думаю, что потом они много дней жгли их трупы и складывали мощи в погребальные торбочки с рулончиками пергамента, содержавшими имена убитых. Но без имен правителей, чтобы не делать их причастными к преступлению в глазах бога Убануни. Совершая над керами СВОЙ погребальный обряд, они тем самым превращали их в СВОИХ, лишая возможности посмертного мщения. Но, заметьте, это был ПОСЛЕДНИЙ совершенный ими ледский обряд, так как, превратив керов в своих, они тут же - я не преувеличиваю превратили себя в керов, полностью приняв их пантеон, культ и язык. Последнее, я думаю, потребовало не более полутора поколений. Но, разумеется, они не стали уничтожать свое прошлое - ведь этим они бы нанесли непоправимый вред своим умершим. Так что, слава Богу, остались в целости и погребальные торбочки, и стелы, и даже некоторые юридические, податные и дарственные документы'.
Валька перевел дыхание, вытер большим носовым платком пот со лба, нежно улыбнулся сидевшей в первом ряду Катьке, потом комически-беспомощно развел руками и совсем тихо сказал: 'В этом я вижу какое-то чисто биологическое решение, удовлетворение, ну, скажем, какой-то генетической нужды в ИЗМЕНЕНИИ самих себя, какового никакими другими способами они бы не достигли. Леды думали о своем 'другом будущем', так сказать, которое началось с момента этой страшной резни. Биология не заботится о прошлом: ни уничтожает его, ни восстанавливает. И то и другое - дело культуры, а культуру-то леды и решили сменить. Значит, называющие себя керами нынешние обитатели Города являются потомками ледов, уничтоживших всех керов примерно четыре тысячи триста лет назад'.
'Последняя фраза - категорически лишняя,- сказал Игорь Михайлович Дьяконов (как показали дальнейшие события, старик был прав, можно даже сказать, категорически прав!).- Да и вообще, как вы, Валентин Иванович, можете объяснить, почему ледские писцы, педанты и аккуратисты, не вычистили из нового керского обихода те последние четыре процента своих слов?' 'Слишком долго жили в двуязычии,- объяснил Валька.- Могли и спутать, что свое, что чужое. Кроме того, они ведь не были лингвистами, Игорь Михайлович'. На что Вячеслав Всеволодович Иванов заметил, что задача полного перехода с ледского на керский могла бы быть выполнена двуязычной ледской элитой.
Когда после доклада все спешили к Юрию Ефимовичу Борщевскому, чтобы триумфально отметить 'годовщину Убанунской ночи', тибетолог Юрий Михайлович Парфионович произнес свое заключительное суждение, но не о докладе, а о докладчике. 'Все-таки странно, что ты не еврей,- сказал он Вальке.- Ведь весь набор налицо - генеалогия уничтожения, личный опыт самоуничтожения и, главное, попытка - жульническая, конечно, но у евреев это всегда так,- исследования чужого уничтожения как своего, как если бы им и своего было мало'. 'Юрочка,взмолился Валька,- у меня же все наоборот. Евреи всегда - пришлое меньшинство, и их бьет местное большинство, а здесь пришлая верхушка вырезает своих местных подданных'. 'Исторически, может быть, это и так, но непохоже на правду',заметил Парфионович. 'Ты, Юра, плохо знаешь историю,- серьезно возразил Парфионовичу Владамир Аронович Лившиц.- Без евреев история невозможна, а без правды - вполне'.
Вернувшись из Города в Лондон, я позвонил Вальке и довольно подробно изложил ему свои впечатления от тамошних людей, разговоров и улиц, не забыв при этом упомянуть об 'открытии' Мальчика и комментариях Студента и других удивительных персонажей, а также о веселом предсказании Студентом грядущей гибели Университета. Сравнив обе версии, официальную и Мальчика, я заключил: 'Смотри, Валечка, ведь обе эти версии не могут иметь никакого отношения к теме твоего доклада! Ты ведь говорил о том, что произошло четыре тысячи триста лет назад, а они относятся к событиям совсем недавнего прошлого - меньше тысячи лет назад, да? Но не странно ли, что во всех трех леды теряют свой язык, хотя в официальной это происходит по обоюдному согласию, в версии Мальчика вследствие уничтожения ледов керами, а в твоей по причине уничтожения ледами керов и последующего превращения себя в них. Не говоря уже о том, что в официальной версии у ледов не было письменности, а у керов она была, в твоей же - наоборот, в то время как сон или наитие Мальчика вообще это упускают. Знаешь, от этого можно легко сойти с ума, если захочешь'.
