! — Наконец встрепенулся он. — Труби тревогу!
Первый уже видел, то, что увидел его товарищ, а потому, когда тот только кричал, он уже подносил к тонким губам, пристраивая точно между клыками, боевой рожок. И вот на смену только что замолчавшей трубе, зазвучал тревожный надтреснутый звук рожка. Словно вторя ему, послышались еще несколько рожков. Все звуки исходили с северной стены, значит, с других сторон противник замечен не был.
В разрывах тумана явственно проступал противник, выстроенный в одну линию, на полосе примерно в пять сотен шагов. Пехота в центре, на флангах замерла конница. За строем видны были какие-то предметы, очертания которых терялись во все еще не развеявшемся до конца тумане.
Едва прозвучал тревожный сигнал, как со стороны людей к лагерю урукхай устремились с десяток огненных шаров, оставляющих за собой шлейфы из черного дыма. Эти шары миновали частокол и посыпались на территорию лагеря. Дальность была просто немыслимой. Но все очень скоро разрешилось. Заряды, выпущенные катапультами людей, были очень не большого размера, однако от этого не менее смертоносны. Горючая смесь, которой были заправлены глиняные горшки, была родом из подземного царства, а как же иначе, если ее невозможно было потушить водой, гырхов огонь буквально прилипал к коже и выжигал страшные раны. Вода не была способна его погасить, лишь там, где догадались использовать песок и землю, смогли хоть как-то бороться с этим с ним.
Еще не везде удалось урезонить пламя пожаров, как их катапульты выпустили новую порцию зажигательных снарядов, по всему выходило, что машины велики, но люди метали свои снаряды очень быстро. В лагере, казалось, воцарился полный хаос, но это только казалось. Пожарные команды из парачей уже во всю занимались тушением пожаров. Тулы, цербы, турбы, быстро сбивались в строи подразделений и споро покидали лагерь через северные ворота, сноровисто разворачивая строй. Эски конницы, столь же быстро покидали лагерь через восточные и западные ворота, уже оттуда выдвигаясь на фланги, выстраивающейся пехоты. Казалось бы, беспорядочное метание дало свой эффект, и весьма поразительный. Если второй залп еще сумел накрыть какое-то количество солдат, то третий пришелся, практически в пустоту. Было подожжено несколько палаток, но никто из воинов больше не пострадал, даже из пожарной команды никто больше не получил ни единого ожога.
Четвертый залп катапульт урукхай встретили с мрачным удовлетворением. Лагерь конечно жалко, жалко и имущество оставшееся там, но главное, что урукхай живы и здоровы, а значит, не поздоровится тем, кто посмел бросить им вызов. Но произошло непредвиденное. Люди вновь удивили урукхай.
Эти снаряды не полетели за частокол лагеря, они ударили как раз по выстроившимся и приготовившимся к движению подразделениям. На этот раз емкости были побольше, вероятно люди регулировали дальность стрельбы именно весом своих снарядов. Только один из горшков попал практически в середину одной из церб, но он один практически вывел из строя не меньше половины цербы. Не меньше шести солдат заметались по полю живыми факелами. Обезумев от боли они хватались за всех, кто оказывался поблизости, эта гырхова смесь тут же прилипала к телам солдат, практически мгновенно прожигая кожу. Чтобы прекратить мучения солдат и избежать дальнейших потерь, ведь раненый не способный сражаться тоже потеря, тотемы добили эти пока еще живые факелы.
Два горшка ударились о землю перед строем и за ним, но тем не менее свою жатву собрали и они, разбрызгивая вокруг жидкий огонь и причинив ожоги не менее чем двум десяткам солдат и по факту выведя их из строя.
Из ворот уже показались катапульты и баллисты, но толку от артиллерии сегодня не будет, так как дальность слишком велика, а люди похоже и не помышляли об атаке, решив на этот раз вести бой от обороны. Это было ясно последнему из парачей, как известно набранных из самых тупых и нищих урукхай, редко кто из них выбивался в гесты, чтобы потом продолжить свою карьеру. Парачи были застрельщиками сражения, они первыми вступали в схватку с противником, забрасывая его своими дротиками, будучи лишенными какого-либо доспеха имея только по шесть дротиков, крепящихся к небольшому круглому щиту, бронзовый шлем и короткий пехотный меч, как правило из дрянного, дешевого железа.
Ясно это было и геберу, командиру пикты. Поэтому, едва войска были готовы к выдвижению, он отдал приказ к наступлению.
И вот войска двинулись вперед, сохраняя линию церб, построенных в шахматном порядке, в три линии. Первая гесты, практически самые молодые из солдат, за ними прокты, солдаты с уже куда большим опытом, в третей линии наступали траки, заслуженные ветераны, несмотря на то, что их цербы были в два раза меньше чем первых двух, здесь был собран цвет пикты, каждый из них стоил двоих, а то и троих гестов или проктов. Траки имели лучший доспех, сделанный из поперечных, находящих друг на друга, железных пластин, доспех равный доспеху конницы. Вооружены они были длинными копьями, большими щитами и пехотными мечами. В случае атаки конницы именно они выдвигались вперед и принимали на себя основной удар, пока остальные забрасывали противника дротиками и стрелами.
На флангах едва сдерживая разгоряченных коней двигались эски конницы. Им пока еще не был отдан
