Собрание стихотворений

Чужою деревянной ложкой,
Искапанной с чужих усов,
Хлебаем щи из миски общей
(Один состольник нездоров);

На тех же нарах (— что подошвы),
Где наши ноги, там и хлеб,
И протолкаться невозможно,
Когда хлебает взвод обед…

Никак ни времени, ни места,
Чтоб раз умыться, не урвать,
И насекомым стало тесно
В лесу волосяном гулять…

…Так жизнь такая превосходит
Блаженства мерой все, что мог
Своим любимцам уготовить
В раю пресветлом щедрый Бог!

И нет утонченнее пищи,
Чем те замусленные «шти»,
И помещений благовонней
Казармы — в мире не найти!

И тот слепец, кто в это время
В кафе поит вином девиц:
Не видит он, что вместе с теми
Ужей глотает и мокриц.

И жалок тот, кто тело в ваше
Купает, нежучи, свое:
Чем дух ее благоуханней, —
Тем тяжелее смрад ее.

А мы, в чудовищном удушье,
В грязи сверхмерной, слышим мы,
Как павших в славных битвах души
Поют военные псалмы,

И видим мы, как, предводимы
Самим Всевышним, — нашу рать
Сопровождают херувимы,
Уча бессмертно умирать…

Февраль 1915.

РЕКВИЕМ ЮНОСТИ

«Мне тридцать лет, мне тысяча столетий...»

Мне тридцать лет, мне тысяча столетий,
Мой вечен дух, я это знал всегда,
Тому не быть, чтоб не жил я на свете, —
Так отчего так больно мне за эти
Быстро прошедшие, последние года?

Часть Божества, замедлившая в Лете
Лучась путем неведомым сюда, —
Таков мой мозг. Пред кем же я в ответе
За тридцать лет на схимнице-планете,
За тридцать долгих лет, ушедших без следа?

Часть Божества, воскресшая в поэте
В часы его бессмертного труда —
Таков я сам. И мне что значат эти
Годов ничтожных призрачные сети,
Ничтожных возрастов земная череда?

За то добро, что видел я на свете,
За то, что мне горит Твоя звезда,
Что я люблю — люблю Тебя как дети —
За тридцать лет, за триллион столетий,
Благодарю Тебя, о Целое, всегда.

2 июля 1916