'Да,- послушно согласился Валька,- я бы мог сойти с ума, но не хочу. Не знаю, провалится там Университет или нет, но я-то, безусловно, проваливаюсь. Через две недели после опубликования моего доклада посланник Города в Москве заявил резкий протест против 'оскорбления национального достоинства Города' и назвал меня 'псевдоисториком, облекшим грязную клевету в покровы объективного историзма'. Теперь ставится вопрос о моем увольнении из института. Но ты ведь знаешь, я по первой профессии криминалист-графолог. Проживу как-нибудь, пока все уляжется. Да черт с ним, со всем этим! Пока решил немного позаниматься древнеперсидским. Дьяконов считает это 'категорически необходимым'. Ну а ты что?' 'Да я ничего...- начал я, но вдруг вспомнил то, что шипом застряло в памяти.- Валя! - закричал я.- Откуда взялся Древний Человек в названии твоего доклада? Не метафора ли это личного свидетельствования о событиях, без которого нет истории?' 'Не знаю,- отвечал Валька,- ты первый, кто меня об этом спросил. Я убрал Древнего Человека из названия доклада, когда послал его для публикации'.
Разумеется, такой ответ никого бы не мог удовлетворить. Но за ним было что-то еще, по судьбе или по случаю попавшее в голову полусумасшедшего Вальки, но им самим не замеченное.
Валька позвонил через два года и шестнадцать дней после этого разговора. 'Съездил бы ты в Город',- были его первые слова. 'А это зачем?' - 'А ни зачем. Просто я тебя прошу. И не отговаривайся, что нет денег. Нет денег - это состояние сознания'. 'Хорошо,- я проявил максимум уступчивости,- но что я там буду делать?' - 'Это - не твое дело. Просто явишься и предоставишь себя в распоряжение истории'.- 'Чьей истории?' - 'История - ничья, Сашенька. Это ты ее, а не она - твоя. Вот телефон Вебстера. Он ждет твоего звонка и хочет тебя видеть. Так что о ночлеге не заботься. Не лети самолетом. Только поезд. Ты увидишь совсем другой Город'.
Мне не пришлось увидеть 'совсем другой Город'. Через месяц после разговора с Валькой и звонка Вебстеру последний мне сообщил телеграммой, что ввиду неожиданно изменившихся обстоятельств он отменяет свое приглашение мне и приглашает вместо меня моего друга (и хорошего приятеля Вальки) англо-американского русского Августа В. из-за крайней нужды в геодезической компетенции последнего. Затем последовала серия разговоров, моих с Августом, Августа с Валькой и моих с тем же Валькой. Мы с Валькой его уговорили.
Он приехал в Город ровно через два с четвертью года после меня. Он до сих пор не знает - жалеть ему об этом или нет.
Глава седьмая. ОН
Он стоял на площадке, выложенной цветными каменными плитками, перед входом в отель 'Таверна', куда за час до того приехал прямо с вокзала и теперь решал, где бы ему поужинать.
Пока исполнение задуманного - не им или, во всяком случае, не только им шло безупречно. Слишком безупречно. Стрела моста - над врезанным в гранитное плато ущельем, по дну которого темно-серая змея, река Оредо, плавно извиваясь, катилась к сине-зеленому морю. Стрела поезда после двухминутной задержки в Предмостье для проверки документов за шесть минут донесла его до Вокзала. Игрушечный электрокар еще за шесть минут примчал его к отелю 'Таверна', где был заказан номер.
На журнальном столике лежало письмо от Вебстера с извинением, что тот не мог его встретить из-за необходимости быть в это время в другом месте. Он вернется через два дня и надеется, что за это время Август посмотрит восточную часть Города и главное - Новую Эстакаду. 'Ума не приложу,- писал Вебстер,отчего она называется новой, когда никакой другой эстакады в Городе, кажется, никогда не было и вообще в этой части Города вряд ли найдется
более древнее сооружение'. Еще он сообщал, что, вернувшись, поместит Августа в свой городской дом, где они будут обсуждать их будущую совместную работу о протокерских влияниях в формировании ранней цивилизации Города. (Уж не сошел ли он с ума? Или я? Нет.) И дальше: 'Валентин Иванович рекомендовал Вас как человека, который, хотя и не являясь историком и даже отрицая историю, сможет именно благодаря этому (чему?) оказаться бесценным участником нашего начинания'. Бессмыслица полная, но где же все-таки поужинать? Или сначала выпить немного здесь же, в отеле?
'Нет, нет, никого не слушайте, если действительно интересуетесь нашей историей! И держитесь подальше от этих умников из Северной Трети, всех этих переученных профессоров и недоучившихся
